Адъютант императрицы

Зораида смертельно побледнела, чтобы не упасть, она оперлась рукой о руку Николая Сергеевича и возвела к Небесам взгляд, полный отчаянья и скорби.

— Эта весть, — продолжал Салтыков, — не терпит отлагательств, и потому вы, ваше императорское величество, простите мне, что я осмелился, вопреки вашему приказанию, проникнуть сюда.

Государыня несколько мгновений стояла неподвижно, затем ее бледное лицо залилось яркой краской и на глазах выступили слезы. Весть превзошла ее самые смелые надежды. Одна из тяжелейших забот, угнетавших ее сердце, отпала. Поколебавшиеся основы власти были снова укреплены.

Екатерина Алексеевна наклонилась, обняла Салтыкова и поцеловала его в обе щеки, причем сказала:

— Благодарю тебя, Сергей Семенович! В твоем лице я обнимаю моего непобедимого фельдмаршала Румянцева и всех его героев! Я знала, что ты мог доставить мне только счастливые вести. Прелестные цветы юных грез, — тише прибавила она, так чтобы было понятно ему одному, — принесли роскошные плоды.

Салтыков молча прижал к губам руку императрицы, и казалось, минувшее поднялось между ними и ослепило своим нестерпимым блеском, так что глаза их подернулись слезами.

Екатерина Алексеевна еще раз пожала его руку, затем сделала знак камергеру, все еще стоявшему на ступенях террасы, указала на окна, и через несколько минут все дамы и кавалеры свиты собрались вокруг нее. Она уже снова совершенно овладела собой и, полная величия и достоинства, сообщила весть о победе, что вызвало у всех восторженный крик ликования.

— Теперь следует отслужить благодарственный молебен в соборе Казанской Божьей Матери, я лично буду присутствовать на нем и отблагодарю Бога за то, что Он явил Свою великую милость мне и святой Руси. Сегодня вечером я намерена устроить прием. Вам, граф Сергей Семенович, я жалую орден Святого Андрея Первозванного. Пусть эти рыцарские знаки всегда напоминают вам ту минуту, когда вы возвестили о победе, которой вы сами так много способствовали. А теперь пойдемте, — продолжала она, в то время как Салтыков дрожащим голосом произнес несколько несвязных слов благодарности, — вы должны рассказать мне, как все случилось. Этот турецкий бунчук пусть положат перед алтарем Богородицы и пусть возвестят по всему городу а победе, чтобы и весь народ мог разделить радость своей государыни.

По знаку императрицы камергеры и статс–дамы поспешно удалились. Все сгорали нетерпением скорее разнести эту казавшуюся невероятной новость.

— Я позволю себе, — сказал Салтыков, — поздороваться у вас, ваше императорское величество, со своим сыном. О, если бы ему когда-либо пришлось принять участие в столь же славной победе и он оказался бы достойным милости вашего императорского величества!

Он заключил Николая Сергеевича в объятья и нежно поцеловал в лоб.

Екатерина Алексеевна отвернулась и увидела, как Зораида закрыла лицо руками и тихо всхлипывала.

— Успокойся, дитя мое, — приветливо проговорила она, — отец Николая ничего не может иметь против выбора своего сына, если я представлю тебя ему как свою дочь.

Государыня схватила руку дрожавшей девушки, чтобы подвести ее к Салтыкову.

— Простите, ваше императорское величество, — сказал последний, — в избытке радости я только наполовину выполнил свое посольство. После нашей победы фельдмаршал Румянцев, которому были известны условия вашего императорского величества, тотчас приступил к ведению мирных переговоров, чтобы новыми проволочками вторично не потерять плодов и не дать врагу времени снова собраться с силами. Фельдмаршал вверил мне честь ведения переговоров, и вот здесь основы мирного договора, подписанные мною и великим визирем; они содержат в себе все, что вы, ваше императорское величество, требовали раньше, и если вы, ваше императорское величество, соизволите утвердить мою подпись, то война будет славно и достойно окончена, а Черное море и Дарданеллы открыты для русского флота.

Он вынул бумажник из кармана мундира и передал государыне договор, подписанный им и великим визирем.

Екатерина Алексеевна прочла документ, и ее лицо осветилось улыбкой.

— Война окончена, — сказала она, — я утверждаю то, что вы, Сергей Семенович, обусловили от моего имени, и пусть Моя подпись стоит рядом с вашей на этой достославной странице истории моего царствования. Ты видишь, — продолжала она, обращаясь к Зораиде, — что все способствует твоему счастью. Мир заключен, и тем вернее отец твой исполнит твою просьбу. Вот, Сергей Семенович, — обратилась она к Салтыкову, — посмотри на эту девушку; пусть она вознаградит твоего сына за заслуги его отца. Я хотела заменить ему мать, поэтому ты должен мне позволить сказать решающее слово о выборе его сердца.

— Кто же эта девушка? — удивленно спросил Салтыков. — На ней платье турчанки.

— Она будет обращена в христианство, к которому уже давно склонилось ее сердце, — возразила государыня, — и великий визирь не откажет в просьбе государыне, намеревающейся поставить его дочь среди своих первых придворных дам.

— Его дочь, — смущенно воскликнул Салтыков, — она дочь визиря Моссума–оглы! Мой сын любит дочь визиря!

— Своей душою она достойна его любви, — сказала Екатерина Алексеевна, — а своим происхождением — достойна того положения, на которое я возведу ее.

— Да, отец, — сказал Николай Сергеевич, обнимая плечи Зораиды, — она была бы достойна быть твоею дочерью, даже если бы ее отец и не был могущественным вельможей среди своего народа.

— О, Боже мой, — тихо вздохнула Зораида, — его дочерью… А он победил моего отца и втоптал во прах его знамена!

Салтыков с сожалением посмотрел на сына.

— Бедное дитя! — сказал он. — Неужели в эту минуту всеобщей радости отец сам должен разрушить твое счастье?

— Как? Вы еще раздумываете, когда я одобрила выбор вашего сына? — с неудовольствием спросила государыня.

— О, ваше императорское величество, — воскликнул Салтыков, — ни слова сомнения не слетело бы с моих губ, если бы вы выбрали в супруги для моего сына любую свою крепостную и объявили ее достойной носить имя Салтыковых! Но здесь я вынужден выказать неповиновение даже вам, ваше императорское величество, вынужден просить вас взять обратно свое решение!.. И да простит меня мой бедный сын, что я являюсь вестником рока, хладнокровно разрушающего надежды его юного сердца.

— Почему… я ничего не понимаю? — спросила императрица, в то время как Николай Сергеевич еще крепче прижал к себе все еще плакавшую Зораиду.

— Вы, ваше императорское величество, поймете, — ответил Салтыков, — если я скажу вам, что гордый и смелый визирь Моссум–оглы, под страхом гнева падишаха согласившийся на суровые требования, на которые давала нам право наша победа, поставил мне условие, исполнить которое я обязался своим честным словом.

— И это условие? — спросила Екатерина Алексеевна.

— Этим условием было возвращение ему дочери Зораиды, которую он любит, которая является его единственным утешением, его единственной радостью на земле, — ответил Салтыков.

— О, мой отец, — воскликнула Зораида, — как любит он меня, как тоскует он по мне!

— Разве он может любить тебя более, чем я? — воскликнул Николай Сергеевич. — Ему даны и могущество и великолепие, в то время как мне — только ты… Одна лишь ты у меня, и без тебя я умру.

— А если я не предоставлю свободы Зораиде? — спросила государыня. — Она принадлежит мне по праву войны; ведь и турки обращают своих военнопленных в рабов.

— Она принадлежит вам, ваше императорское величество, и вы вправе задержать ее, — ответил Салтыков. — Но в таком случае, — продолжал он дрогнувшим голосом, — мирный договор должен быть разорван, так как великий визирь подписал его лишь при условии возвращения ему дочери.