№44, Таинственный незнакомец
Шрифт:
Ну а печатники - вы и представить себе не можете, как вытянулись у них лица, по крайней мере, у зачинщиков забастовки, - будто им поднесли горькую пилюлю. Катценъямер так и сказал:
– Нам придется проглотить эту пилюлю, но извольте ее подсластить. Мы проиграли, но забастовка продолжается - ни один из нас не выйдет на работу, пока нам не заплатят за вынужденное бездействие.
Печатники одобрительно захлопали.
– Что значит "за вынужденное бездействие"?
– поинтересовался Навсенаплюй.
– Деньги за время забастовки, потраченное впустую.
– Черт возьми! Вот это наглость! Мастер
Зачинщики забастовки презрительно хмыкнули, а Бинкс сказал, что это к делу не относится.
И мы, сами понимаете, оказались в тупике. Работы было хоть отбавляй, но уроки наборщика висели на крючках в типографии, а печатники туда - ни ногой; и близко, говорят, не подойдем, пока нам не оплатят простой и пока священник не проведет в типографии духовной дезинфекции. И мастер стоял на своем: вымогательству, говорит, потворствовать не намерен.
Вот и вышло, что сражение закончилось вничью. Мастер изрядно потеснил печатников, но и они кое-что за собой удержали. Это был гадкий, унизительный, но - ничего не поделаешь - факт, и печатники злорадствовали вовсю.
В это время у Катценъямера блеснула мысль; возможно, она и другим приходила в голову, но он первый ее изрек.
– Слишком многое здесь принимается на веру, - сказал он с усмешкой, между тем у нас нет заслуживающих уважения свидетельских показаний, не говоря уж о доказательствах. Откуда нам знать, что контракт выполнен и мастер спасен?
Вот это был удар так удар! Всем было ясно, что Катценъямер попал в цель, можно даже без преувеличения добавить - в самую точку! Дело в том, что предубеждение против Сорок четвертого было очень сильное. Навсенаплюя выбили из седла - сразу было видно. Он не знал, что сказать в ответ, - и это было видно. Лица у всех выражали разные чувства: у бунтовщиков - ликование, у их противников - растерянность. У всех, за исключением двух - Катрины и Сорок четвертого. У Сорок четвертого сделалось бесстрастное деревянное лицо, а у Катрины глаза готовы были выпрыгнуть из орбит.
– Я понимаю, на что ты намекаешь, Катценъямер, скверная пивная бочка, хочешь сказать, что мой мальчик - лжец. Почему ж ты не пошел в типографию, чтоб удостовериться? Отвечай - почему сам не пошел?
– Нужды нет, если хочешь знать. Мне это ни к чему. Мне безразлично, выполнен контракт или нет.
– Тогда держи язык за зубами и не суйся в чужое дело! Ты не осмелишься туда пойти, вот что! Да как тебе не совестно, здоровенный подлый трус, обзывать бедного одинокого мальчишку лжецом, если у самого духу не хватает пойти и доказать, что он лжет!
– Слушай, женщина, если ты...
– Не смей называть меня женщиной, подонок!
– Катрина грозно надвинулась на Катценъямера.
– Попробуй еще раз так ко мне обратиться - на куски разорву!
– Беру свои слова обратно, - промямлил задира, и многие вокруг засмеялись.
Катрина обвела всех вызывающим взглядом - ну, кто отважится?
Решимости у забастовщиков заметно поубавилось. Ответа не последовало. Катрина вперила глаза в Навсенаплюя. Он медленно покачал головой:
– Не отрицаю - храбрости мне недостает.
Катрина гордо распрямила плечи, вскинула голову.
– Царица небесная не оставит меня своей
милостью, - сказала она. Посмотрю сама. Идем, Сорок четвертый!Они отсутствовали довольно долго. Когда же наконец вернулись, Катрина сказала:
– Мальчик мне все показал и объяснил. Как он говорил раньше, так и есть.
– Катрина снова испытующе заглянула каждому в лицо и, остановившись на Катценъямере, поставила точку.
– Ну а теперь у какого подлеца хватит мужества сомневаться?
Таких не нашлось. Кое-кто из наших сторонников засмеялся; Навсенаплюй расхохотался, грохнул кулаком по столу, как председатель суда, объявляющий приговор:
– Дело решено!
Глава XIII
Назавтра день выдался хмурый. Печатники на работу не вышли и слонялись по замку, раздраженные и угрюмые. Они и между собой почти не разговаривали, только перешептывались, сойдясь парами. А общий разговор вообще не клеился. За столом, как правило, молчали. Вечером не было обычного веселого сборища. Как только часы пробили десять, все разбрелись по комнатам, и замок показался мне мрачным и пустым.
На следующий день все повторилось сначала. Где бы ни появился Сорок четвертый, его всюду встречали злобными угрожающими взглядами; я боялся за него и хотел выказать ему сочувствие, но робел. Я пытался внушить себе, что избегаю Сорок четвертого для его собственного блага, но совесть моя воспротивилась. Он же, как обычно, и не подозревал о том, что на него глядят исподлобья, с ненавистью. Сорок четвертый порой бывал так же невообразимо глуп, как и умен в других случаях. Маргет сочувствовала ему и всегда находила для него доброе слово, Навсенаплюй проявлял к нему добросердечие и отзывчивость; стоило ему перехватить чей-нибудь свирепый взгляд, направленный на Сорок четвертого, он тут же бранил злоумышленника и подзадоривал его проделать еще раз то же самое, но никто не соглашался. И, разумеется, Катрина всегда оставалась верным другом Сорок четвертого. В общем, только эти трое и выражали свои дружеские чувства к нему, по крайней мере, публично.
Так продолжалось до тех пор, пока заказчики не пожаловали за своим товаром. Они привезли с собой фургон, и он стоял на большом внутреннем дворе замка. У хозяина голова пошла кругом. Кто уложит книги в ящики? Печатники? Конечно, нет. Они отказались работать и заявили, что не позволят работать и другим. Навсенаплюй умолял Катценъямера помочь, но тот грубо его оборвал:
– Не трать слов попусту. Контракт все равно не выполнен.
– Выполнен!
– взорвался Навсенаплюй.
– Я сам упакую книги, и мы с Катриной погрузим их в фургон. Пусть я приму смерть от призраков или сам умру от страха - это лучше, чем видеть ваше торжество. К тому же Дева Мария, покровительница Катрины, защитит нас обоих. А может, и вы одумаетесь. Я не теряю надежды.
Печатники украдкой посмеялись. Они поняли, что Навсенаплюй погорячился. Он не учел размера и веса ящиков. Навсенаплюй тотчас разыскал мастера и поговорил с ним наедине.
– Все улажено, сэр. Если вы...
– Прекрасно! И, признаюсь, неожиданно. Что же печатники...
– Нет, не согласились, но это не имеет значения, все улажено. Занимайте гостей часа три - угощайте, поите вином, развлекайте, а я за это время погружу товар в фургон.
– Спасибо, большое спасибо, они просидят в замке всю ночь.