А. Блок. Его предшественники и современники

Сокрытый двигатель его?

Он весь — дитя добра и света,

Он весь — свободы торжество!

(«О, я хочу безумно жить…», 1914, раздел «Ямбы»)

Однако не случайным, но глубоко знаменательным является сам по себе тот

факт, что эволюция Блока-лирика окончательно перспективно выстраивается в

его собственном творческом сознании только к эпохе нового и решающего

революционного поворота в жизни страны. К революции Блок приходит с

целым рядом творческих противоречий и во многом — поэтом трагически

противоречивой личности. Маску персонажа его лирическое «я» срывает с себя

относительно редко, и поэтически она, эта маска, осмысляется как объективное

выражение неизбежных в «страшном мире» современности и неразрешимых в

его границах внутренних противоречий личности:

Ты — железною маской лицо закрывай,

Поклоняясь священным гробам,

Охраняя железом до времени рай,

Недоступный безумным рабам.

(«Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух…», 1916)

Противоречий полна и жизнь страны в целом, и они ждут своего разрешения

тоже в общей перспективе времени, — таким возникает образ России в

гениальном стихотворении «Коршун» (1916), выделившемся из «Возмездия» и

завершающем раздел «Родина» в окончательной редакции третьего тома:

Идут века, шумит война,

Встает мятеж, горят деревни,

А ты все та ж, моя страна,

В красе заплаканной и древней. —

Доколе матери тужить?

Доколе коршуну кружить?

Естественным и закономерным поэтому представляется отношение Блока к

предстоящему революционному взрыву: он должен дать, с точки зрения поэта,

решение противоречий общих, социальных, исторических и вместе с тем —

внутренних противоречий личности.

ПРОБЛЕМЫ ЛИРИКИ И ЭПОСА В ТВОРЧЕСТВЕ

БЛОКА ЭПОХИ РЕВОЛЮЦИИ

Революционные события 1917 г. были для Блока меньшей неожиданностью,

чем для большинства его современников — буржуазных литераторов. Сам поэт

говорил об этом в начале событий так: «Все-таки мне нельзя отказать в

некоторой прозорливости и в том, что я чувствую современность. То, что

происходит, — происходит в духе моей тревоги» (письмо к матери от 15 апреля

1917 г., VIII, 484). Они его и не испугали: «Казалось бы, можно всего бояться,

но ничего страшного нет…» (VIII, 480). Прямая, непосредственная причина

этого — ненависть Блока к российской самодержавно-бюрократической

реакции и убежденность поэта в том, что именно реакция порождала всяческий

беспорядок в стране: «Оказывается теперь только, что насилие самодержавия

чувствовалось всюду, даже там, где нельзя было предполагать» (VIII, 481). Блок

находит, что именно революционная эпоха способна породить более

органичные для народа и отдельной личности жизненные порядки. А

существеннейшей, наиболее глубокой причиной внутреннего доверия поэта к

историческому смыслу происходящего представляется то, что «стихийная»

жизненная мощь народа для Блока — основа истории. По мере развертывания

событий Блок все больше убеждается, что для «народной стихии» февральско-

мартовские дни — только начало, а не конец революции; сутью большевизма

ему представляется выражение революционного гнева, революционного

недовольства народа: «Есть своя страшная правда и в том, что теперь носит

название “большевизма”» (письмо к Л. Д. Блок от 28 мая 1917 г., VIII, 496).

Этот органический для Блока ход внутреннего развития приводит его к

принятию Октября как закономерного этапа народной революции. «Помню

холодное зимнее утро, когда, придя к нему, услышал, что он “прочувствовал до

конца” и что все совершившееся надо “принять”»223, — вспоминает

современник.

В творческом плане принятие народной революции и стремление ее понять

означало для Блока, что внутренние противоречия человеческой личности

могут найти решение во вставшей на новые пути исторической жизни народа.

«Революция — это: я — не один, а мы. Реакция — одиночество, бездарность,

мять глину» — так записано в дневнике Блока от 1 марта (16 февраля) 1918 г.

(VII, 328). Таким образом, согласно Блоку, революция дает новую перспективу

для решения тех духовных коллизий, о которых говорит третий том лирики.

Открывались новые возможности для художественной реализации волновавших

Блока проблем. Выделенный из «лирического потока» субъект поэзии, для

которого Блок на протяжении всей своей поэтической эволюции после 1905 г.

искал исторических обоснований, мог приобрести эпически-народное звучание.

Мог измениться сам лирический субъект — стать в более открытой форме

223 Зоргенфрей В. А. А. А. Блок. — Записки мечтателей, 1922, № 6, с. 141.

«народным» героем, представителем социальных низов старого общества, что

опять-таки было предметом давних исканий Блока. Наконец, Блок мог и должен

был, обретя новую перспективную основу для изображения современной

личности, испытать свои силы в более монументальных жанрах поэзии — в

области поэмы (что, несомненно, было одной из важнейших творческих задач

дореволюционного Блока). Именно так и происходит в крупнейших

художественных произведениях Блока революционной эпохи — «Двенадцати»

и «Скифах».

И тут всплывает целый ряд общих творческих проблем, связанных с

лирикой Блока и с его эволюцией в качестве лирического поэта. Новые и

значительнейшие создания поэта следует причислять к эпическим,

монументальным родам поэтического творчества прежде всего с точки зрения