365

Игорь хотел было ответить, что Александра — тот самый вымирающий тип женщин, надеющихся встретить своего единственного, но не успел. На улице что-то загрохотало, и он, взглянув в окно, схватился от ужаса за голову.

Вчера мать от английского газона отогнал дождь. Сегодня она решила закончить начатое и, взяв лопату, полезла на соседский участок. Заборчик их разделял невысокий, всего метр, и мать, подставив табуретку, просто переступила через него. А теперь — из окна это было прекрасно видно, — принялась перекапывать длинную полосу…

Это была дорогая трава, качественная, густая и ровно подстриженная. В деревне, где находилась дача, жило много бывших чинов — высокопоставленные военные или учёные, партийные, занимавшие важные посты до выхода на пенсию… Поэтому по их "генеральской улице" не принято было высаживать огород — и Василий Степанович с женой и детьми тоже отдавал предпочтение простому газону и редким цветам.

Но Игорева мать, женщина упрямая, считала это просто сорняками. И именно потому она сейчас старательно копала грядку на чужой территории, намереваясь там что-то посеять.

Игорь буквально вылетел на улицу. Благообразный старичок, вчера звонивший ему, вышел на крыльцо и умоляюще взглянул на соседей.

— Ева Алексеевна! — бросился он к женщине. — Дорогая вы наша! Что творится? Вы видите этот кошмар?

— Мама! — возмутился Игорь, отбирая у неё лопату. — Ты почему полезла на чужую территорию?

— Тут всё равно ничего не растёт! — с апломбом ответила мать и попыталась вернуть инструмент на место.

Игорь хотел сказать что-то ещё, но не успел. Мать воззрилась на Василия Степановича и громогласным, возмущённым голосом заявила:

— Вы тратите благодатные чернозёмы, садите тут какие-то сорняки! А когда я решила сделать доброе дело и посадить здесь немного укропа…

Василий Степанович схватился за сердце. Ева Алексеевна, женщина куда менее впечатлительная, сердито скрестила руки на груди.

— Я надеюсь, — холодно промолвила она, — что ты, Наденька, купишь себе свой участок и будешь делать на нём всё, что угодно. А мы теперь ещё должны возмещать Василию Степановичу нанесённый тобою ущерб!

Надежда Петровна поступила так, как считала нужным — гордо повернулась спиной ко всем, вильнула частью тела, закованной в леопардовые, маловатые на неё лосины, и удалилась.

— Какой кошмар! — Ева Алексеевна вздохнула. — Я опять потрачу половину своей пенсии! И всё потому, что Коля не может унять свою сумасшедшую супругу.

— Я заплачу, — вздохнул Игорь. — Не переживай, ба. Сколько это стоит, Василий Степанович?

Старичок явно смутился, но Ольшанский не позволил ему увильнуть; выбив цену и отдав мужчине деньги, он простился с бабушкой, с трудом сдержался, чтобы не накричать на мать, и отправился вызванивать отца. Маму следовало срочно убрать с дачи, пока она не натворила что-нибудь ещё в своём коронном стиле.

277

30 июля 2017 года

Воскресенье

Мать была возвращена домой в полной амуниции, но Игорь, устав таскать за нею горы вещей и уговаривать больше ничего не сажать у бабушки на участке, а уж тем более — у её соседей, вернулся таким уставшим, что даже не хотел есть. Саша это состояние прекрасно поняла; утром, когда он открыл глаза и обнаружил, что наступило уже коварное воскресенье, Александра куда-то умчалась.

Он включил телевизор, впервые за последние несколько месяцев, и смотрел минут пять в одну точку. Вчерашний день оставил по себе одно сплошное разочарование.

Игорь включил ноутбук и погрузился в код: это было едва ли не единственное, что могло заставить его не думать о сумасшедшей матери.

Когда Саша вернулась домой с продуктами, он даже не оторвал взгляда от экрана, только бешено стучал пальцами по клавиатуре.

— Что случилось? — спросила она, поставив пакет на стол. — Что могла такого натворить твоя мать?

— Всё как всегда, — ответил Игорь и наконец-то отвлёкся от работы. — Мне иногда кажется, что её подбросили нам в семью какие-нибудь инопланетяне.

— Зато у тебя хороший отец, и его родня.

— Да, но, к сожалению, мама минимизирует позитивное влияние, — он вздохнул и захлопнул ноутбук. Тот только привычно щёлкнул крышкой, так, словно Игорь ничего предосудительного и излишне резкого с техникой и не делал. — Прости. Мне не следовало так уезжать в пятницу. Послал бы его…

Саша присела на поручень дивана и только ласково улыбнулась.

— Это твоя семья, — ответила она. — Твоя нормальная, абсолютно человеческая семья, а не стая перекрикивающихся сумасшедших, как мои отец и мать. И твоя мама, какой бы странной она ни была, думаю, всё же любит и тебя, и твою сестру. А мой брат как сбежал из дому, так ни слуху, ни духу. Сидит во Львове, никому не говорит, какой у него адрес, взял фамилию жены. Я даже не знаю, как её зовут! Мы с ним с той поры перекинулись двумя или тремя словами. А я не сбежала, и он думает, что от большой любви к родителям.

— А на самом деле?

— На самом деле, это трусость, — Саша села совсем близко к нему, и теперь они чувствовали себя одним целым — даже дышали в унисон. — То, что сделал мой брат. А я приняла радикальное решение сражаться за свою свободу до последнего, правда, не сказать, что получаю теперь от этого огромное удовольствие. Он бы сейчас и вернулся, но ведь сам от всего отказался. Папа изменял маме всю жизнь, думал, что получит бабушкину квартиру, а она её на внуков переписала перед смертью. Вот брат и решил не связываться с этим, мигом сдался.

На этой минорной ноте следовало сказать какие-то правильные слова, но Игорь не знал, сумеет ли правильно обратиться к ней, или просто случайно ляпнет какую-то ерунду, глупость, не стоящую выеденного яйца.

В комнате зашелестели пакеты, и Саша вскочила.

— Магнус! — воскликнула она, отбросив прочь дурные воспоминания. — Магнус, не смей есть продукты!

Игорь откинулся на спинку дивана и подумал, что у них всегда будет всё вот так — беготня за Магнусом, его сумасшедшая мама, её неадекватный отец. Семейная жизнь… И Саша была куда несчастнее в этом плане, чем он сам.