100 дней плена

Ревность обжигает изнутри, разливаясь огненными реками по венам. Становится невыносимо больно и тошно от мыслей, в которых он развлекается с другой женщиной — ласкает, целует ее… Хотя это должно быть только моим!

Впрочем, три недели одиночества, накручивала себя не меньше. Может ли мужчина столько времени обходиться без секса? Мой опыт говорит уверенное «нет», когда дело не касается людей и чувств, которыми дорожишь. А я никто, чтобы заботиться о таких ненужностях, как хранить мне верность…

«О чем я, какая верность?!» — даже предъявить нечего, имеет право… И от этого лишь больнее. Слезы текут, хочется кричать… Или скулить, выть — в отсутствие хозяина…

Если бы он только знал о моей тоске, без него было так плохо, что хотелось на стены лезть. Почти не ела, не спала, не переставая думать о нем. Так ждала его, но увидев меня в постели — разозлился. Есть слабое оправдание — не знала, когда он приедет, вернулся без предупреждений. Может, нашла бы силы в себе встать тогда? И не лежать бревном…

Входная дверь хлопнула опять, заставив испуганно вздрогнуть. Только теперь извещала о возвращении Матвея, а не бегстве в прекрасный мир удовольствий.

Вытерла слезы и села, подобрав колени к груди. Сердце бешено колотилось. К горлу подкатил комок. А от напряжения закусила губу до крови. Что он сделает? Пройдет мимо моей комнаты или все-таки…

Вошел и смотрит. Думал, сплю? Да разве я могу, когда душа не на месте…. И все время ноет.

Он приблизился к кровати. Запах алкоголя и женских духов ворвались в нос. Все подтвердилось…

Матвей этого не видит, но под одеялом мои руки сжимаются в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Именно это останавливает меня от истерик, криков, скандалов и выяснения отношений.

«Ты никто» — напоминаю сама себе.

— Настя? — его голос звучит внятно. Делает еще шаг ко мне. А я вжимаюсь в спинку кровати.

«Что он хочет?» — понять сложно.

— Настя, что с тобой? — спрашивает на удивление спокойно.

— Ничего…

От моих слов Матвей нервно передернулся, на лице отразилась… боль? Или снова обманываюсь?

— Ничего, мать его… просто ничего… — начинает злиться, громко вдыхая.

Потом откидывает с меня одеяло и резко тянет на себя за ноги, нависая сверху.

— Матвей, не надо… — упираюсь ладонями ему в грудь.

Усмехается. И схватив мои руки, фиксирует за головой. Его поведение пугает.

— Пожалуйста…

Не слушает, сминая губы в жестком поцелуе. И этот отвратительный чужой женский запах, кажется, окутывает меня с ног до головы, подсовывая картинки страстной встречи.

Пытаюсь вырваться, но разве могу справиться с ним… Слишком тяжелый, возбужденный, неуправляемый…

Он отстраняется сам, только чтобы порвать мою тонкую ночную сорочку, которой тут же связал мне запястья.

— Нет! — кричу. Да что с ним такое? Не станет ведь насиловать?

— Нет?! — кричит в ответ. — Серьезно, нет?! Ты моя! И я буду делать, что пожелаю! Не строй из себя недотрогу.

— Ты пьян! — дергаюсь в его руках. — Пусти!

Смеется и кусает оголенную грудь, оставляя следы от зубов.

— Мне больно… — слезы брызнули с новой силой.

Но Матвей, словно обезумел, продолжая пытку… Оседлал, полностью обездвижив, и терзает грубой лаской — его поцелуи похожи на ожоги от медузы. Отвлекся на несколько секунд и, разорвав на себе рубашку, потянулся к молнии брюк.

— Нет… — прохрипела обессиленным голосом.

И лишь, когда снял мои трусики, понял, почему сопротивлялась, мгновенно протрезвев в тот момент от вида крови.

— Настя… я…

Отвернулась от него, задыхаясь от слез и причиненной боли.

— Черт…

Матвей заметил результат своих трудов. Натянул на меня белье, развязал руки. И прижал к себе, баюкая… Чувствую себя безвольной куклой.

— Прости, прости, прости… Не знаю, что за демон вселился в меня. Настя! Ну, ответь! Любимая моя…

«Любимая? Я не ослышалась? Показалось?» — открыла глаза, не веря столь резким переменам.

— Прошу, не плачь… — вытирает влагу с лица. — Я идиот. Позволь загладить вину. Только скажи и все сделаю.

— Как ты меня назвал? — хочу услышать опять, вдруг обманулась, придумала успокоение себе.

— Любимая… — он нежно целует мои воспаленные веки и опухшие губы.

Боль и обида куда-то исчезли сразу. Может, неправильно, безрассудно и не должна забывать все быстро, но чувства твердят иначе, лишь бы повторял снова и снова… Любимая…

— Не смотри так, Насть… Провалиться готов от своего поступка. Стыдно.

— Любишь? — тысячу раз представляла этот момент, вернее, мечтала, и не приблизилась к правде даже на шаг.

— Люблю, — мягко улыбается, а внутри меня тягучий мед разливается от смакования этого слова.

— И в тебе сейчас не алкоголь говорит? — толика сомнений все же закрадывается.

— Он подтолкнул на признание. Так ты простишь за низкий поступок?

— Только смой с себя этот ужасный запах другой женщины…

— Насть, у меня ничего ни с кем не было… — обнял мое лицо. И верю ему. — Да, я разозлился, потому что ты не встретила, но дальше своего гнева не зашел, не смог… Вот узнал бы причину твоего плохого самочувствия — не сорвался бы. Так соскучился, а твое безразличие задело.

— Безразличие? — возмутилась я. — Матвей, ты беспробудный дурак, если до сих пор не понял, не заметил, не почувствовал, что люблю тебя.

Он так и замер от признания. Глаза растерянно бегают. Не ожидал услышать.

— Это правда?

Киваю, проводя рукой по его щеке, покрытой отросшей колючей щетиной.

— И сможешь простить?

— Да. Только срочно прими душ…

— Я быстро, — целует и скрывается в ванной комнате.

Осматриваю свой внешний вид в зеркале: множественные укусы на груди, плечах, засосы на шее и отпечатки пальцев на руках. Теперь точно выгляжу жертвой насилия. Хотя на фоне признания становится все равно. Улыбаюсь, как ненормальная от внезапно нахлынувшего счастья.

Иду к Матвею, хочу тоже помыться. Этот тошнотворный запах остался и на мне.