Адъютант императрицы

— Благословляю за это Бога! — воскликнул Пугачев, снова обнимая друга. — Эй, торопитесь! Накормить его, — обратился он к слугам, — дайте умыться и наденьте на него мое платье и мой собственный орден. Он должен быть одет как подобает моему лучшему другу и первому сановнику. К ужину приготовьте самые лучшие блюда и побольше вина. Нужно отпраздновать его спасение.

— Не делайте этого, всемилостивейший государь! — возразил Чумаков. — Мы отпразднуем мое спасение, но не праздничной пирушкой, а боевой схваткой с врагом. Наша победа расчистит моему царю путь в Москву, где его ждет корона предков.

— Ты говоришь о победе, а между тем меня все здесь уговаривают бежать, — заметил Пугачев. — Здесь боятся Румянцева, который идет против нас.

— Румянцева здесь и в помине нет! — возразил Чумаков. — Он сражается с турками на берегу Дуная и разбит ими.

— Значит, Румянцева нет? — удивленно спросил Пугачев.

Солдаты еще теснее окружили Чумакова; среди них послышались радостные возгласы.

— Какой там Румянцев, — небрежно воскликнул Чумаков. — Крошечное войско вдет на нас, оно совсем бессильно, потому что разделено на маленькие отряды. Нужно как можно скорее, пока несколько отрядов не соединились вместе, разбить первый отряд, идущий на нас. Таким образом мы уничтожим один отряд за другим, и, раньше чем петербургская еретичка в состоянии будет выставить новое войско против нас, мы будем уже в Москве, где нашего императора помажут миром на царство.

— Ты думаешь, что это возможно? — воскликнул Пугачев с блестящими от радости глазами. — Золотые слова! Они звучат в моей душе как Божеский призыв. Я и сам думал то же самое, но вот они ничего не хотят слушать! — прибавил он, указывая рукой на своих сподвижников.

— Не верь ему! — прошептала Ксения на ухо Пугачева, быстро подойдя к нему. — Разве ты не видишь лукавства в его глазах? Он — вестник несчастья!

— Почтительнейше кланяюсь своей милостивой царице! — проговорил Чумаков, опускаясь на колени перед Ксенией и целуя край ее платья.

Ксения с ужасом отшатнулась и снова прошептала Пугачеву:

— Не верь ему, не верь ему! Неправда светится в его глазах.

– - Молчи! — грубо остановил ее Пугачев. — Не бабье дело вмешиваться в наш серьезный разговор. Повтори еще раз то, что ты сказал, Чумаков! Значит, ты думаешь, что мы можем разбить войско еретички!

— Я в этом так же твердо уверен, как в том, что солнце светит на небе! — ответил Чумаков. — Но только мы должны действовать немедленно, пока второй отряд не успел соединиться с первым и не закрыл нам выхода из нашей котловины, куда мой властелин засел точно барсук в нору.

— Но здесь мы в безопасности, отсюда нам открыт выход в степь, — заметил Федульев. — По–моему, до начала действий необходимо послать разведчиков узнать, так ли обстоит дело, как рассказывает Чумаков. Во время побега он легко мог ошибиться.

Другие начальники тоже были против такого быстрого выступления.

— Какие же вы маловеры! — закричал раздраженно Чумаков, так что все солдаты услышали его слова. — Как же вы можете победить, когда сами не верите в успех? Вы боитесь имени Румянцева, но ведь вам говорят, что его нет; а если бы он даже и был, то оказался бы бессильным перед нареченным Богом царем!

Послышались громкие одобрения.

Пугачев протянул вперед руку и громовым голосом произнес:

— Бог, чудом спасший нашего друга, вещает нам, что мы должны делать. Пусть будет так, как говорит Чумаков. Я, ваш царь, объявляю вам свою волю: опираясь на милость Божию, совершившую чудо на наших глазах, приказываем всему своему войску готовиться в поход. Через два часа мы двинемся отсюда, низвергнем врага и победоносно войдем в Москву. Вот вам наш приказ. Кто осмелится возражать против него, тот будет строго наказан, как государственный изменник.

Шумный крик восторга разнесся по всему лагерю.

— Румянцева здесь нет! — говорили солдаты друг другу. — Нас обманули… Враг бессилен! Вперед! Вперед, в святую матушку–Москву!

Антипов молча опустил голову; ни он и никто другой из его товарищей не решились высказать своего сомнения.

Казаки поспешили к своим палаткам и начали собираться в поход.

Чумаков быстро умылся и переоделся и верхом на лошади лично распоряжался сборами. Он долго горячо говорил с начальником каждого отряда, и те молча строили свое войско.

Пугачев тем временем отправился к себе, чтобы должным образом снарядиться. Он приказал также Ксении одеться в богатое платье, на груди которого был золотом вышит царский герб. Она прицепила к поясу саблю в золотых ножнах, а на голову надела шлем в виде короны. Ксения была прекрасна, как богиня войны, сверкая золотом и драгоценными камнями, украшавшими ее оружие. Пока прислуживавшие девушки наряжали свою царицу, она, бледная, с поникшей головой, молча смотрела в одну точку, и горькие слезы текли по ее щекам.

Прошли два часа, назначенные Пугачевым для выступления, все войско уже было готово к походу. Один отряд направился на север, чтобы увеличить гарнизон Саратова, все же остальные двинулись по дороге к ущелью.

Небольшая часть пехоты шла впереди, за ней следовала кавалерия, а артиллерия и обоз тащились в конце.

Подали лошадей; вскоре показался и Пугачев рядом с невеселой Ксенией, у которой были заплаканные глаза. Войско, стоявшее впереди, встретило своего повелителя громкими криками «ура!».

Было решено, что Пугачев пойдет со своим штабом в центре, чтобы иметь возможность одинаково скоро командовать как войском, шедшим впереди, так и тем, что сзади.

Подскакавший Чумаков доложил Пугачеву, что передовой отряд уже отошел далеко и что царю время занять свое место. Говоря с Пугачевым, Чумаков взглянул на Ксению. Мрачный огонь сверкнул в его глазах — и Ксения обмерла от этого взгляда. Она подошла к Пугачеву, снова тихим шепотом попросила остаться, но он не обратил никакого внимания на ее слова.

Ему подвели его вороного, он вскочил в великолепное, украшенное драгоценными камнями седло. Ксения взлетела на своего белого иноходца, отстранив Чумакова, подскочившего, чтобы помочь ей сесть. Войско двинулось вперед, освещенное лучами заходящего солнца, по узкой дороге, лежавшей между взгорками, покрытыми лесом. Вслед за Пугачевым и его штабом потянулись артиллерия и часть кавалерии. Телеги с провиантом и множеством женщин в обозе замыкали шествие.

Пугачев поражал всех лихорадочным, несвойственным оживлением: он не переставая говорил о победе, о коронации в Москве, о том, что немедленно, по восшествии на престол, издаст указ об освобождении крестьян. Он посылал вперед гонца за гонцом, чтобы поторопить передние отряды идти скорее.