Адмирал Д. Н. Сенявин

До Сенявина дошли слухи, что чиновники Морского министерства намерены задержать жалованье личному составу эскадры до окончания проверки всей его денежкой отчетности. Адмирал доказывал, что для определения размеров невыплаченного командам жалованья вовсе нет • надобности производить общую проверку всех денежных расчетов. Но его доводы не принимались во внимание. Лишь после того как специальная комиссия нашла расчеты Сенявина верными, вопрос о выплате жалованья был поставлен перед Департаментом государственной экономии и перед Государственным советом. Здесь также должны были признать претензии Сенявина вполне обоснованными и точными и осенью 1810 года постановили выплатить личному составу его эскадры свыше двух миллионов рублей.

Но получить эту внушительную сумму из казначейства оказалось очень нелегко. Во всяком случае в

1810 году и в первую половину 1811 года жалованьем были удовлетворены только одиночки. А в ноябре

1811 года царь указал «на первый случай» платить только тем офицерам и матросам, которые ушли в отставку, а также наследникам офицеров и матросов, которые успели уже умереть. После этого указа в течение года было выплачено 230 000 рублей, причем удалось расплатиться далеко не со всеми лицами, на которых распространялся царский указ. Столь скудный отпуск средств нельзя объяснить только финансовыми трудностями, связанными с Отечественной войной 1812 года. В самом деле, через много лет после окончания этой войны жены, дети и даже

внуки русских воинов — участников средиземноморских кампаний 1806—1807 гг. продолжали забрасывать Адмиралтейскую коллегию прошениями об удовлетворении их денежных претензий.

С вдовой матроса линейного корабля «Ретвизап» Горева казна полностью рассчиталась за жалованье, неполученную провизию и мундир ее покойного мужа лишь в 1823 году, а наследники матроса 1 Ьазарсвского с корабля «Ярослав» получили причитавшееся ему жалованье в 1827 году, то есть через двадцать лет после того, как оно было заслужено. Задерживая выплату жалованья на десятки лет, правительство все более запутывало делопроизводство. Нужно было представлять свидетелей, удостоверяющих право наследства, нужно было посылать в Петербург доверенности на получение денег, нужно было наводить из года в год справки о том, когда эти деньги будут выдаваться, и т. д. и т. п.

Тем участникам средиземноморских кампаний 1806— 1807 гг., которые имели неосторожность остаться в живых и даже не вышли в отставку, еще труднее было получить причитавшееся им жалованье, чем наследникам умерших офицеров и матросов, относительно первоочередной оплаты которых имелся специальный царский указ.

Лишь в 1827 году комитет министров принял решение об окончательном расчете «с чиновниками и служителями, бывшими на эскадре адмирала Сеиявиил», причем этому способствовало возросшее к тому времени личное влияние Дмитрия Николаевича¹.

В составленных Сенявпиым «генеральном счете и ведомости» было учтено не только невыплаченное жалованье и стоимость невыдаиной провизии п обмундирования. В этих документах определены были также размеры призовой суммы, которую командующий не выдал своевременно личному составу, и премиальных сумм, положенных офицерам и матросам «за взятый и истребленный суда, крепости и артиллерию» и за захват адмиральского флага па корабле «Ссд-эль-Бахри».

В рапорте морскому министру Дмитрий Николаевич напоминал о материальных затруднениях, которые заставили его пустить вырученные от продажи призовых судов суммы «для продовольствия служителей... и для

исправления и снабжения ескадры». Сеиявин обращал внимание правительства на то, что казна потеряла бы по меньшей мере миллион рублей, если бы вместо призовых сумм он брал деньги взаймы у банкиров. Морской министр дал в свое время разрешение па такие займы, но ведь по ним пришлось бы платить проценты, платить за комиссию, терять от падения курса. И в довершение всего деньги уплыли бы за границу, тогда как сейчас они останутся внутри страны. Моряки не протестовали, когда деньги, причитавшиеся за взятое в приз имущество, удерживались командующим. Они надеялись, что получат на родине все, что им положено. И Сенявин просил теперь не подрывать это доверие и немедленно возместить всем офицерам, матросам и солдатам суммы, которые они должны были получить еще па Средиземном море.

Рапорт этот был подан 24 октября 1809 года, то есть на второй месяц после прибытия Сенявина в Ригу. Ответа же на него пришлось ждать почти целый год. «По докладу моему государю императору, — писал морской министр, — его императорское величество объявить изволил: «Когда и самая эскадра судов, приобретавшая сии призы, оставлена им (Сенявиным. — Л. Ш.) в неприятельских руках, то и нельзя предполагать для нея установленной в призах награды»².

Царское решение было несправедливым и незаконным. Разве можно было обвинять Сенявина в том, что после Тильзитского мира он был слишком поздно извещен о необходимости вернуться в Россию и не успел пройти Атлантику до наступления осенних штормов и до начала русско-английской войны. И разве Сенявин нс нашел выхода из, казалось, безвыходного положения, в котором эскадра, отнюдь не по его вине, оказалась в Лиссабоне. Упрекать командующего не было у царя никаких оснований. И уже вовсе незаконно и нелогично было за мнимые ошибки командующего отказывать в возвращении денег, которыми офицеры и матросы ссудили в 1806—1807 годах государство.

Отказ царя выплачивать призовые суммы причинил обиду всем, кто четыре или даже пять лет выносил на своих плечах тяготы и опасности средиземноморских кампаний и походов, тем более, что люди, досрочно вернувшиеся с эскадры на родину, сполна получили прн-

читавшиеся им призовые суммы. Трудно было понять героической команде «Селафанла», взявшей в плен адмиральский корабль «Сед-эль-Бахрн», почему нс платят причитающиеся ей по закону призовые деньги, если корабль этот три года действовал в составе российского флота, а затем был продан царем французам. Трудно было понять офицерам и матросам, почему попирается закон о разделе между личным составом эскадры денег, вырученных при продаже призового имущества, хотя закон этот был подтвержден и уточнен в 1806 году и затем не отменялся. Понятно было только, что нс для самодержцев пишутся законы и нет инстанции, в которой можно было бы обжалован» беззаконие самодержцев. Царскую резолюцию надлежало принять со «смиренным благоговением» и без всяких возражений.

Но Сенякин не смирился. Выждав два года, он снова поднял вопрос о выплате призовых денег. К этому времени русско-французский тильзитский союз отошел в прошлое и сменился войной 1812 года, а русско-английская война, наоборот, сменилась союзом. Кровно заинтересованные в том, чтобы руками русских солдат разгромить своего опаснейшего конкурента — наполеоновскую Францию, правящие классы Англии всячески заискивали перед царем и постарались в точности выполнить невыгодные для них условия договора, подписанного в 1807 году Сеняшшым и Коттоном в Лиссабоне. Наиболее сохранившиеся линейные корабли «Сильный» и «.Мощный» прибыли в Кронштадт. Остальные пять кораблей и фрегат пришли в полную негодность и не могли дойти до русских портов. Л так как по Лиссабонскому договору они должны были быть возвращены в таком же состоянии, в каком были сданы, Англия заплатила за них н заплатила по очень высокой цене³.

Александр I мотивировал отказ выплачивать деньги за взятое сенявннской эскадрой в приз имущество тем. что «самая эскадра, приобретавшая сии призы» оставлена в неприятельских руках. В 1812 году обстановка изменилась, и поводов для удержания призовых денег более не оставалось. Сеня вин составил в этой связи специальный рапорт. До царя этот рапорт не дошел: сменивший Чичагова на посту морского министра Траверсе возвратил его «с стремительным отказом». Но Сснявип не успокоился. Целых пять лет он пробивал своему ра-

порту путь в царский дворец. В 1817 году ом добился своей цели и доказал, что, оставаясь верным своей собственно!! резолюции. царь должен заплатить призовые деньги. Когда Александр прочел сснявинскин рапорт, он сказал: «Сепявин прав, но дерзок. Выдать призы». И их выдали, правда, с запозданием больше чем на десять лет ¹.

Возвращаясь к событиям, происходившим непосредственно после возвращения Сенявнна из Англии, следует остановиться на конфликте, который у него возник с министерским начальством в связи с награждением матросов эскадры орденами. В начале XIX века был учрежден «Знак отличия военного ордена» специально для нижних чинов. На каждую роту, отличившуюся в бою, полагалось «но низшей пропорции» два ордена, по средней — 3—4 и по высшей — 5 орденов. На отличившийся в бою линейный корабль положено было соответственно от 18 до 45 орденов.