15 лет и 5 минут нового года
Шрифт:
Не идёт, а едет — на тарантасе по колдобинам. Я только сейчас заметила, насколько в нашем дворе разбита дорога.
— Малина, я стараюсь, чтобы Грете не было больно, — поджал губы водитель.
— Ей не больно, у неё глаз… Ну, не дёргается…
Дёргается только у меня, от нервов из-за тебя! Игорь, как ты это все умудрился подстроить. Какими такими молитвами? Почему там тебя слушают? И чем я заслужила вот это вот все? Ты, типа, выстрадал своё счастье, а я что? Настрадала?
32. "Раз, два, три, елочка гори!"
Гошка
С каждым новым намотанным на колесо километром ошейник все сильнее и сильнее давил на шею. Строгий, как и взгляд Игоря, который тот иногда на пару секунд отводил от дороги. Следит, чтобы я ничего не сказала. Лишнего? Да мне вообще нечего сказать!
Начнешь расспрашивать ребенка пусть даже о школе, Игорь вывернет все, как ему нужно. А что, у него-то детей нет — вот и взял игрушку на день поиграть! Взрослую, притихшую, прифигевшую даже больше меня…
Гошка дома и про дорогую машину расскажет, и про купленный по дороге ужин, и про хоромы Игоря. Про самого Игоря расскажет — само собой, с фамилией. После этого даже не знаю, кого буду отпаивать корвалолом: себя или маму. У нас с ней осталось всего полбутылки, а понять ситуёвину и с полбанки не получится — у мамы. Я и в дупель пьяная не пойму, как попалась в паучьи сети пятнадцать лет назад.
Гошка вызвался донести Грету до квартиры, но Игорь не разрешил: обвесил его пакетами и сунул под мышку свернутую подстилку. Я осталась с рюкзачком, чуть поменьше моей рабочей сумки, и с пакетом, в котором скрипели коробочки с суши. От романтики предстоящего ужина аж злость скрипела на зубах.
Нет жизни за шлагбаумами: во дворе одни машины, людей нет, собак тоже. Зато лифт большой, с зеркалом, но лучше бы я себя не видела… Непроизвольно сжала пальцы в кулак, и перекрученные ручки пакета больно врезались в ладонь. Вот как начать радоваться моменту? Не можешь изменить ситуацию, получай от нее удовольствие! А не получалось даже просто смириться с ночью в чужой квартире!
Игорь опустил собаку на прорезиненный коврик и открыл нам дверь. Грета вошла последней, ее в квартиру прямо-таки втянули. Ну а что — она, в отличие от хозяйки, ни разу не ночевала вне дома. Дача не в счет.
Мы долго топтались у входной двери, чтобы создать видимость тесноты — или с опаской жались друг к другу, пока хозяин раздевался и разувался. Тапочек для гостей у него не нашлось. Это плюс? Ну… Или просто полы с подогревом.
— Гошка, пошли! Я покажу тебе твою комнату.
Как сказал-то — твою. На одну ночь.
— Я обычно там работаю, но на сегодня работа отменяется. Давай! Шевелись! Поможешь диван разобрать…
А с собакой должна разбираться я? Типа оставил
меня хозяйкой? Намек, чтобы привыкала и чувствовала себя как дома, с порога забыв, что в гостях?Комнат, наверное, три — как на Западе, считаем только спальни, в них закрыты двери. Остальное пространство было общим: от стены шла кухня, потом столовая и гостиная, заканчивающаяся пустой стеной с огромным черным домашним кинотеатром. Там же стоял угловой диван, у которого мне предлагалось положить подстилку для собаки.
В новом месте и одной спать? Но я же не знала, которая из дверей ведет в спальню Игоря — одна из двух оставшихся. Может, мне пойти с ней в ту, в которую не пойдет хозяин?
— Грета, это всего на одну ночь, — проговорила я, подтягивая на хвосте подгузник. — Пошли, я тебя водой напою хотя бы. У меня тоже горло пересохло. И…
Да, я чувствовала, что оно начало саднить куда сильнее, чем утром. Во всей этой суматохе я забыла про лекарства и полоскание. Шарфик петлей болтался на шее — как символично!
— Что-то не так? — спросил Игорь, остановившись у барной стойки.
Я сидела на корточках подле собаки, спрятавшейся у миски под колпаком. Мне спрятаться было негде.
— Горло болит.
— У меня есть мед.
— Ты не понимаешь… — я смотрела на него, не мигая. — Если завтра будут сопли…
— Еще нет десяти. Сомневаюсь, что люди ложатся спать так рано. Отправь сообщение, что заболела.
— Люди на меня надеялись…
— А я не человек?
— А ты-то на что надеешься? Что Гошка все всем расскажет и мне уже не отмазаться будет?
— А ты от меня когда-то отмазывалась? — Игорь двумя руками вцепился в стул. — Иначе откуда им знать мою фамилию? Так к чему скрывать меня сейчас?
— Я сказала матери, что это другой Игорь…
— А я другой. Разве нет?
Я сжала губы. Уставилась на собаку. Стала гладить ее с каким-то даже неистовством. Появился Гошка и сразу сунулся в неразобранные пакеты. Вот она, детская непосредственность — главное, удовлетворить потребности. И, наверное, это правильно. А какая потребность сейчас у меня? Чтобы этот человек навсегда ушел или навсегда остался? Как прежде не будет. Это я уже поняла.
— А где тарелки? — спросил Гошка и спас меня житейской суетой от нежитейского вопроса.
Игорь обошел нас с Гретой, и они вдвоем управились с сервировкой стола. И даже с чаем. Ну, его заваривал Гошка. В чем-то Игорь не изменился — чай заваривают исключительно гости, если хотят остаться на ночь.
Я усмехнулась — действительно кто-то там высоко сейчас смеется до слез. Только те слезы счастья, а у меня?
— Слушай, Гош, пошли со мной! Я тебе елку подам! — услышала я голос Игоря.
— Какую? — спросила я.
— Искусственную. Я против вырубки леса. Не люблю гадить природе. Но в елке хвойный аромат включается.
— Это как? — спросил уже Гоша.
— Освежитель воздуха. Пошли. Малина пока с клиентами разберется.
— Вы, надеюсь, не будете сейчас ее собирать? — бросила я им в спину.
— После суши соберем.
— Игорь, Гошке рано вставать.
— А он разве спит по ночам? — усмехнулся Игорь. — Играет же… Зачем менять привычки? В елочный конструктор поиграет…