500 сокровищ русской живописи

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Портрет Г. Л. Гиршман. 1907. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Генриэтта Леопольдовна Гиршман (1885–1970) была женой московского промышленника В. О. Гиршмана – коллекционера картин современных русских художников. И. Грабарь, первый биограф Серова, вспоминал, что «угрюмый и нелегко сходившийся с людьми, Валентин Александрович был очень расположен к ней, находя ее умной, образованной, культурной, простой и скромной, без замашек богатых выскочек, и очень симпатичной». Серов явно любуется изысканной утонченностью и красотой модели. Очертания ее силуэта, изящные, прихотливые линии рук уподобляют ее драгоценной статуэтке в искусно продуманном интерьере с мебелью из карельской березы. В зеркале отражаются стоящий на мольберте холст и бледное лицо Серова – этот мотив напоминает картину Веласкеса «Менины», где великий испанский портретист тоже изобразил себя за работой.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Портрет М. Н. Ермоловой. 1905. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Портрет русской трагической актрисы Марии Николаевны Ермоловой (1853–1928) писался в ее доме на Тверском бульваре. Современники называли его «памятником». Великая актриса, гордая и прекрасная, одиноко возвышается над толпой. Для монументализации образа Серов совместил в изображении две точки зрения. Верхняя часть фигуры актрисы написана увиденной «снизу», что подчеркивает ее величавую стать и гордо приподнятую голову. Шлейф темного платья образует подобие постамента – он написан художником при взгляде «сверху». В лице Ермоловой подчеркнута глубина скорби, которая таится под внешним благородным величием.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Портрет М. А. Морозова. 1902. Государственная Третьяковская галерея, Москва

«Портреты Серова срывают маски, которые люди надевают на себя; и обличают сокровенный смысл лица, созданного всей жизнью, всеми тайными помыслами и всеми утаенными от других переживаниями», – писал В. Брюсов. Взгляд Серова на Михаила Абрамовича Морозова (1870–1903), богатого предпринимателя, театроведа и коллекционера, полон иронии. Как заметил И. Грабарь, Морозов напоминает кабана, выскочившего на охотника. Зауженный формат холста подчеркивает неуютно-неуклюжую позу модели, так обостренно нелицеприятно переданную художником. Ироничный Серов в ответ на вопрос Грабаря о том, нравится ли ему портрет Морозова, ответил: «Мне-то нравится. Странно, что ему – нравится».

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Портрет И. А. Морозова. 1910. Темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Иван Абрамович Морозов (1871–1921) после кончины своего брата М. А. Морозова (1903) продолжил его собирательство. В его коллекции было более 250 произведений новейшей французской живописи, в том числе полотна Ван Гога, Матисса, Ренуара. Неслучайно Серов пишет Морозова на фоне натюрморта любимого собирателем Матисса. В наши дни собрание Морозова является гордостью коллекций ГМИИ им. Пушкина (Москва) и Государственного Эрмитажа (Санкт-Петербург). Образ коллекционера получился открытый, доброжелательный, созерцательно-спокойный. Как и многие портреты последних лет творчества Серова, он написан темперой, широкими плоскостями цвета.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Портрет императора Николая II. 1900. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Серов создал самый необычный портрет последнего русского императора. Николай II предстает не в парадной обстановке, а как обычный человек со спокойным, светлым, немного усталым лицом. Портрет написан почти эскизно, широкими мазками, большими цветовыми пятнами серо-синих тонов. Современники отмечали, что он необычайно схож с оригиналом. К. Коровин, уже находясь в эмиграции, написал: «Серов первым из художников уловил и запечатлел на полотне мягкость, интеллигентность и вместе с тем слабость императора…».

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Петр I. 1907. Картон, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Серов писал о Петре I: «Обидно, что его, этого человека, в котором не было ни на йоту позы, слащавости, всегда изображают каким-то оперным героем и красавцем. А он был страшный: долговязый, на слабых тоненьких ножках и такой же по отношению ко всему туловищу головкой… При этом шагал огромными шагами, и все его спутники принуждены были следовать за ним бегом…» Картина создавалась в качестве иллюстрации для книги, но воспринимается как монументальное произведение. Величественный и страшный, Петр I стремительно шагает вдоль набережной Невы, за ним с трудом поспевает его свита. Вдали виднеются строящиеся корабли. В этой небольшой работе Серов мастерски выразил главное в петровских преобразованиях – почти мифическую мощь первого российского императора, его необыкновенную энергию преодоления в обновлении страны.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Похищение Европы. 1910. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва

В древнекритском мифе рассказывается о том, как Зевс, обернувшись быком, явился красавице Европе, дочери финикийского царя, которая играла на берегу с подругами. Как только Европа села на него покататься, бык-Зевс бросился в море и увез ее на остров Крит. Мифологический сюжет Серов мастерски стилизует под стиль древнекритской фресковой живописи и керамики. Голова быка напоминает античные ритуальные сосуды, волны моря с плывущим дельфином заставляют вспомнить узоры критской керамики. Европа на спине быка похожа на античную кору с неподвижным лицом-маской. Такой прием условно-декоративной стилизации позволяет художнику погрузить зрителя в таинство легендарных времен.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Одиссей и Навзикая. 1910. Картон, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва

К античной теме Серов обратился после путешествия в Грецию, где он посетил места, овеянные памятью о гомеровских героях. На картине изображен эпизод, когда едва не погибшего Одиссея выбросило на берег острова, где его увидела дочь царя Алкиноя – Навзикая. Она отвела его к отцу, который гостеприимно встретил Одиссея и помог ему вернуться на родную Итаку. Композиция картины строится подобно античному фризу. Под высокими сводами голубого неба вдоль сверкающей серебристой полосы моря движется процессия. Навзикая, напоминающая величавую античную кору, управляет повозкой, запряженной мулами. За ней идет тесная группа служанок, замыкает шествие устало бредущий Одиссей. В картине царит удивительная ясность, свойственная древнегреческой мифологии.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Ида Рубинштейн. 1910. Холст, темпера, уголь. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Много нелестных отзывов услышал Серов об этой работе. Так, его бывший учитель И. Репин назвал этот портрет «гальванизированным трупом». Современники, привыкшие к классическим меркам красоты в изображении обнаженной натуры, столкнулись здесь с явным нарушением привычных норм. Легендарная танцовщица Ида Рубинштейн (1883–1960) блистала в балетах дягилевских Русских сезонов в ролях экзотических восточных красавиц. Вероятно, это дало художнику повод уподобить композицию ее портрета древним ассирийским барельефам с их ритуальной неподвижностью и особой пластической выразительностью. Изысканная орнаментальность здесь соседствует с явной гротескной заостренностью облика, но над всем царит усталое, печальное лицо красавицы, словно вобравшее в себя всю трагическую надломленность эпохи.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ. Портрет княгини О. К. Орловой. 1911. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

По монументальной торжественности и беспощадно-обличительной интонации этот портрет не имеет себе равных в творчестве Серова. Светская львица Ольга Константиновна Орлова славилась умением модно и экстравагантно одеваться. В ее облике художник сделал акцент на сочетании аристократического шика и вульгарной крикливости. Огромная шляпа в стиле модерн «уравновешена» накинутой на обнаженные плечи меховой накидкой. Холодное, надменное лицо дополнено «острой» коленкой, обрисовывающейся из-под тонкого полотна роскошного платья. Известно, что заказчица расплатилась за портрет, но себе не оставила, подарив музею Александра III в Петербурге (ныне Русский музей).

КОНСТАНТИН КОРОВИН. Портрет Т. С. Любатович. 1880-е. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

С оперной певицей Татьяной Спиридоновной Любатович (1859–1932) Коровин познакомился во время работы над спектаклями Частной оперы С. И. Мамонтова, где она исполняла ведущие партии. Коровин слагает гимн красоте молодости и чарующему обаянию актрисы. Однако главным содержанием портрета становится не ее внешность, а ликующее настроение летнего дня, которое «врывается» в пространство полотна через открытое окно.