А кому сейчас легко?

Олечка отмахнулась от неинтересной темы:

– А, в магазин пошел… Слушай, ну ты вчера и отчебучила!

Мне показалось, что в ее голосе прозвучало восхищение.

– А ты разве была на корпоративе? Что-то я тебя не заметила.

– Не была, но мне все в красках описали. Как ты отобрала микрофон у Баскова, как взобралась на сцену, как стыдила Михайловну… Да ладно, не смущайся, с кем не бывает. Но вот с убийством ты, согласись, все-таки переборщила.

– Понимаешь… – попыталась объяснить я, но Олечка с жаром перебила:

– Отлично понимаю! Мне ведь тоже иногда хотелось тюкнуть ее по башке чем-нибудь тяжелым! Михайловна была ужасной занудой, придиралась к каждому пустяку. У нее бывали жуткие перепады настроения, как у беременной, то смеется, то через минуту уже орет дурниной. Так что я тебя очень даже понимаю… – Олечка участливо накрыла мою ладонь своей. – Но убить я все-таки не смогла бы, не тот характер.

Мне надоело убеждать окружающих, что я не убийца. Ладно, пусть думают что хотят.

– Значит, нелегко тебе приходилось с Еленой Михайловной? – спросила я.

– Не то слово! Хотя, знаешь, в последнее время она немного успокоилась. Мировой финансовый кризис благотворно повлиял на ее характер. Как будто ее пыльным мешком по голове прибили. Сидела тихо в своем кабинете, как мышь, шуршала бумагами, только с дочкой своей, Августой, шушукалась. Наверное, прикидывала, как спасти свои денежки. У нее ведь куча недвижимости по всему миру: дом в Черногории, квартира в Лондоне – ты знала? А может, это и не из-за кризиса вовсе, а из-за болезни…

– Какой болезни?

Олечка рассказала, что около месяца назад начальница, уехав на выходные в Египет, чтобы поплавать в Красном море, вернулась в Москву еще более бледная, чем уезжала.

– Что же вы, Елена Михайловна, не загорали совсем? – полюбопытствовала секретарша.

Директриса ответила, что перед самым отъездом врачи обнаружили у нее подозрительную родинку на теле и на всякий случай запретили появляться на солнце. Так что все выходные она просидела в номере перед телевизором.

И тут в разговор встряла Августа, которая была вместе с матерью:

– Надеюсь, вы понимаете, Оля, что распространяться об этом факте не надо? Врачебную тайну еще никто не отменял.

Августа, или Августина, дочь Елены Михайловны, занимала в издательстве «Работа» должность заместителя генерального директора по общим вопросам. Не знаю, как эта платиновая блондинка вела бизнес, но выглядела она потрясающе. Сотрудницам издательства не было нужды покупать модные глянцевые журналы, самые последние тенденции в одежде и макияже им демонстрировала Августа.

– Августа меня за идиотку, что ли, держала? – Ольга так дернула рукой, что едва не расплескала из чашки чай. – Никому бы я не рассказала о той родинке, вот только тебе сейчас говорю. Но теперь-то можно. Был у Михайловны рак кожи или нет – сейчас уже абсолютно неважно.

– Угу, – кивнула я. – А недоброжелатели у Елены Михайловны были?

– В смысле? – не поняла секретарша.

– Кто-нибудь ее ненавидел?

– Все!

– Странно, – удивилась я, – вот я, например, всегда относилась к ней с уважением, естественно, до того момента, как она стала творить беззаконие на фирме. Неужели кто-то ненавидел ее до такой степени, чтобы убить?

– Но ведь убили же, – резонно заметила Олечка, буравя меня глазами.

– Может, она с кем-нибудь ссорилась в последнее время? Кого-нибудь уволила?

– Тебя, – захихикала Белкина, но, наткнувшись на мой суровый взгляд, посерьезнела. – Ну, в последнее время у нее произошла одна крупная ссора. Михайловна хотела уволить этого человека и даже грозилась завести на него уголовное дело…

Тут у Оли зазвонил телефон, и она битых полчаса трепалась с подружкой о какой-то ерунде. Все это время я, сгорая от нетерпения, постукивала под столом ногой и терзалась догадками: кто же этот человек, кто?!

Наконец Олечка повесила трубку и вернулась ко мне:

– О чем мы говорили?

– Об уголовном деле.

– Ага, вспомнила! Случилось это месяца полтора назад…

Глава 11

В тот день директриса вызвала к себе в кабинет Ирину Львовну Антонову-Овсеенко, главного редактора газеты «Работа». Вообще-то Олечка редко позволяла себе подслушивать разговоры начальницы, но в тот момент любопытство ее просто раздирало. Выражение лица у Ирины Львовны было как у кошки, стащившей хозяйские сосиски, нахальное и виноватое одновременно, и секретарша не могла отказать себе в удовольствии нажать на кнопку селектора.

Елена Михайловна не ругалась и не кричала, она говорила очень спокойно и даже отстраненно, однако эффект от этого был сильнее, чем если бы она билась в истерике. Директриса припечатывала фактами: когда и в каком размере Антонова-Овсеенко ее обворовала.

Оказалось, что Ирина Львовна вместе с сестрой Натальей на протяжении нескольких лет крали деньги издательства. Наталья, будучи менеджером по работе с VIP-клиентами, договаривалась о рекламе в газете – большой статье на полосу или даже на разворот. Статья проходила по документам как бесплатная, редакционная, журналист работал за оклад, а клиенты платили нехилую сумму лично в карман двум сестрицам.

И вот служба безопасности издательства установила за ними наблюдение, прослушала мобильные телефоны и подтвердила факты воровства. Теперь Ирине и ее сестре предстояло уйти из «Работы». Собранной информации было достаточно, чтобы завести на них уголовное дело.

Выслушав обвинения в свой адрес, Антонова-Овсеенко повела себя неадекватно, видимо посчитав, что лучшая защита – это нападение. Она принялась вопить:

– Вообще-то прослушивать личные телефонные разговоры незаконно! Я буду жаловаться в трудовую инспекцию!

Потом здравый смысл к ней все-таки вернулся, она стала плакать, сетовать на тяготы жизни, умоляла не увольнять ее.

– Бес попутал, Еленочка Михайловна, – скулила проворовавшаяся редакторша, – вы же знаете, как я всегда была предана издательству. Обещаю, что такое больше не повторится!

– Конечно, не повторится, – спокойно ответила Кириллова, – с завтрашнего дня вы у нас не работаете.

– Дайте мне хоть время найти другую работу! Мне же семью кормить! У меня муж безработный, дочь и внук на руках! Не погубите невинных!