1915 год. Апогей

27 сентября (11) октября на аудиенции в Царском Селе посол Франции в России передал Николаю II настоятельную просьбу своего президента послать бригаду русских войск через Архангельск в Салоники для совместных действий с экспедиционными силами союзников. По мнению французского дипломата, на переброску русского отряда на Балканы должно было уйти не более 30 дней. Кроме того, М. Палеолог предложил осуществить бомбардировку русским флотом укреплений Варны и Бургаса²⁷. 29 сентября (12 октября) 1915 г. император направил генералу М. В. Алексееву телеграмму: «Союзные нам правительства настаивают на посылке хотя бы одной бригады русских войск на помощь Сербии через Архангельск и на бомбардировке укреплений у Бургаса и Варны несколькими судами Черноморского флота. Я дал на это свое принципиальное согласие»²⁸.

Для бомбардировки болгарских портов потребовалась телеграмма президента Франции от имени всего правительства этой союзницы России. Тем не менее последняя акция была увязана Николаем II с первым враждебным актом со стороны Болгарии²⁹. Уже 13 октября Б. Лонткиевич сообщил своему правительству, что в ближайшее время русские миноносцы начнут перехват болгарских судов, а крупные корабли проведут обстрел двух упомянутых портов³⁰. Сербский посол несколько опережал события, но в целом был прав. Адмирал А. А. Эбергард был извещен Ставкой о плане совместной с союзниками атаки болгарских портов на Черном и Эгейском морях уже в начале октября.

Выбор цели – Варны или Бургаса – предоставлялся на его усмотрение. 3 (16) октября Варна впервые появилась в планах как объект возможного обстрела. Город укреплялся: для прикрытия подходов с моря там было установлено два 6-дюймовых орудия, снятых с фортов Адрианополя³¹. Решение командования Черноморского флота в отношении Варны было в известной степени естественным – этот порт являлся самым удобным местом для десанта, так как глубина залива колебалась от 10 до 20 метров, вход в бухту преграждали два мола 1200 и 650 метров длиной, которые делали стоянку на рейде вполне безопасной даже в неспокойное, худшее для плавания в этих водах время, то есть в октябре и ноябре. Город связывала с Софией железная дорога³². Варна была одним из самых крупных городов Болгарии с населением 40 тыс. человек, она служила главным торговым портом царства, и основной статьей вывоза являлся хлеб. В 1908 г. порт принял 851 пароход и 1045 парусников общей вместимостью 840 тыс. тонн³³. Технически обстрел этого города не был сложной операцией.

Несколько хуже дело обстояло с планом отправки на Балканы русских войск. Начальник штаба Ставки поначалу был категорическим противником этого проекта, потому что в это время не верил, что появление наших солдат произведет какой-либо моральный эффект на болгар. «Когда в человека стреляют, – сказал он Н. А. Кудашеву 22 сентября (5 октября) 1915 г., – то и он стреляет, кто бы ни был перед ним: свой или чужой»³⁴. Кроме того, он не без основания считал, что для сохранения на должной высоте престижа России, ее армия должна быть представлена силами не менее корпуса, способными иметь «боевое и нравственное значение». М. В. Алексеев неприязненно относился к импровизационным решениям, которые не имели должного обеспечения и проработки³⁵. Но после вступления Болгарии в войну генералу оставалось только подчиняться высказанной в телеграмме от 29 сентября (12 октября) воле императора.

Две русские бригады были действительно отправлены на помощь Сербии, но они прибыли в Салоники лишь 30 июля 1916 г.³⁶ Практически одновременно с решением этого вопроса возник план русского десанта в Болгарию. 28 сентября (11 октября) 1915 г. русский представитель при сербском Верховном командовании полковник Л. К. Артамонов сообщил: «В сербских военных кругах высказывается мнение, что посылка в Болгарию русского корпуса под командой генерала Радко-Дмитриева для спасения Болгарии от германизации и избавления от антиславянского правительства повлечет за собой внутренний переворот и даст хороший результат»³⁷.

Вскоре с просьбой послать в Варну русский корпус в Ставку обратились Б. Лонткиевич и М. Спалайкович – сербский посол в России. А. А. Эбергард поддержал эту идею. Впрочем, эта поддержка была не безусловной. Для осуществления десанта командующий Черноморским флотом считал необходимым использование румынской Констанцы, которая лежала всего в 80 милях от Варны, в то время как Одесса была удалена от этого порта на 245 миль, а Севастополь – на 260 миль. «Если Констанца не будет нам предоставлена, – сообщал А. А. Эбергард в Ставку 30 сентября (13 октября) 1915 г., – то наши действия против портов будут иметь характер набегов, это вызывается тем, что запас топлива миноносцев, необходимых для охраны больших судов от подводных лодок, базирующихся на Варну и Бургас, позволяет им быть в море только около двух суток, число же их недостаточно для охраны посменно»³⁸. Сама идея утверждения в Варне и Бургасе не вызывала у адмирала протеста. Он рассматривал ее как этап в подготовке экспедиции на Босфор.

С точки зрения А. А. Эбергарда, России необходимо было получить эти гавани в качестве ближней промежуточной площадки для проведения десантной операции на Проливах. В пользу этого был примитивный расчет: расстояние от Батума до Босфора составляло 500 миль, от Севастополя – 300 миль, от Одессы – 340 миль, от Констанцы – 188 миль, от Варны – 146 миль, от Бургаса – 121 милю. Кроме того, в ходе высадки войска могли получить и крайне необходимый для будущих действий в районе Босфора опыт. Одновременно сербское правительство просило Францию о посылке на Балканы 150–200 тыс. солдат. М. В. Алексеев поддержал эту просьбу, предложив организовать совместное выступление стран Антанты для поддержки Сербии и оказания давления на Болгарию, однако эти предложения имели смысл только в случае немедленной реализации. С русской стороны сербам было обещано начать сбор экспедиционной армии в районе Одессы – Кишинева численностью не менее 100 тыс. человек. Сюда была переброшена кавалерийская дивизия, которая должна была пойти в первом эшелоне десанта³⁹.

Между тем на Балканах время работало против Антанты. Появление 12 сильных болгарских дивизий в тылу у сербов не оставляло им никакой надежды на отражение вражеского наступления. Отряды комитаджей были сведены в Особый македонский легион, действовавший вместе с регулярными болгарскими войсками в Вардарской Македонии⁴⁰. 19 октября болгары решили важнейшую из стоявших перед ними задач, взяв Вранье. Единственная линия снабжения сербской армии была прервана. Болгары быстро наступали вдоль железной дороги на Скопле⁴¹. Принявший командование сербской обороной в районе Косово генерал П. Бойович 8 (21) октября докладывал своему Верховному командующему: «Все войска до крайности устали, расстроены и деморализованы и не в состоянии дать никакого отпора неприятелю. Солдаты из новых земель (то есть приобретенных в результате Первой и Второй Балканских войн. – А. О.) переходят на сторону неприятеля и массами бегут. Снабжение продовольствием и боеприпасами идет очень трудно»⁴². Очевидно, прежде всего перебежчиками были македонцы, а дезертирами – албанцы. Кризис усиливался весьма слабыми штабами дивизий, составленными наспех, и почти полным отсутствием резервов. Из таковых в районе Косово имелись всего один полк пехоты и одна полевая батарея⁴³.

Великое отступление сербской армии получило у современников название «сербской Голгофы». Оно сопровождалось массовым исходом гражданского населения, опасавшегося репрессий со стороны австро-германоболгарских оккупантов. Исключение составляла Македония, большая часть населения которой с восторгом встречала болгарские войска. 11 октября 1915 г. болгарский чиновник, отвечавший за печать, сообщал: «Действующая в Македонии наша армия в первый же момент почувствовала, что вступает в родную страну с полностью преданным ей населением»⁴⁴. Это чувство окрыляло болгарскую армию и объединяло болгарский народ вокруг правительства, поставленного Фердинандом Кобургом. «Я твердо верю, – заявил в своем интервью 22 октября (4 ноября) 1915 г. Р. Д. Радко-Дмитриев, – что чуждые политиканству широкие массы Болгарии с горечью смотрят на происходящие события… Этому человеку, Фердинанду, совершенно безразлично, останутся ли болгары или погибнут, он ничего не теряет. Надо различать правителей Болгарии и народ»⁴⁵.

В этих словах было немало правды и много эмоций. Как часто бывает, народ шел туда, куда его вели, и смотрел на прошлое так, как его учили. «Болгары быстро забыли, – отмечал воевавший с ними позже итальянский офицер, – тысячи русских, которые пали под Плевной за болгарскую свободу, но они сохранили живые воспоминания о преследованиях и жестокости генералов Эрнрота и Каульбарса и их сподвижников, которые скверно управляли страной в течение многих лет; о беззаконном вмешательстве России во внутренние дела Болгарии при князе Александре Баттенберге и о том, что Россия оставила Болгарию, когда в 1885 г. она подверглась неспровоцированному и внезапному нападению со стороны Сербии»⁴⁶.

Позиции болгарской интеллектуальной элиты переданы довольно точно. К этому можно добавить, что вступив в Первую Балканскую войну с территорией в 96 345 500 кв. км и не просто проиграв Вторую Балканскую войну, а выйдя из нее в катастрофическом состоянии, Болгария все же расширилась до 114 424 508 кв. км⁴⁷. Все это было бы невозможно без поддержки Петербурга. Однако и она осталась незамеченной. Массы не оперируют арифметикой – они живут эмоциями. Осенью 1915 г. Болгария ликовала, радуясь воссоединению болгарского народа. Немногим менее года после прихода в Македонию болгарских войск ситуация здесь изменилась. Установленный режим мало походил на результат действий освободителей.