Адмирал Нахимов

4-м бастионе не было блиндажей для команды и офицеров; все мы

помещались в старых казармах, но когда неприятель об этом

разведал, то направил на них выстрелы и срыл их. Вообще внутренность

бастиона представляла тогда ужасный беспорядок. Снаряды

неприятельские в большом количестве валялись по всему бастиону;

земля для исправления брустверов, для большей поспешности

бралась тут же около орудий, а потому вся кругом была изрыта и

представляла неудобства даже для ходьбы. Адмирал Нахимов, приходя

ко мне, каждый раз выговаривал обратить внимание на приведение

бастиона в порядок и устройство блиндажей. Но мне казалась эта

работа тогда невозможною, так как под сильным огнем и

беспрерывным разорением брустверов, нам едва хватало времени

поспевать исправлением к утру повреждений брустверов. Но как у нас

в Черном море невозможного ничего не было, то я и начал отделять

по нескольку человек прислуги от орудий на эту работу и через

2 недели усиленных трудов с помощью инженеров я успел сделать

6 блиндажей, выровнять по возможности землю, подобрать в кучи

бомбы, ядра и осколки и привести бастион в лучший вид. Блиндажи

мы делали довольно скоро, потому что дубовые кряжи брались из

Адмиралтейства, на верхний накат. Сверху насыпалось около

аршина земли, потом клали в два ряда фашинник, пересыпанный

землею. Но несмотря на эту настилку и насыпь, все-таки 12-пудовые

бомбы, падавшие иной раз в одну точку одна за другой, пробивали

и блиндажи. Также случалось, что некоторые бомбы, вкатываясь в

блиндаж и разрываясь внутри, убивали и ранили находящихся там.

Я сам два раза был свидетелем появления в блиндаже подобной

непрошенной гостьи, но меня бог в те разы миловал. Разумеется,

от синяков, контузий и легких ран нельзя было уберечься, равно

как и от земли, которая, обваливаясь с брустверов и траверзов,

засыпала зачастую. Но пока силы дозволяли, до последней своей

раны, я оставался на бастионе. Ядра и бомбы, приходившиеся нам

по калибру, мы обратно посылали к неприятелю. Ежедневно же эта

приборка производилась на заре, так как пальба в это время была

слабее, и каждый комендор после своего утреннего обеда, т. е.

около 3 часов утра, имел обыкновение убирать часть бастиона

около своего орудия.

Впоследствии я вполне согласился, что подобные усиленные

занятия заставляют солдата забыть тягостное его положение, не дают

ему времени думать об окружающей его опасности и тем делают его

совершенно хладнокровным. По приведении бастиона в порядок

адмирал Нахимов благодарил меня за сделанное и сказал: «Теперь

я вижу-с, что для черноморца невозможного ничего нет-с».

...Павел Степанович Нахимов, будучи строг и взыскателен по

службе, в то же время был очень добр и заботлив о своих

подчиненных — офицерах и матросах. Корабельные чиновники, шкипер,

комиссар и другие были им почтены: им даны были и рабочие, и

экономические материалы, чтобы построить дома.

Нахимов про них говорил: «Они заведуют большим казенным

имуществом, на десятки тысяч рублей; жалованье же получают

маленькое. Так чтобы они не крали и были не только исправны, но и

ретивы, нужно поддержать их».

Заботливость Нахимова о матросах доходила до педантизма:

ни за что, например, не позволялось потребовать матроса во время

отдыха или посылать на берег шлюпку без особой надобности.

Нахимов был холостой и всегда восставал против того, чтобы

молодые офицеры женились. Бывало, ежели какой-либо мичман

увлечется и вздумает жениться, его старались отправить в дальнее

плаванье для того, чтобы эта любовь выветрилась.

«Женатый офицер — не служака», говаривал адмирал.

Особенно же сердечность Павла Степановича высказалась во

время Севастопольской обороны.

Помню, как Нахимов в походе на фрегате «Коварна» сделал

мне замечание за то что моя «десятка» 2 плохо выкрашена или

уключины были не в порядке.

Характеристика Нахимова будет не полная, ежели мы не

коснемся, хоть вкратце, состояния Черноморского флота того времени.

Всеми экипажными командами обращалось большое внимание

на пищу матросов. Экипажные хутора, где выращивались разные

овощи, находились на берегу Южной бухты, как раз против

северных укреплений и ниже. Они были отличны. Между ними

первое место занимал хутор 42-го экипажа, где был тогда командиром

Вукотич. На одном бриге, например, пробовали из тех же рацио-

нов делать два и три кушанья. Чай казенный тогда еще не

полагался.

Денег у матросов было много, так называемых «масляных» ,

и некоторые матросы, уходя в отставку, уносили с собою по

нескольку сот рублей.

Были мелкие суда, на которых совсем не употреблялись линьки".

Перейдем к гонкам гребных судов.

Сколько бывало приготовлений, например, при состязании

вельботов! 6 Некоторые офицеры даже смазывали подводную часть их

портером по примеру английских моряков.

Или также гонки гребных судов под парусами, когда старались

проходить под кормою адмиральского корабля, чтобы при этом все

было исправно до мелочей.

А мелкие суда прямо щеголяли своими маневрами и уборкою

парусов.

Мне памятен бриг «Орфей» под командою Стройникова и

старшего офицера Шестакова, когда этот бриг, пройдя Графскую

пристань Севастополя, тотчас же весь рангоут убрал по-зимнему и

команда, забрав койки, с песнями ушла в казармы.

Также помню, как корвету Завадовского4 велено было с 24

или 48 человеками команды с зимнего положения все принять и