Афганский транзит

– Может быть, – сказал Ньюмен. – Может быть. Только я этим не грешен. Наш мир далек от идеалов справедливости. Роскошь и нищета, сила и слабость, высокий взлет духа и полная бездуховность – все в нем перемешано, перепутано. Но я служу закону. Плохой он или хороший – другое дело. И, если закон нарушен, я в равной мере готов надеть наручники на лорда и на бродягу. Преступность мне ненавистна. Я не хочу критиковать ни ваши законы, ни то, как они соблюдаются. Это не мое дело. Скажу одно, ваши клише о всеобщем равенстве мешают обществу понять неопровержимую истину. А она в том, что большие деньги наделяют их обладателей властью. Это не укладывается в теоретическую схему, которую вы держите в уме. Но это факт. Все в жизни упирается в деньги. Я не думаю, что ваш строй внес что-либо новое в это дело. Однако, чтобы добиться успеха, нужно видеть правду, либо не браться за дело.

– Вы правы, суперинтендант, – сказал Старцев со вздохом. – Деньги – сила многогранная. С одной стороны, созидающая, с другой – деструктивная. Мы с деньгами боролись, но безуспешно. Они победили. Большие деньги меняют взгляды тех, кто их заполучил. Хотим мы того или нет, но у этих людей появляется не только желание заполучить власть. Они получают возможность сделать это. Тут я с вами, мистер Ньюмен, полностью согласен.

– Отлично, полковник. Мы с вами поладим. Я бы не смог работать с человеком, который в угоду идеологии закрывает глаза на правду. Теперь о деле. Мне кажется, джентльмены, вы не до конца представляете всю его юридическую сложность.

– Представляем, – сказал Волков. – Поэтому и попросили прислать к нам человека, который бы помог довести все до конца.

– Благодарю, – сказал Ньюмен и приветливо улыбнулся. – Тем не менее я попытаюсь обрисовать некоторые сложности.

– Разве факт контрабанды, тем более, в таких размерах, не делает решение вопроса простым, как яйцо?

– Даже у яйца два конца, – опять улыбнулся Ньюмен. – Обвинению принадлежит острое, адвокатуре – тупое. Неизвестно, на какой конец поставит дело суд. Ради этого и ведется весь процесс. Впрочем, для вас в деле есть положительный момент. Это то, что сюда приехал я.

– Браво, сэр! – воскликнул Старцев. – Мы об этом положительном моменте уже догадались сами. Теперь получили подтверждение.

– Глас-ност, – сказал Ньюмен. – Перес-тройка.

Вечером из резиденции, которую ему отвели, Ньюмен заказал телефонный разговор с Лондоном. Трубку взял Дик Блейк.

– Что там у вас, Дик? – первым делом спросил Ньюмен, а выслушав ответ, весело засмеялся. – Нет, Дик, можешь говорить смело. Я не в плену. Нет, не на Лу-бьян-ке. Нет. Мы здесь работаем как надо. С полным доверием. Итак, говори. Что? Да, записываю. У нашего подопечного три поездки. Да, в Бангкок. Январь, март и май. Две поездки в Париж. Одна в Пакистан, О’кей! Даже две? Когда? Июнь и август. Карачи и Пешавар. Отлично, Дик. И, наконец, он приехал к нам. Еще не убыл? Нет. Все ясно. Спасибо, Дик. Не хочу предугадывать, но мне кажется, здесь, в Москве, я тоже в связи с этим человеком. Да, именно в связи с его последними поездками. Нет, русским об этом я еще не говорил. Но обязательно скажу. Нет, беспокоиться нет причин. Они не играют с нами. Они сотрудничают. Имей это в виду, Дик. И я сделаю все, чтобы они не разочаровались.

– Есть какие-нибудь указания для меня, Нед?

– Да, Дик. Поинтересуйтесь, что собой представляет фирма «Фуд продактс лимитед». Не пугайтесь, если обнаружите, что она фиктивная. И главное, надо выяснить, какое отношение к ней имеет наш испанский друг.

– Я сделаю это, Нед.

– О’кей, Дик!

1988 г. Сентябрь. Кашкарчи

Поезд медленно подошел к платформе и остановился. Вагоны дернулись. Загремела сцепка, лязгнули буфера. Сходя со ступенек, Суриков ощутил знакомые железнодорожные запахи – лекарственный дух креозота, которым дышали новые шпалы, прогорклую копоть пригоревших тормозных колодок и гнилостное смердение близкого общественного туалета. Жарко пригревало солнце.

Одинокие пассажиры, приехавшие в город, уныло разбредались кто куда. Выйдя на привокзальную площадь, пыльную и пустынную – ни такси, ни автобусов, – Суриков огляделся. Город почти не изменился, и все в нем выглядело таким, каким было в дни далекой пограничной службы. Может быть, только молодых деревьев прибавилось, а старые стали выше и гуще. В кучке навоза, оставленного ишаком перед наглухо закрытым киоском «Союзпечати», копошились сизые голуби.

Две улицы являли здесь собой социалистическую витрину обновленного Востока – проспект Фрунзе, протянувшийся от вокзала до окраины, за которой начинались хлопковые поля, и проспект Ленина, пролегший от головного арыка, прорытого у подножия холмов, переходивших в предгорья, до болотистой поймы узкой, умирающей от безводья реки. На асфальтовой крестовине двух проспектов располагались парадные здания, занимаемые местной властью: монументальная коробка райкома партии, обнесенная колоннадой, словно Парфенон, и роскошный, утопающий в зелени дом райисполкома. Тут же – стеклянный куб универмага «Бахор», который торговал не столько из-за прилавков, сколько из-под них через черный ход, и огромный кинотеатр «Шарк юлдуз» – «Звезда Востока», никогда не дававший полного сбора. В глубине квартала за густым фруктовым садом белело строгое здание отдела внутренних дел, прокуратуры и самого справедливого в районе народного суда.

Два проспекта исчерпывали парадные потребности города, и потому все остальное, по чему могли пройти ишаки и одиночные пешеходы, здесь просто именовалось улицами. Застроенные без плана глинобитными хибарами с плоскими крышами, с подслеповатыми окнами, без канализации, теплой воды, без газа, обнесенные высоченными глухими стенами – дувалами, – они скрывали от глаз мира правду о трудной противоречивой жизни горожан. Именно здесь обитали «хозяева» района, которые с поразительным единодушием в дни выборов отдавали голоса за людей сановных, крепили славу и множили властный блеск двух центральных улиц.

Прямо со станции Суриков отправился в отдел внутренних дел, куда, как он знал, позвонили о его прибытии.

– Вы к кому? – поинтересовался молоденький узбек – сержант милиции, придирчиво осмотрев документы Сурикова.

– К начальнику, – ответил Суриков.

– Значит, к товарищу подполковнику Бобосадыкову. Третья дверь направо по коридору.

Кабинет Бобосадыкова был просторный, светлый, со стенами, отделанными лакированными деревянными панелями. Два широких окна, забранные прочно кованой решеткой, снаружи густо затягивали плети какого-то вьющегося растения. За спиной начальника, сверкая золоченой рамкой, висел портрет Горбачева – парадный свадебный вариант человека, лишенный индивидуальности и малейших признаков возраста. Слева на стене размещалась план-схема города, вычерченная и растушеванная опытным художником. В дальнем углу стоял остекленный шкаф, наполненный спортивными сувенирами – аляповатыми алюминиевыми кубками, хрустальными вазами. Суриков сразу отметил – в комнате не было ни единой книги – ни в шкафу, ни на книжной полке, которую украшал горшок с цветком, ни на столе начальника.

Подполковник Бобосадыков сидел в руководящем кресле с колесиками под ножками и с подголовником на спинке. На чистом, свободном от каких-либо предметов столе лежали его руки – темные от загара, чистые, ухоженные. На мизинце левой Суриков заметил длинный, кокетливый ноготь. Его, должно быть, обихаживали и берегли. На вид Бобосадыкову было лет тридцать пять – сорок. Черноволосый, с волевым подбородком и острыми проницательными глазами, он не встал навстречу гостю, а лишь приподнял руку в приветствии и тут же опустил ее. Внешне это походило на отработанный жест регулировщика движения на перекрестке.

За появлением Сурикова с интересом и вниманием наблюдали пять пар глаз. У начальника сидели руководители подразделений милиции. Должно быть, он собрал их на ритуальную выдачу ценных указаний.

– Это наш гость, товарищи, – сказал Бобосадыков тоном радушного хозяина. – Из Москвы. Большая честь. Будет вести расследование. Нас поучит, а мы ему поможем. Советом, конечно. Делом тоже.

Присутствующие закивали головами.

– Кашкарчи – город маленький, – продолжал подполковник, обращаясь к Андрею. Он приподнял над столом правую руку ладонью вверх, – весь он у нас вот так, – Бобосадыков потряс ладонью, будто играя в мяч. – Лично секретарь райкома товарищ Утежан Бобоевич Сарыбаев, а с ним органы внутренних дел знают и контролируют обстановку. По личному указанию Утежан Бобоевича мы провели операцию «Мак». Она оказалась внезапной для всех, кто нарушает закон. Вредные посевы, – Бобосадыков поднял указующий перст и погрозил кому-то невидимому, – полностью ликвидированы. Проведены беседы с местным населением.

Подполковник выдвинул ящик стола, вынул из него какие-то предметы, упакованные в пластиковый пакет. Протянул Сурикову. В пакете лежали два ножика незнакомой формы и жестяная кружка.

– Что это? – спросил Суриков, не стесняясь своего невежества.

Бобосадыков усмехнулся. Уколол:

– Я думал, в Москве вы знаете все.

– Видите, как легко ошибиться, – сказал Суриков столь же язвительно.

Подполковник вынул из пакета ножик с двумя лезвиями. Положил перед собой.