Адмирал Д. Н. Сенявин

Когда морской министр доложил рапорт командира Ревельского порта, царь спросил: «Где? в каком роде службы? и каким образом?» Этими тремя вопросами ограничилось ««высочайшее» реагирование на патриотическую -просьбу Сенявина. Эти три вопроса и были сообщены ему в качестве резолюции на его рапорт.

Сенявин тотчас же ответил на недоуменные вопросы царя. В поданном 8 августа новом рапорте он доложил, что намерен отобрать в своем маленьком калужском имении «людей, годных на службу», и вступить вместе с ними в формируемое в Москве ополчение. Я «вступлю, — писал Дмитрий Николаевич, — в тот род службы и таким званием, как удостоены будут способности мои».

Объясняя царю, «каким образом» он намеревается участвовать в воине с французами, заслуженный адмирал нс смог удоржаться от запальчивости: «Буду, — писал он, — служить таким точно образом, как служил я всегда и как обыкновенно служат верный и привер-жениыя русский офицеры государю императору и своему отечеству».

Сенявин с тем большим нетерпением ждал ответа на свой рапорт, что Отечественная война вступила в наиболее тяжелую для русского парода стадию: после кровопролитного сражения под Смоленском армия .продолжала отходить на восток, готовясь к решающим сражениям. Но царя не было в Петербурге, а без пего дело некому было решить. Наконец 23 августа морской министр написал Дмитрию Николаевичу, что царь категорически отказал в исполнении его просьбы. При этом «его величество отозваться изволил, что и занимаемый теперь вами (Ссиявнным. — А. Ш.) пост для службы нужен».

То, в чем царь отказал Дмитрию Николаевичу, было разрешено многим морским офицерам. Их временно зачисляли в пехоту, откомандировывали в распоряжение сухопутных начальников или посылали в составе отрядов морской пехоты под Ригу и под Москву. Адмирал П. В. Чичагов даже командовал армией, участвовавшей в окружении наполеоновских войск на реке Березине. Справедливость требует признать, что армия отнюдь не выиграла от того, что в нее был принят бывший морской министр. Двигаясь с юга наперерез отступающим французским войскам, он плохо организовал разведку и взаимодействие с наступавшей с севера армией Витгенштейна. Кутузов писал, что «пустой марш Чичагова» дал Наполеону возможность спасти небольшую часть своей окруженной армии. А великий баснописец Крылов вывел Чичагова в образе зубастой щуки, которой «в мысль пришло за кошачье приняться ремесло». Хвастливая щука просила кота взять ее с собой па охоту. Известно, как плачевно для нес окончилась эта охота. Щука зря хвасталась, когда говорила: «Вот невидаль: мышей! Мы лавливали и ершен!» Нет, щука-Чнчагои никогда не отличалась и в охоте на ершей. Он был одинаково плох и как полководец, и как флотоводец.

Сенявин, наоборот, имел опыт руководства боевыми действиями против наполеоновских вооруженных сил как

на морс, так п на суше. Да «к тому же он не претендовал на должность командующего армией. Он только стремился участвовать в народной борьбе с опасным для родины врагом.

Отказывая Сенявнну в его просьбе, царь меньше всего заботился о том, чтобы сохранить его для флота. Нс случайно в 1813 году, то есть тогда, когда война против Наполеона была перенесена на Западноевропейский театр и перед флотом возникли задачи содействия сухопутным войскам в овладении приморскими крепостями и блокады занятого противником побережья, Сенявин вовсе был уволен в отставку и притом с мизерной пенсией.

В позорной для царского правительства отставке Се-нявина, как и >в многолетней задержке выплаты жалованья и призовых денег служившим под его командованием морякам, наряду с Александром I был повинен маркиз де Траверсе. Добравшись до поста морского министра, он вымещал злобу, которую затаил на Дмитрия Николаевича еще когда командовал Черноморским флотом.^ Сенявин подал тогда жалобу на Траверсе, пытавшегося кормить русских матросов всяким гнильем ®. Вероятно, подрядчики дали Траверсе солидную взятку, когда всучили ему тысячи пудов червивых сухарей. Возвращение этих сухарей с Корфу было не только оплеухой, .но и ударом по карману чванливого маркиза. Не мог он забыть и того, что Сенявин разоблачил и другие его махинации.

За несколько лет командования Черноморским флотом Траверсе успел привести его в самое плачевное состояние. В 1805 году министру внутренних дел Кочубею была подана записка, в которой излагались «художества» маркиза, пользовавшегося боевыми кораблями для всякого рода личных спекулятивных перевозок и считавшего, «что Черноморский флот для .него одного и сотворен». Автор записки с болью говорил об угрозе полного исчезновения «бедного флота», если во главе его будет оставаться человек, «никогда не командовавший кораблями и гордившийся тем, «что по русски худо знает».

Жалоба на злоупотребления и невежество маркиза была оставлена царем без внимания и расценена как пасквиль. Но в ее полной справедливости мы убеждаемся, когда сопоставляем ее с отзывом Грейга, который.

принимая после хозяйничанья Траверсе Черноморский флот, оценил его положение как отвратительное и гнусное ^1й.

Бежавший из Франции после революции Траверсе никогда не участвовал в боях и не командовал кораблем ни на французском, ни на русском флоте. И несмотря на то, что он обнаружил свою полную никчемность как командир Черноморского флота, Александр 1 назначил его управляющим морским министерством. Бездарный, очень мало смысливший в военно-морском деле н с презрением относившийся к русскому народу, иноземец возглавлял русский флот, а Сенявин, флотоводец, который вряд ли имел себе тогда равных по силе дарования, был во цвете сил выброшен за борт.

ГЛАВА XXVII ВРАГ АРАКЧЕЕВЩИНЫ

Уволенный в отставку с половинной пенсией, Сеяязин вскоре столкнулся с материальными затруднениями и попал в долги. Он писал, что испытывает «недостаток з содержании себя с семейством» и не может даже дать «полезного воспитания» своим детям. Денежные дела его осложнились еше в связи с судебным процессом из-за родового калужского имения ¹⁰⁶. Тяжело было на душе: возмущали незаслуженные обиды, причиненные царем ему самому и его бывшим подчиненным: удручало вынужденное безделье. Но более всего угнетали опального адмирала думы о родной стране и родном флоте.

Десятые и двадцатые годы характеризовались обострен нем классовых противоречий и политической борьбы в России. В. И. Ленин ухазызал, что «монархи то заигрывали с либерализмом, то являлись палачами Радищевых и «спускали» на верноподданных Аракчеевых» ¹⁰⁶. В первые годы своего царствования Александр пытался смягчить острые внутренние противоречия з стране, заигрывая с либерализмом. Но это зремя быстро миновало и сменилось годами неприкрытой реакции. Вступивший, как мы уже знаем, в году з управление Морским министерством маркиз де Тразерсе имел весьма смутное представление о морском деле. Но он был опытным царедворцем и раньше многих других почувствовал, «куда дует ветер». Не случайно его празле-

шю ознаменовалось упорным преследованием прогрес-снемых деятелей флота.

Возмутившая русских патриотов отставка Сенявиша была далеко не единственным «достижением» маркиза де Траверсе. Он начал свою деятельность в министерстве с упразднения в 1810 году полков морской пехоты, отлично за р око ме I г доили 111 и х себя п абордажных и десантных боях. Тогда же он приказал всех матросов в зимнее время обучать солдатскому искусству: стрел обе из ружья н «сухопутным маневрам». Такое обучение могло бы, конечно, принести свою пользу. Но беда заключалась в том, что на деле оно было сведено к шагистике и «строевой экзерциции».

После окончании летней кампании и ввода корабля в гавань матросы и офицеры переводились в береговые команды, носившие наименование флотских экипажей. Моряки проводили <в экипажах осень, зиму и весну, а иногда задерживались здесь даже -в июне м июле. Вес это время их тренировали изощренные «в плац-парадной муштре сухопутные офицеры и унтер-офицеры. При комплектовании экипажей все меньше заботились о сохранении сколоченных в ‘плавании команд кораблей и все больше интересовались подбором людей, «способных к фруктовой службе».