1915 год. Апогей

Бюро рабочей группы при ЦВПК возглавил слесарь телефонной фабрики Эриксона в Петрограде меньшевик К. А. Гвоздев. За его кандидатуру было подано наибольшее число голосов – 90¹¹. Сразу же после выборов он опротестовал их порядок и поставил вопрос о созыве рабочего съезда¹². Формально А. И. Гучков добился своей цели. «Они указали, – суммировало речи членов рабочей группы «Новое время», – что считают деятельность рабочих в Военно-промышленном комитете своим долгом, так как спасение России требует, чтобы к участию в обороне страны был привлечен весь народ. Представители рабочих выразили пожелание, чтобы комитеты защищали интересы рабочих и чтобы был созван всероссийский съезд рабочих, который дал бы возможность непосредственно выслушать голос рабочих масс»¹³.

Практически одновременно с этим, 30 ноября (13 декабря), представители рабочих впервые приняли участие в заседании Московского ВПК. Они также сразу высказались за необходимость созыва рабочего съезда. В ответ им было предложено рассказать о своих нуждах на съезде военно-промышленных комитетов¹⁴. Свое видение задач, стоявших перед группой, К. А. Гвоздев изложил в письме к сосланным членам социал-демократической фракции Государственной думы второго созыва. В нем, по воспоминаниям И. Г Церетели, «он приветствовал сосланных втородумцев и, выражая желание связаться с нами идейными нитями, указывал, что рабочая группа сочетает борьбу против самодержавия с идеями оборончества»¹⁵. С самого начала рабочие, находившиеся под сильным влиянием социал-демократических идей, не испытывали особенного желания сотрудничать с представителями буржуазии. Уже 3 (16) декабря 1915 г., на первом же заседании ЦВПК с участием рабочих представителей, это стало достаточно очевидно¹⁶.

На выборах для представителей в рабочей группе был сформулирован наказ, в котором, в частности, перед ними поставлены задачи социал-демократической пропаганды и созыва общероссийского рабочего съезда¹⁷. Об обороне государства (или даже «страны» не было сказано ни слова). О них говорилось в «Общей политической резолюции»: «Русское безответственное правительство, приняв участие в этой войне, в то же время вело и продолжает вести беспощадную войну с собственным народом, чем и привело страну на край разгрома. Мы заявляем, что виновником всех бедствий является безответственное правительство. Но мы считаем также необходимым заявить, что доля ответственности падает и на Государственную думу, и на политические партии, составляющие ее большинство, которые в течение целого года поддерживают режим военной диктатуры и скрывали от народа правду, а когда замолчать ее было невозможно, не нашли в себе мужества искать в народе опоры для решительной борьбы с режимом, ведущим страну к гибели»¹⁸.

Рабочая группа сразу же отметила свою самостоятельность, независимость от ЦВПК, особый характер собственных задач – «отстаивание наших взглядов на стоящие перед страной задачи и охрану интересов труда»¹⁹. На заседании 3 (16) декабря К. А. Гвоздев и его сотрудники объявили себя лишь временными представителями рабочих до созыва съезда, что не помешало им сразу же заявить о своем отношении к войне как к несправедливой и грабительской. А. И. Гучков протестовал только против последнего утверждения²⁰. Он счел необходимым подчеркнуть оборонительный для России характер войны, а также особые задачи и природу ВПК: «.. военно-промышленные комитеты представляют собой не политические, а чисто деловые организации, в которых на общей почве и достижении одной задачи – мощи армии сошлись люди самых различных политических сфер. И представителей рабочих мы звали и зовем для достижения той же единственно важной цели, которая заслоняет в настоящее время все остальные вопросы и разногласия, а именно – к делу помощи нашей доблестной армии»²¹.

Разногласия между представителями труда и капитала не были длительными. Уже 21 декабря 1915 г. (3 января 1916 г.) на XIII заседании ЦВПК К. А. Гвоздев заявил о полном сочувствии бюро комитета к предложению о созыве рабочего съезда²². Заседание вел А. И. Гучков, который поддержал требование К. А. Гвоздева, обращенное к ЦВПК, – поставить перед правительством вопрос о свободе собраний в стране²³. Руководителей ВПК не испугали слова представителей рабочей группы. «Они наивно воображали, – вспоминал генерал А. И. Спиридович о А. И. Гучкове и А. И. Коновалове, – что при перевороте, о котором они мечтали, рабочие явятся орудием в их руках»²⁴. Генералы русской промышленности претендовали тогда исключительно на первые роли.

О настроениях А. И. Гучкова и его окружения можно судить по анонимной статье «Русская буржуазия на переломе последнего десятилетия», появившейся в газете «Утро России»: «С каждым днем становится все очевиднее, что либеральная русская буржуазия призвана играть руководящую политическую роль в переживаемый нами исторический момент. Энергичная работа промышленной и городской буржуазии в деле обороны еще сильнее выдвигает наше «третье сословие» на авансцену русской жизни»²⁵. Претендующие на руководящую роль не боялись. Их устраивал и такой вид рабочей организации, позволявшей надеяться хотя бы на возможность установления контроля над рабочим движением.

«Центральный военно-промышленный комитет ограничил самостоятельность рабочей группы, – гласил ее бюллетень № 1, – только одним постановлением, правда, весьма существенным: он лишил ее собственной канцелярии, включив ее в состав общей канцелярии, а это равносильно установлению над группою самого строгого контроля и надзора. Объективности ради приходится признать, что на практике это ограничение не дает себя пока чувствовать»²⁶. К. А. Гвоздев и его сотрудники постоянно подчеркивали свою независимость и сосредоточенность на работе над экономическими вопросами: продовольственным, сырьевым, топливным, проблеме заработной платы и прочими. «В глазах большевиков и других революционных экстремистов профсоюзы, – отмечал британский историк, – особенно в той форме, которую хотели им придать «господа Гучков, Коновалов и К», были новым воплощением зубатовщины»²⁷.

Революционные экстремисты были, конечно, не правы. С. В. Зубатов стремился поставить под контроль рабочее движение, в том числе через осуществление посредничества между трудом и капиталом, исключительно из соображений охранительного порядка. Впрочем, иной взгляд на этот орган имели не только революционеры, но и их противники. «Рабочая группа, – вспоминал начальник Петроградского охранного отделения, – с самого начала своего существования занялась исключительно политической работой. Она имела свое отдельное помещение, свои отдельные заседания, свое делопроизводство и полную связь с заводами и фабриками. Это был, так сказать, в малом масштабе совет рабочих депутатов. В общих собраниях ЦВПК рабочая группа мало интересовалась вопросами снабжения, выдвигая на очередь вопросы исключительно политического характера»²⁸. Если у лидеров октябристов и были завышенные ожидания в отношении будущего «штаба» рабочего движения, то власть поначалу просто не обратила на него того внимания, которое этот штаб, безусловно, заслуживал. МВД ограничилось установлением за рабочей группой пристального и систематического наблюдения²⁹.

Свое кредо сам К. А. Гвоздев изложил в письме на имя А. И. Гучкова, опубликованном в издании рабочей группы в ответ на призывы главы ЦВПК воздерживаться от забастовок и «охранять тот социальный мир, который нам в настоящее время необходим более, чем когда бы то ни было»³⁰. К. А. Гвоздев изложил его по поручению группы: «Но я и мои товарищи по группе считаем необходимым твердо и категорически заявить: ни мира, ни перемирия с руководителями того устаревшего уклада русской жизни, который был всегда враждебен интересам страны и привел ее в настоящее время в катастрофе (конец 1915 г. – А. О.), мы не признаем. Что касается сохранения социального мира между предпринимателями и рабочими, то прежде всего я должен заметить, что трудно говорить о сохранении того, чего нет и не было. Мы, рабочие, всегда были убеждены в том, что установление социального мира возможно лишь при решительном изменении всех общественных условий; что такой мир, мир в полном значении этого слова, возможен лишь тогда, когда исчезнут самые причины классовой противоположности и неравенства»³¹.

Новая Ставка

Тем временем император объезжал войска, только что закончившие бои с австрийцами и германцами. Пребывание Николая II в Ставке в октябре 1915 г. было кратким – уже 11 (24) октября он отбыл в Бердичев, в штаб Юго-Западного фронта, а оттуда в Ровно, в штаб 8-й армии, где его ждали смотры войск, организованные А. А. Брусиловым. 13 (26) октября главковерх был уже в соседней 7-й армии генерала Д. Г Щербачева. В 20 верстах от станции Богдановка был проведен смотр, в котором участвовали представители всех частей армии, а после этого император вместе с наследником посетил тыловые позиции Печорского полка, приблизительно в пяти верстах от линии фронта, в зоне досягаемости тяжелой артиллерии противника. Вслед за этим император направился в Волочиск, в соседнюю 9-ю армию генерала П. А. Лечицкого, где также был проведен смотр. 14 (27) октября главковерх вернулся в Могилев, откуда 18 (31) октября вместе с императрицей направился в Царское Село¹.

25 октября (7 ноября) 1915 г. он принял командированного Н. И. Ивановым Свиты Его Императорского Величества генерал-майора князя А. В. Барятинского². Тот прибыл для представления единогласного решения Георгиевской думы (председатель – командир 12-го армейского корпуса генерал-лейтенант А. М. Каледин) Юго-Западного фронта от 21 октября (3 ноября) 1915 г. «повергнуть к стопам Его Величества через старейшего георгиевского кавалера генерал-адъютанта Иванова всеподданнейшую просьбу оказать войскам великую милость и радость возложением на Себя ордена Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени на основании статьи 7 статута»³. Указанная статья предоставляла право «кавалерственным Думам» делать представления к награждению орденом 3-й и 4-й степеней «за отличные воинские подвиги»⁴. Основанием для награждения стало посещение императором 12–13 (25–26) октября «передовых позиций» Юго-Западного фронта, что «вдохновило войска на новые геройские подвиги и дало им великую силу духа», а пребывание в «местах, неоднократно обстреливаемых неприятельской артиллерией», было связано с риском для жизни императора и стало примером «истинной воинской доблести и самоотверждения»⁵.