Агент возмездия

– А откуда взяли фотографии?

– Без понятия. Какие мне дали фотки, такие мои люди и перенесли на овалы.

– А это ничего, что рядом могилы тех, кто умер совсем в другое время?

– Полина, это меня уже не касается. Я свою миссию выполнил, а что будет дальше, мы скоро увидим, – Макс посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут шоу начнется.

Мне стало не по себе от того, что посещение Элен Муаре кладбища местные власти решили превратить в шоу. И все это, чтобы умаслить и раскрутить старушку. Кто-то имел очень извращенное воображение, чтобы придумать такой сценарий.

Вскоре мы услышали шум приближающихся машин и увидели три черные иномарки. Кортеж остановился.

– Полина, пойдем отсюда, – Гаврилов потянул меня за руку.

– С какой стати? Я хочу посмотреть, не провалится ли ваш спектакль.

– Это не мой спектакль. Прошу тебя, давай уйдем, – Макс настаивал на своем.

– Если я не ошибаюсь, тебя что-то напугало. Точнее, кто-то.

– Видишь того мужика в черном костюме?

– Они все в черных костюмах.

– Ну, вон того, что стоит в стороне. Это Пилявский. Не хочу с ним встречаться.

– Ну, так беги, а я останусь, сделаю вид, что скорблю на соседней могилке. В конце концов, не каждый день такие шоу можно увидеть.

– Полина, сдается мне, что ты сегодня не случайно здесь оказалась, – запоздало догадался Макс. – Неужели ты все знала заранее?

– Ты очень проницателен.

Процессия приближалась к «могиле» Кругловых. Гаврилов поспешил ретироваться, дабы не встречаться со своим бывшим тестем. Я впервые увидела своего противника. Он был невысокого роста, но широк в плечах. Когда Федор Петрович подошел ближе, я смогла разглядеть его лицо – гладко выбритый, узкогубый, с маленькими, глубоко посаженными глазами. Ничего выдающегося в его внешности не было. При сильном волевом характере самые заурядные черты лица. Сделав такой вывод, я переключила свое внимание на мадам Муаре. Она была одета во все черное, начиная от изысканной шляпки и заканчивая туфлями на невысоком каблуке. В руках вместо собачки был букет желтых тюльпанов.

Мадам подошла к ограде и попросила сопровождающих оставить ее наедине с давно почившими предками. Мужчины неохотно отступили на шаг назад, но после красноречивого взгляда француженки удалились еще дальше. Элен стала что-то говорить, обращаясь к своим русским предкам, но ее слова невозможно было расслышать. Зато я разглядела слезы, заблестевшие у нее на глазах. Мадам положила на могильную плиту букет, затем жестом подозвала молодого человека, стоявшего ближе других. Наверное, это был ее секретарь. Он что-то передал Элен. Вскоре я поняла, что это был пакет и совок. Мадам зачерпнула им землю с могилы и положила в кулек. Что-то ее насторожило, наверное, то, что земля была сырой. Она стала внимательно оглядываться по сторонам. Когда мадам Муаре шагнула к соседней могиле, к ней подскочила полная женщина в строгом темно-синем костюме и остановила ее разговором. Эта тетка показалась мне до боли знакомой, но я никак не могла сообразить, где ее раньше видела. Наверное, по «ящику».

Русская женщина аккуратно взяла француженку под локоток и повела ее к дороге. Представительный мужчина распахнул перед мадам Муаре дверцу автомобиля, но Элен в машину не села. Она отдала своему помощнику пакетик с землей и направилась пешком в сторону церкви. Свита последовала за ней. Я пошла следом, но войти в храм не решилась, потому что была в джинсах и без головного убора. Элен пробыла в церкви около получаса, после чего села в одну из машин.

– Ах, вот ты где, – сказал подкравшийся ко мне сзади Гаврилов. – Шоу закончилось?

– Боюсь, что оно только начинается.

– Полина, а поехали ко мне!

– К тебе? – переспросила я, лихорадочно соображая, как бы отшить прилипчивого Макса. – А знаешь, я не против. Только мне надо переодеться.

– Во всех ты, Полечка, нарядах хороша.

– Нет, Макс, мне действительно надо переодеться. Давай поступим так, сейчас мы с тобой разъедемся, – сказала я и заметила, что Гаврилов погрустнел, – а вечером жди меня в гости.

– Хорошо. Ты помнишь, где я живу?

– Помню.

– Тогда до вечера.

Я села в «Мини-купер» и поехала домой. Следовать дальше за мадам Муаре не было никакого смысла. Вокруг нее постоянно кружилось столько серьезных людей, что незаметно передать ей письмо ни в музее, ни в театре было просто невозможно. Встречаться с Максом я тоже не собиралась, поэтому ближе к вечеру дала ему отбой через эсэмэску. Гаврилову хватило разума не перезванивать мне и не требовать каких-то объяснений.

Весь вечер я не вылезала из своей комнаты. Мне было заочно стыдно перед Элен Муаре за то, что в моем родном городе она столкнулась с такой беспринципной ложью. Руководство Горовска всеми правдами, а точнее, неправдами пыталось угодить богатой француженке, чтобы вытрясти из нее побольше денег. Она будет думать, что они пойдут на благотворительность, а мужи нашего города без всякого стеснения набьют свои карманы. Наверное, до такого еще нигде не додумались, только у нас. Немудрено, если такую гнусную идею предложил господин Пилявский. Ведь это он выделил средства для обновления фасада школы-интерната.

В связи с вновь открывшимися обстоятельствами я переписала послание, адресованное мадам Муаре. В противовес сладкой лжи, которой старательно потчевали богатую француженку местные власти, моя правда была горькой. Но я должна была донести ее до Элен. И сделать это можно было только в интернате.

Как мы и условились с Анной Петровной, я пришла на Стрелковую, семнадцать, за полчаса до церемонии. Вместо вахтерши за столом сидел какой-то представительный мужчина. Он попросил меня предъявить документы. После строжайшего фэйс-контроля он разрешил мне пройти. Я поднялась наверх и заглянула в кабинет директора.

– Полина Андреевна, заходите!

Воспользовавшись тем обстоятельством, что мы были в кабинете одни, я быстро рассказала Самойленко, какая игра ведется вокруг известной благотворительницы.

– Уму непостижимо! – сказала Анна Петровна, схватившись за голову. – Кризис нравов все прогрессирует. Но неужели Элен Муаре ничего не понимает, ни о чем не догадывается?

– Трудно сказать.

– Анна Петровна, – в кабинет заглянула какая-то женщина, – пора! Они уже выехали из гостиницы.

– Да-да, я уже спускаюсь вниз. Рушник и каравай у вас?

– Да, у меня.

– Пойдемте, Полина Андреевна, – Самойленко поднялась. – Я еще никогда не чувствовала себя так неловко. Я совершенно не умею лицемерить.

– Я понимаю ваше состояние, но иного выхода нет.

Мы вышли из кабинета и спустились вниз. Все тот же мужчина, заменивший вахтера, проверил всех встречающих мадам Муаре по списку. Лишних не оказалось, и он удовлетворенно убрал бумажку в карман. Вскоре у центрального входа остановились три черные иномарки. Почетная гостья и двое ее помощников, молодой человек и девушка, приехали в средней машине. Выглядела Элен безупречно, как и подобает истинной француженке. Конечно, в семьдесят лет маленькое красное платье от Коко Шанель не наденешь. Но темно-красное, длиной до середины икры, с подчеркнутой линией талии смотрелось на ней идеально. Плюс к этому модные и не слишком броские аксессуары, как воплощение изысканности и тонкого вкуса.

Ее французские сопровождающие тоже были очаровательны – и загорелый молодой человек с черными вьющимися волосами, и миниатюрная девушка с русалочьими волосами, и чихуахуа на руках.

Среди русского сопровождения снова был Федор Пилявский. Он вышел из машины и с усмешкой посмотрел на здание школы-интерната, которое вот-вот должны были снести по его прихоти. Наверняка его представили Элен Муаре как местного мецената.

Я не слишком вслушивалась в смысл дежурных фраз, а думала только о том, как бы передать мадам письмо. Мой взгляд остановился на женщине, которая снова сопровождала гостью. Вчера она показалась мне знакомой. Да ведь это же Таисия Филипповна, та самая наглая тетка, которая окучивает тренера по акваджоггингу! Пышная прическа вместо резиновой шапочки, яркий макияж и одежда, скрывающая огрехи фигуры, – за всем этим было нелегко узнать мою соперницу. Оказывается, она чиновница. Вот откуда у нее столько наглости и самоуверенности!