Адмирал Нахимов
Шрифт:
почтением несли его на руках.
Нужно было находиться в то время между моряками, чтобы
понять и оценить их глубокую печаль, когда дошла весть, что синоп-
ского победителя не стало. Передать этого тяжелого впечатления,
безмолвного отчаяния словами невозможно. Надобно было быть
очевидцем всего этого...
Артиллерийское, так же как и всякое другое, ученье
производилось
Степановича. Как заклятый враг бесполезной формальности,
стесняющей не вполне развитых простолюдинов, Павел Степанович
доводил все приемы до возможной простоты и свободы, но требовал стро-
гого исполнения всего необходимого и полезного; он не любил также
сухости и бесплодной строгости артиллерийских педагогов, часто сам
вмешивался в объяснения и был неподражаем в этом отношении. В
последнее время вошли в моду в Черноморском флоте вопросы и
ответы, относящиеся до артиллерийского дела, род уроков и экзаменов
для макросов. Эти экзамены составляли камень преткновения для
многих. Умный, лихой матрос, который не задумался бы решиться на
самое отчаянное дело, робел перед экзаминатором и с бледным лицом
давал нелепые ответы; у иных губы дрожали и это, по
непростительной ошибке, некоторые относили к трусости и неспособности к
военному морскому делу. Тысячи примеров доказывали неосновательность
подобных заключений. Павел Степанович упрощал и облегчал
подобные экзамены до-нельзя.
— Что за вздор-с, — говорил он офицерам, — не учите их, как
попугаев, пожалуйста, не мучьте и не пугайте их; не слова, а мысль
им передавайте.
— Муха. — сказал Павел Степанович одному молодому матросу,
имевшему глуповатое выражение лица, — чем разнится бомба от
ядра?
Матрос дико посмотрел на адмирала, потом ворочал глазами во
все стороны.
— Ты видал бомбу?
— Видал.
— Ну, зачем говорят, что она бомба, а не ядро?
Матрос молчал.
— Ты знаешь, что такое булка?
— Знаю.
— И пирог знаешь, что такое?
— Знаю.
— Ну вот тебе: булка — ядро, а пирог — бомба, только в нее
не сыр, а порох кладут. Ну, что такое бомба?
— Ядро с порохом, — отвечал матрос.
— Дельно, дельно! Довольно с тебя на первый раз.
Не все понимали величайшее значение подобного вмешательства
адмирала в военную педагогию, и редко кто постигал всю
утонченность ума, избирающего кратчайший путь к цели. Некоторые
слушали подобные объяснения с двусмысленной улыбкой и приписывали
счастливой простоте то направление, которое внушено высшим умом
и оправдано трудовым опытом.
Нужно быть истинным патриотом для того, чтобы пренебрегать
открыто выраженными насмешками и равнодушно встречать
оппозицию, вызываемую чувствами, а не убеждениями. Ничто так не
возбуждает
зависть во всех слоях общества, как нравственный успехчеловека, ясно обнаруживающий полезное влияние его на других.
Зависть соперничества нередко высказывалась самому Нахимову,
иногда в остроумных выражениях и изящной форме. Сановник должен
быть героем, чтобы рисковать утратить от сближения с толпой с
трудом приобретенное почетное место в общественном мнении,
потоку что люди не всегда расположены смотреть бл*гопоиятными
глазами на подобное уменьшение наружного блеска начальника. Рассмаг-
риваемое таким образом сближение начальника с нижними чинами
далеко не так опасно, как короткие отношения его с молодыми
офицерами. Нахимов был до такой степени храбр и благороден и так
сильно было в нем развито чувство патриотизма, что он не боялся
и этого последнего сближения. С благоразумною умеренностью в
беседах своих с молодыми офицерами Павел Степанович постепенно
воодушевлял их чувством патриотизма и бескорыстным стремлением
к служебной деятельности. При этом в нем обнаруживалась ясно
выраженная система, принятая им для обеспечения успеха. Без всякого
сожаления к себе выставлял он свои прежние ошибки; с юношескими
увлечениями обозначал влияние их на свою судьбу, вероятно, для
того, чтобы обратить внимание слушателя на его собственные
недостатки и без малейшего оскорбления самолюбия объяснить
невыгодные стороны дурного направления. В противоположность этому
молодой офицер смело мог хвастать Павлу Степановичу своими
житейскими и служебными подвигами и находил в нем теплое сочувствие.
— Нужно быть деятельным, — говорил Павел Степанович, —
деятельность великое дело-с, у нее есть большие права.
Все можно отнять у человека: славу, значение в обществе;
можно приписать ему дурные качества, которые служат ему
побудительными двигателями, например честолюбие, эгоизм, глупость, все что
хотите; одного невозможно отнять: благодетельных последствий
деятельности, ежели она направлена на что-нибудь полезное для
общества и правительства.
Павел Степанович никогда не говорил порядочному молодому
человеку: будьте таким, как я, а не таким, как вы; напротив того, он
говорил: во мне вот что было дурно, желал бы я, чтобы у вас этого
не было, и не показывал вида, что он знает своего собеседника
насквозь, со всеми хорошими и дурными его качествами. Вот что
послужило источником многих анекдотов и насмешек, оттого Нахимов и
заслужил двусмысленную репутацию простого человека. Павел
Степанович видел это и понятно, что огорчался ежедневными
разочарованиями в молодых офицерах, подававших, повидимому, надежду на
нечто хорошее и в то же время для красного словца