100 дней плена

— Боюсь натворить непростительных ошибок.

— Не понимаю, о чем ты? — сажусь удобнее.

— Помнишь, спрашивала о родителях? — на его вопрос, киваю, не рассчитывала, что сам вернется к разговору о них. — Они в разводе пятнадцать лет, даже живут в разных местах. Все вместе редко видимся. Отец и вовсе заграницу перебрался. Кто, думаешь, виновник их сломанных судеб?

— Твой отец? — неуверенно уточняю.

— А почему ты так решила? — сжимает мой затылок и притягивает ближе.

— Матвей… — догадываюсь, но говорить вслух не хочу.

— Я такой же, как он: мы похожи почти во всем — характеры, взгляды, мнения, мировоззрение… Он испоганил жизнь себе и матери, хотя убежден, любят друг друга до сих пор, но никто не признается и не сделает попыток сойтись, а ведь свободны оба от официальных обязательств.

— Мы справимся, — шепчу в его губы. И сейчас понимаю: его нежелание рассказывать историю своей семьи обусловлено тем, чтобы я не делала сравнений (примеры уже есть), что своей вспыльчивостью Матвей может испортить наши отношения.

— Пообещай мне: не станешь таить обиду и злость; будешь говорить, что думаешь, не пытаясь угодить; захочешь кричать — кричи, если не согласна… Насть, лучше спорить и находить компромисс, но не молчать! Никогда…

От этих слов, видя, как дорожит и любит, расчувствовалась — слезы вновь потекли. Меня хватает на кивок. И устроившись на его коленях, целую.

* * *

Матвей

Просыпаюсь от того, что Насти нет в кровати. Провел рукой по подушке, и, не ощутив ее, резко сел. На пару секунд подумал, будто она не возвращалась, и все оказалось обманчивым и прекрасным сном, но потом услышал странные звуки…

Быстро встаю. Нахожу Конфетку в ванной комнате, в обнимку с унитазом.

— Насть… — опускаюсь рядом с ней, обнимаю лицо ладонями. Бледная, очень бледная… и вымотанная…

Она дергается и опять наклоняется над унитазом — ее выворачивает одной водой, успеваю собрать волосы в пучок, не позволяя им попасть внутрь.

«Маленькая моя… Токсикоз…» — вчера вечером хорошо себя чувствовала и не жаловалась.

— Не смотри на меня, — тихо говорит, прикрыв глаза и прислонившись затылком к кафелю.

— Не надейся, не оставлю. Скажи, чем помочь? — откидываю прилипшую прядь со лба. — Может, сладкий чай?

— О-о-о, не-е-т…

Ее снова тошнит. Вижу, как больно дается: когда уже нечем рвать, а еще тянет, сворачивая желудок в тугой узел. Схватившись за живот, она мучительно стонет.

— Иди ко мне, — осторожно беру на руки и несу в спальню, укладывая в постель. — Вызову врача.

— Нет… не надо… — останавливает, ухватив мою ладонь.

— Конфетка, доктор поможет, совсем не знаю, как облегчить твое состояние.

— Пройдет… И через пару дней иду на прием все равно.

— Вместе поедем, тоже хочу послушать, — даже не предлагаю, нужны подробности о здоровье.

Настя кивает и, свернувшись клубочком, собирается спать. Укрываю одеялом и плетусь на кухню. Звоню домработнице, прося выйти на работу вне графика: как женщина хотя бы подскажет что-нибудь, вдобавок, приготовит легкую и полезную пищу.

Что в таких случаях делают вообще? — понятия не имею, но обязан унять мучения, виновником которых являюсь, пусть и в радостном смысле. Смотреть на нее так же больно, как она плохо чувствует себя.

Дальше звоню на Настину работу. Найдя нужный контакт в телефоне, сообщил, что не выйдет, потом подумал и добавил от себя, никогда не выйдет — на том конце долго возмущались, послал ее начальника… В моих планах предложить кое-что интересное, пусть спокойно вынашивает ребенка и не думает ни о чем. Сейчас не те обстоятельства, чтобы спорить, надеюсь, согласится со мной.

Приготовив ванну, бужу Конфетку. Целую веки, щеки, приоткрытые губы… Она забавно морщится и лениво открывает глаза.

— Как ты?

— Ммм… — сладко потягивается. — Кажется, лучше. Я долго спала?

— Около пяти часов.

— Что? — резко садится, а потом, ощутив слабость, рухнула обратно на подушку. — Работа… мне же нужно….

— Уже не нужно, — ловлю вопросительный взгляд. — Только не спеши возмущаться.

— Даже не собираюсь, на это совершенно нет сил… На такой токсикоз не рассчитывала.

— Тогда поговорим об этом позже, есть одна идея. А сейчас хочешь понежиться в теплой ванне?

— С тобой? — улыбается.

— Со мной, — просовываю руки под нее, — Хватайся.

Настя обвивает руки вокруг моей шеи, укладывая голову на плечо.

«Она стала такой легкой и худенькой. Как же ее накормить?» — просто проблема.

— Потом нас ждет вкусный обед. Приходила Ольга, старалась для тебя, столько всего приготовила.

— Честно, о еде пока не мечтаю.

Бережно раздеваю мою девочку, и, опустившись на колени, целую и глажу животик. Мне так нравится мысленно общаться с нашим малышом — уговариваю его или ее позволить мамочке хорошо питаться на благо обоих. И как будто слышу тихий ответ…

Тяну за собой в ванну. Она лежит на моей груди, повернувшись спиной. С трудом удерживаюсь от соблазна и желания, когда разминаю ее плечи и скольжу руками вдоль тела.

— Ты хотел что-то предложить? — интересуется. И не сразу соображаю, что речь о моей затее с работой.

Растерялся, думая, уместен ли сейчас секс, после не самого веселого утра.

— Матвей? — Настя переворачивается лицом, а соски трутся о мою кожу, усиливая возбуждение. Ничего не могу поделать, если хочу ее всегда. — Ты хотел о чем-то поговорить.

Становится стыдно, когда дошло.

— Давай, лучше помоем тебя, — беру флакон с гелем, выдавливая немного в ладонь. — Успеем обсудить твою будущую работу.

— Мою работу?

— Насть, наберись терпения. И думай пока о ребенке — это важнее всего, — намыливаю ей спину.

— А сам ты о чем сейчас думаешь? — хитро улыбается, заглядывая в глаза, и шаловливой ручкой сжимает возбужденную плоть.

— Не надо… — делаю попытку проявить благоразумие, но лично меня оно давно покинуло, когда она появилась в моей жизни и засела прочно.