500 сокровищ русской живописи
Шрифт:
ВЛАДИМИР БОРОВИКОВСКИЙ. Портрет М. И. Лопухиной. 1797. Государственная Третьяковская галерея, Москва
В этом самом прославленном портрете кисти Боровиковского отчетливо выразился женский идеал эпохи сентиментализма. Художника занимают не черты характера 18-летней Марии Ивановны Лопухиной, а ее соответствие этому идеалу. Мечтательность, томность, меланхоличность во взгляде призваны подчеркнуть утонченность чувств; пейзажный фон напоминает об идеальном «слиянии» с природой, о естественности. Она словно гуляла по парку, оперлась на парапет и замечталась… Увядший цветок розы символизирует быстро проходящую красоту и молодость. Боровиковский достигает в этом портрете вершин колористического мастерства: нежные, смягченные, словно тающие розово-сиреневые и серебристые тона переливаются, подобно драгоценной жемчужине. Лопухина происходила
ВЛАДИМИР БОРОВИКОВСКИЙ. Портрет Павла I в костюме гроссмейстера Мальтийского ордена. 1800. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Известно, что император Павел I в 1797 году взял под свое покровительство Орден мальтийских рыцарей, а в 1798-м по их просьбе возложил на себя звание магистра Ордена. На парадном портрете он предстает в далматике из малинового бархата – древней одежде византийских императоров, в большой императорской короне и со скипетром в руке. Слева, на столике, – мальтийская корона, печать и кинжал Веры Мальтийского ордена. На груди у императора Мальтийский крест на золотой цепи, который имел право носить только глава Ордена.
ВЛАДИМИР БОРОВИКОВСКИЙ. Портрет князя А. Б. Куракина. 1801–1802. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Александр Борисович Куракин (1752–1818) был другом детства императора Павла I. По восшествии на престол Павел назначил его вице-канцлером, доверял важные поручения. Куракина при дворе называли «бриллиантовым князем» или «павлином» за любовь к роскошным одеждам и за страсть заказывать художникам свои портреты. По свидетельству современников, «роскошь… размягчила телесную и душевную энергию, а эпикуреизм его был виден во всех его движениях, и лучезарное тихонравие его долго пленяло и уважалось».
На великолепно исполненном большом парадном портрете в лице князя сквозь надменную снисходительность проглядывают легкая грусть и меланхолия.
ВЛАДИМИР БОРОВИКОВСКИЙ. Портрет сестер А. Г. и В. Г. Гагариных. 1802. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Этот двойной портрет дочерей действительного тайного советника князя Г. П. Гагарина открывает период «ампирных» портретов Боровиковского. По сравнению с ранними работами художника контуры здесь более определенные, цвета – ярче и контрастнее. Но общее сентиментальное настроение еще не исчезло. Сестры Гагарины заняты музицированием на лоне прекрасной, «безгрешной» природы, они будто находятся в мире музыкальных грез и естественных, «природных» созвучий. Старшая Анна с нотным листом в руке серьезна и полна внутреннего достоинства, она здесь на первых ролях. Варвара, более робкая и улыбчивая, привыкла быть на втором плане. Красота и звучность колорита достигаются сравнением соседствующих локальных цветов: серого платья и розового шарфа Анны, жемчужно-белого платья Варвары и красно-коричневой гитары.
ВЛАДИМИР БОРОВИКОВСКИЙ. Портрет А. Е. Лабзиной с воспитанницей С. А. Мудровой. 1803. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Анна Евдокимовна Лабзина (1758–1828) была женой масона и издателя А. Ф. Лабзина, основателя масонской ложи «Умирающий сфинкс». Она разделяла мистические устремления своего мужа, помогала в издательской деятельности, а после его опалы последовала за ним в ссылку в Симбирск. В данном портрете Боровиковский подчеркивает прежде всего чувство долга. Девочка (Софья Алексеевна Мудрова) льнет к своей воспитательнице, но Лабзина выглядит холодновато-отстраненной в своей добродетели. Поэтической иллюстрацией к этой работе Боровиковского могут служить строки Державина: «Являя благородны чувства, / Не судишь ты страстей людских: / Объяв науки и искусства, / Воспитываешь чад своих».
СЕМЕН ЩЕДРИН. Каменный мост в Гатчине у площади Коннетабля. 1799–1801. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Семен Щедрин был первым руководителем пейзажного класса петербургской Академии художеств. Он писал виды загородных дворцов и английских парков императора Павла I, став по сути родоначальником русской пейзажной живописи. Композиция данного пейзажа строится по классицистической схеме: первый план затенен; на втором, ярко
освещенном, разворачивается архитектурный и смысловой сюжет, а третий план представляет собой условный задник – туманные дали. На картинах Щедрина пейзажный вид часто обрамляют так называемые «кулисы» в виде пышных, могучих деревьев. Маленькие фигурки людей, занятых повседневными делами, словно сливаются в едином потоке с жизнью прекрасной величавой природы.ФЕДОР АЛЕКСЕЕВ. Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости. 1794. Государственная Третьяковская галерея, Москва
От угла Петропавловской крепости, на фоне огромного холодного северного неба и широкой зеркальной глади полноводной Невы, открывается величественная панорама Дворцовой набережной Петербурга. Справа виден Мраморный дворец, далее дом Барятинских и дворец Рибаса; замыкает панораму решетка Летнего сада. Ясная поэзия, гармония и благородная сдержанность чувства пронизывают всю художественную ткань этого пейзажа. «Смотрите, какое единство! – писал поэт К. Батюшков о набережных Петербурга. – Как все части отвечают целому! Какая красота зданий, какой вкус, и, в целом, какое разнообразие, происходящее от смешения воды со зданиями».
ФЕДОР АЛЕКСЕЕВ. Красная площадь в Москве. 1801. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Алексеев оставил нам драгоценные свидетельства о том, как выглядела Москва до пожара 1812 года и последующей большой реконструкции Кремля. Еще не был засыпан глубокий «Алевизов ров», который тянулся вдоль кремлевской стены со стороны Красной площади. Кремлевская стена со Спасской башней на картине имеет сероватый цвет – она оштукатурена и очень сильно обветшала. Панораму Красной площади замыкает собор Василия Блаженного, окруженный многочисленными постройками. Художник наполняет вид площади увлекательными подробностями. Из Спасских ворот выходят гвардейцы, горожане заняты повседневными делами: гуляют, торгуют, гарцуют на лошадях, идут крестным ходом с чудотворной иконой. Вспоминаются слова Батюшкова о том, что Москва – это «дивное, непостижимое слияние суетности, тщеславия и истинной славы и великолепия, невежества и просвещения, людскости и варварства».
ФЕДОР АЛЕКСЕЕВ. Вид на Московский Кремль со стороны Каменного моста. Между 1800 и 1810. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
«Тот, кто, стоя в Кремле и холодными глазами смотрев на исполинские башни, на древние монастыри, на величественное Замоскворечье, не гордился своим отечеством и не благословлял России, для того (и я скажу это смело) чуждо все великое, ибо он был жалостно ограблен природою при самом его рождении» (К. Батюшков). Работая в Москве, Алексеев, по выражению И. Грабаря, «молился святыням древности». Кремль в пейзаже художника предстает как цитадель московской старины и святости. Плавный изгиб Каменного моста и низкие берега Москва-реки служат Кремлю своеобразным обрамлением, вводят зрителя в повседневный мир горожан.
ФЕДОР АЛЕКСЕЕВ. Вид на Биржу и Адмиралтейство от Петропавловской крепости. 1810. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Батюшков писал: «Взгляните теперь на набережную, на сии огромные дворцы один другого величественнее! На сии домы один другого красивее! Посмотрите на Васильевский остров, украшенный биржею, ростральными колоннами и гранитною набережною. <…> Как величественна и красива эта часть города! <…> Теперь от биржи с каким удовольствием взор мой следует вдоль берегов и теряется в отдалении между двух набережных, единственных в мире!» Петербург в этом пейзаже предстает и в парадном блеске, и в буднях. По широкой Неве плывут парусники, снуют гребные суда; набережные заполнены спешащими экипажами и прохожими, совершающими прогулку около только что возведенного здания Биржи.
Живопись первой половины XIX века
Начало XIX века традиционно называют золотым веком русской культуры. Это время, когда блистал гений А. Пушкина, А. Грибоедова и Н. Гоголя, а русская живописная школа в лице К. Брюллова получила европейское признание. Мастера этого исторического периода несмотря на драматические обстоятельства жизни устремлялись в искусстве к безмятежной гармонии и светлой мечте, избегали изображения земных страстей. Во многом это было обусловлено царившим в Западной Европе и России общим настроением разочарования в активной борьбе после крушения идей Великой французской революции. Люди начинают «уходить в себя», предаваться уединенным мечтаниям. Приходит эпоха романтизма, которая в России совпала с началом царствования нового императора Александра I и войной с Наполеоном.