Адмирал Д. Н. Сенявин

.•раашры. хранящейся а Центральном Носюю-.морском му лег

потребовал прекращения «гнусных изречений» и «неприличных слов», употребляемых во время работ офицерами ⁶.

В инструкции, которой Сенявин снабдил Гейдена перед отправкой его из Портсмута в Средиземное море, он вновь обращал внимание «на обхождение» офицеров с нижними чинами. Указав, что некоторые офицеры «имеют ложные правила» о дисциплине своих подчиненных, Дмитрий Николаевич высказал мысль о том, что «прежде всего надлежит научить людей, что им делать, а потом взыскивать с них и накладывать взыскание за упущение». Сепявииская инструкция требовала, чтобы офицеры немедленно взыскивали за умышленное или «пренебрегателыюе» упущение, но относились снисходительно к упущениям невольным. Офицерам разъяснялось, что служба их состоит не только в том, чтобы командовать людьми. Офицеры должны знать каждого из своих подчиненных, «чаще обращаться с ними», входить в их частную жизнь. «Начальник и офицеры должны уметь возбудить соревнование к усердной службе в своих подчиненных ободрением отличнейших. Они должны знать дух русского матроса, которому иногда спасибо дороже всего». Сенявин подчеркивал, что офицеры, которые «известны о нуждах» матросов и проявляют о них постоянную заботу, приобретают доверие и искреннюю любовь подчиненных. А любовь и доверие незаменимы в боевых условиях⁷.

Нужно прмнить, что инструкция Сенявина писалась в то мрачное время, когда требования передовых людей об отмене или ограничении телесных наказаний расценивались чуть ли не как покушение на устои существующего строя. В условиях николаевской реакции и палочной дисциплины Сенявин осмеливался открыто говорить об уважении к матросу, о необходимости терпеливой воспитательной работы с личным составом. Свои требования он излагал во многих приказах и инструкциях, и в частности в инструкции контр-адмиралу Рикорду, отряд которого был отправлен из Кронштадта в Средиземное море в 1828 году. Приказав Сенявниу сопровождать этот отряд до Зунда, царь опять-таки потребовал прежде всего наблюдать за формой одежды и муштровкой офицеров и солдат. А Сенявин снова в своей инструкции рекомендует ограничить телесные наказания, заботливо отно-

биться к матросам, устанавливать тесные взаимоотношения между офицерами и подчиненными⁸. В то же время Сенявин снабжал Гейдена, Лазарева, Рикорда и других своих учеников, направлявшихся в Средиземное море, ценными сведениями об особенностях театра, о противнике, о союзниках, советовал, как лучше завязать прочные связи с балканскими народами.

Пытался Сенявин кое-что подсказать и царю. В поданной в 1828 году на имя. Николая I записке он обращал внимание на то, что турки не смогут противостоять русской армии на открытой местности и будут, вероятно, обороняться в горах. Поэтому необходимо заблаговременно подготовиться к действиям в горных условиях. Дмитрий Николаевич писал, что «жители гор Балканских, протяженных от Адриатики до Черного моря, управляются почти тем же духом, что и черногорцы, далматинцы и герцеговяне», которые оказали такую большую помощь русским регулярным войскам в горной войне в 1806 году. По опыту черногорских формирований того времени он предлагал создать отряды «горных воинских пародов па вседневное употребление их в аванпостах, для надзирания и прояснения дефилеев * и вместе с сим для ограждения наших регулярных войск от бесполезной и чувствительной потерн»⁹.

В последние годы жизни Дмитрии Николаевич испытал большое удовлетворение в связи с выдающимися успехами своих учеников на Средиземноморском театре. Действия линейного корабля «Азов» и других русских кораблей в Маваринском бою 1827 года и отлично проведенная в зимних условиях блокада Дарданелл, казавшаяся англичанам неосуществимой, убеждали Сенявнна в том, что ученики его вносят свой -вклад в развитие военно-морского искусства. Источником радости для Дмитрия Николаевича было и то, что его именем были названы открытые в 1828 году экспедицией Литке пролив в районе Чукотского полуострова и острова в западной части Тихого океана. Шлюп, на котором плавал в 1826—1829 гг. Литке, тоже носил имя Д. И. Сенявнна ¹°.

Но радость все больше омрачали недуги. В 1830 году Дмитрий Николаевич долго болел и вынужден был

Дефиле — ущелье, узкий проход в горах.

уйти в отставку. А 5 апреля 1831 гола ом бкончнл-свой жизненный путь. .

Чувствуя приближение смерти, Сепявнн просил похоронить его просто и без церемоний. По в дело вмешался царь, который приказал выдать из казны 5000 рублей «на погребение тела» покойного адмирала и даже взял на себя лично командование войсками, участвовавшими

Духовская церковь Александре-Невской лавры, где похоронен Д. Н. Сепявнн.

в похоронной процессии. При этом Николай 1 заботился не столько о том, чтобы воздать заслуженную дань выдающемуся русскому флотоводцу, сколько об использовании его славы для собственного возвышения в глазах общества. При вступлении па престол Николай пытался стяжать себе популярность, возвратив Сенявина на морскую службу. Сейчас же он решил заставить говорить о себе в связи с похоронами Дмитрия Николаевича.

Сенявин был похоронен в Духовской церкви Алек-сандро-Невской лавры в Петербурге, где в то время покоились тела сына последнего грузинского царя, одного митрополита, нескольких второстепенных генералов и большого количества придворных. На надгробных памят-

никах можно было прочесть имена камергеров и камер-юнкеров, шталмейстеров и обер-гофмаршалов, статс-дам и фрейлин. На одной из надгробных плит тщательно перечислялись награды гофмейстрины и кавалерственной дамы Литта, па другой — воспевались добродетели «нежнейшей, любезнейшей и вернейшей» супруги сенатора Безобразова. Среди этих плит в Духовской церкви появилась дубовая доска с надписью: «Дмитрий Николаевич Сенявин, генерал-адъютант и адмирал, род. б августа 1763 года, умер 5 апреля 1831 года».

ГЛАВА XXX ПАМЯТЬ О СЕНЯВИНЕ

Слава пришла к Сенявину при жизни. Уже первые победы, одержанные им над наполеоновскими войсками в кампанию 1806 года, привлекли к нему внимание современников. Последовавшие затем Дарданелльское и Афонское сражения упрочили авторитет и широко распространили известность талантливого флотоводца как в России, так и за пределами ее. Сенявнн еще был жив, когда на карте мира появились географические пункты, названные его именем. Ему довелось держать в руках солидные печатные издания, посвященные его боевым делам.

Начало литературе о Сенявине было положено неоднократно упоминавшимися в этой книге мемуарами П. Свиньина «Воспоминания на флоте» и В. Броиевского «Записки морского офицера». Сразу после своего выхода в свет в 1818—1819 гг. эти произведения были замечены читающей публикой.

Оба автора мемуаров не могут быть отнесены к числу передовых представителей русской литературы.

В 30-х годах В. Броневский выступил в печати со злобной критикой пушкинской «Истории Пугачева». Тогда же он опубликовал свое очень слабое, но зато откровенно верноподданническое сочинение «История Донского войска».

По этому поводу Белинский дал уничтожающую оценку Броневскому, отнеся его к разряду" людей, «которые трудятся неутомимо, хлопочут беспрестанно, вечно заняты, считают десятками плоды своего трудолюбия, а толку ни на грош» ¹.

П. Свнныш в своих исторических работах стремился подражать апологету дворянства и дворянской государственности Карамзину. Как и Броневский, он тщательно обходил или искажал факты, которые могли выставить в невыгодном свете царя, и допускал неточности в передаче документов, чтобы не задеть репутацию высокопоставленных чиновников.

Но написанные людьми, далекими от передовой русской общественной мысли, мемуары Броневского и Свиньина охотно читались революционно настроенной молодежью декабристского периода. Вопреки желанию их авторов, «Записки морского офицера» и «Воспоминания на флоте» воспринимались как живой укор царю, который подверг опале замечательного флотоводца Д. Н. Сенявина и предпочел ему бездарных проходимцев вроде маркиза де Траверсе.

Суровую оценку, которую Белинский дал Броневскому как автору «Истории Донского войска», нельзя переносить на «Записки морского офицера». В «Записках» содержится много интересных сведений о средиземноморских кампаниях русского флота под командованием Сенявина, о балканских народах и русско-черногорских и русско-греческих отношениях. При надлежащем критическом подходе материалами Броневского и Свиньина историки с успехом могут пользоваться и сегодня.