48 минут, чтобы забыть. Фантом

— Выглядишь гораздо лучше, — говорит он, заправив мне за ухо мокрую прядку волос. Я отстраняюсь.

Кажется, в этой тишине я слышу биение его сердца. Или это мое собственное?

Возвращаемся мы другим способом, сделав петлю по коридорам. И все это время меня не покидает ощущение, что меня ведут на казнь. «Хотя, может, так оно и есть, — думаю я со страхом. — Кто знает, что у него на уме».

Пока мы пересекаем пустой зал, служивший когда-то тренировочным, я размышляю о том, каково это — вырасти здесь? В атмосфере строгости, ежедневных испытаний и каменных стен, от которых исходит запах плесени и сырости. «Как из могилы», — думаю я, содрогаясь.

Из крошечного окошка я вижу, как маршируют мальчишки, одетые в темную форму. Что ждет их дальше? Такая же судьба, как у Ника и парней? И тут же мои мысли возвращаются в дом на окраине Хелдшира. Почему-то мне кажется, что Тай отправил Рейвен именно туда.

Добралась ли она в целости? Держится ли как обычно уверенно? Поверили ли ей? Или снова обвинили во всех бедах?

От воспоминаний становится совсем тоскливо. А от голода скручивает желудок. Мне даже кажется, будто я чувствую запах еды. Когда мы возвращаемся обратно, комнату действительно наполняет аромат тушеного мяса. Пока я мылась, Тайлер принес мне поесть. Что это, очередное проявление заботы?

Наступает тишина. Тай занимает место за столом, принимаясь что-то читать, а я так и застываю у порога, не зная, что теперь делать.

Он устало вздыхает и поднимает на меня глаза, которые кажутся слишком золотистыми. Слишком добрыми, чтобы держать меня взаперти.

— Ну? — произносит он. — Спрашивай.

На сей раз мне приходится заставить себя не отводить взгляд. — После побега тебя поймали?

Тайлер хмыкает: — Если бы поймали, на моей руке красовался бы такой же браслет. Как видишь, — он поднимает вверх оба запястья, — нет.

— Значит, смерть инсценировали, чтобы другим повода не давать? — говорю я, подходя ближе, но за стол не присаживаюсь.

— Максфилд никогда не признает публично, что один из солдат обвел его вокруг пальца, — не без явного удовольствия отвечает Тай. — Все мы мастерски играем свои роли, верно?

Мой живот урчит. Взгляд невольно опускается на вазу с фруктами и свежей выпечкой. Тай замечает это.

— Не бойся, не отравлено, — кивает он. — Если не будешь есть, у тебя не будет сил.

В этом он прав. Для побега мне понадобятся силы. Я опускаюсь на краешек кресла напротив, но ничего не трогаю.

— Он тяжело пережил твою смерть, — не нужно пояснять, что речь на этот раз идет вовсе не о моем отце.

Тайлер смеется: — Надеюсь, ты не ждешь от меня снисхождения? Ник и сам знает, что его не заслуживает. И не будет против во всем разобраться.

Я пристально смотрю в его глаза, желая увидеть, что именно он имеет в виду, говоря о снисхождении, и внезапно меня поражает ужасная догадка. Настолько жестокая, что я даже боюсь ее озвучить.

— Ты собираешься его убить?

Тайлер откидывается в кресле и равнодушно пожимает плечами: — Возможно. Но не точно.

— Поясни, — требую я.

Тайлер встает, делая шаг мне на встречу, и я инстинктивно вжимаюсь в кресло. Он опускается на корточки рядом с моими ногами, так что наши глаза оказываются практически на одном уровне. И на мгновенье в его взгляде мелькает что-то неуловимое… сожаление, боль.

— Знаешь, что в жизни самое страшное, Ви? — спрашивает он тихо. Я качаю головой. — Остаться в полном одиночестве, зная, что все, кто был тебе дорог — мертвы. И ничего больше не сделать.

Его слова словно выбивают из меня весь воздух.

— Справедливость. Вот чего я хочу. Чтобы он понял, каково это — потерять всех.

Перед глазами тут же вспыхивает улыбающееся лицо Артура, сосредоточенное Шона. Даже хмурый взгляд Джесса в этот момент отбивается в груди болезненной теплотой. Я не могу позволить Тайлеру навредить им. Но страшнее всего, что он говорит так искренне и честно, не упиваясь ни властью, не преимуществом, словно действительно верит, что поступает правильно.

— Разве это справедливость? — шепчу я. — Заставить других страдать? Твоих родных это не вернет.

Он недовольно отворачивается.

— И об этом говоришь мне ты? — отвечает он. — Ты меня предала.

Я сглатываю комок в горле. Сердце пронзает страх: вдруг он прав? Я ведь не видела наших писем. Могла ли обещать ему что-то? Играла ли действительно с его чувствами? А теперь из-за меня пострадают парни.

— Прости, — прошу я, касаясь его плеча. — Я была неправа. — Хотя сама в этом и не уверена.

Тайлер поворачивается и разглядывает меня так, будто в него встроен внутренний детектор лжи. А потом опускает горячую ладонь на мою щеку. Я закрываю глаза.

— Я тебя прощаю… — Вздох облегчения срывается с моих губ, но тут же тонет в его словах: — Но Ник должен заплатить. Он забрал у меня все, Ви. Сначала семью, потом Коракс, а затем и тебя.

Следует невыносимо долга пауза. Мгновенье, которое требуется мне, чтобы собраться с силой. И хотя я понимаю — играть в дипломатию с таким противником, как Тай, себе дороже, но не могу не воспользоваться шансом.

— Что мне сделать, чтобы ты оставил их всех в покое?

Тайлер смотрит на меня выжидающе.

— Я не стану тебя умолять, — произношу я.

— Я этого и не прошу.

Мои глаза наполняются слезами.

— Я останусь с тобой. По собственной воле, — говорю я. Тай замирает. На его губах играет едва заметная улыбка. — Но если убьешь хоть кого-то, я никогда тебе этого не прощу. Буду ненавидеть каждую секунду до конца своей жизни и столько же пытаться сбежать. А если у меня не получится, уничтожу нас обоих. Клянусь, у тебя не будет ни дня покоя.

Тайлер берет мою руку в ладонь, подносит к губам и целует холодные пальцы, а затем, не отводя восторженного взгляда, произносит: — А ты изменилась, смелая девочка. И мне это нравится. — Звук его размеренного дыхания сводит с ума, пробивая спину холодным потом. Я чувствую, что вот-вот свалюсь в обморок от страха и слабости. — Знаю, тебе будет сложно пережить его смерть. Возможно, понадобится не один год. Но поверь, — его шепот звучит как ласка, — я приложу все усилия.