«Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!»

Эксперт Элка радостно сообщила мне, что никакой экспертизы не потребовалось — термос был чист. Девственно. Как свежий снег, если я еще помню каким он бывает.

Круг сужался. Стереть отпечатки могли: Умница, Ирочка, теща, Ленка, Левик, я. Как это сказал мой новый дальновидный шеф: «…со своими родственниками, любовницами, гениальными психами и убитыми суками разбирайся сам.» Впрочем, как давеча заметила моя теща, что это я сразу на своих думаю?

Надо сначала проверить — был ли кто-то чужой.

Я постучал в тещину дверь и мне сразу ласково сказали:

— Жаходите, жаходите, Фимошка!

В светелке было накурено так, что в сизоватом воздухе теща теряла возрастную определенность.

— Вы все-таки слишком много курите, — не из сыновней заботливости, а из одного абстрактного гуманизма вырвалось у меня.

Теща молча препарировала меня взглядом. Затем затянулась и выдохнула:

— Да я и живу шлишком долго, так што?

Твою мать! Твою мать! Твою мать! Не связываться! Не связываться! Не связываться!

— Я зашел, чтобы спросить, кто из посторонних заходил вчера в нашу квартиру в мое отсутствие.

— В НАШУ квартиру, — удовлетворенно повторила теща, — пока ты где-то шлялшя, жаходили: Регина Боришовна, мать того шошеда, которого шуть не приштрелил Фимошка. К Левику приходили дружья, я не жнаю иж каких они шемей, это не мое дело, это дело родителей, но вше они были штранно одеты — шерная кожа, вшякие жележки. И на голове пришешки, как у Левика. Я думаю, это они его наушили так штришьшя. А потом, предштавь шебе, пришли арабшкие гружшики, те шамые. Я давно хотела тебе шкажать, Боря, што огнештрельное оружие не швыряют, как ты, где попало… Гружшики шкажали, што жабыли тут какие-то ремни. И они бы нашли вмешто ремней твой пиштолет, ешли бы я его не шпрятала. Вот он, кштати, можешь жабрать.

Я покрутил пистолет. Что же она меня искушает?.. Сунул ствол за пояс. С отпечатками теперь все ясно — раз уж здесь побывал грузчик из дома Халиля… Только вряд ли они пришли стереть отпечатки. Почему они вчера должны быть умнее, чем позавчера?

Я снова позвонил Элке:

— Взгляни на левую щечку китаянки. Да, на термосе. Ямочка есть? Ну, вмятинка… Уверена, что нет? Спасибо, я так и думал.

Ай да Халиль! Только вчера днем получил информацию, обработал, согласовал с компетентными террористическими инстанциями и уже вечером выкрал термос. Или он не знает арабской пословицы: «Спешащего подталкивает сатана»… Жаль, что он не откроет термос при Елке, и я не узнаю какое у Халиля было выражение лица. Съездить, что ли, отдать за тещин битый термос с отпечатками два небитых? Или позволить это сделать Вувосу — он мне будет очень признателен…

10. Аленький цветочек

В машине Умница вел себя, как перевозбужденная болонка, только что не перепрыгивал с переднего сиденья на заднее. Вместо этого он перепрыгивал с темы на тему: то восхищался красотой пейзажа за окном, то задавал дурацкие олимовские вопросы, то возвращался к основной теме:

— Хорошо бы, чтобы это все-таки был Максик, правда, Боря?

— Для кого хорошо?

— Для тебя, Боря. И для Ленки. Правда?

У меня было ощущение, что я, задумавшись, пропустил часть нашего диалога, а теперь не могу включиться.

— Ну-у, — протянул я. — А что ты имеешь в виду?

Он преданно посмотрел на меня и изрек:

— Но ведь мы не имеем права кого-нибудь не подозревать, правда? А кроме нашего Клуба присутствовала еще и ваша семья. Да и этот твой, скульптор…

Умница поднимался к Максику, а я сидел в «Шкоде» с обычной телефонной трубкой и ловил насмешливые взгляды. Понятно, оле хадаш подражает соседу на «Мерседесе» с сотовым телефоном. Наконец, я услышал звонок в дверь, и тоненький голосок осведомился на иврите, мол кто это еще там? Мне очень захотелось, чтобы Максика с Инкой не было дома. Умница это заслужил. Я, как какой-нибудь патриций, опустил большой палец вниз. Не знаю, кто в римском пантеоне курировал моральный садизм, но этот божок меня услышал.

Большую часть жизни шестилетнего Авигдорушки вокруг него трепались взрослые дяди и тети, считавшие себя интеллектуалами. Но если моя племянница Ирочка воспринимала подобный треп, как фон для игры в куклы, то Авигдорушка внимал и уточнял в сложных местах. В Израиле русский с него слинял, как шерсть с зайца, а резонерство только прогрессировало.

Умница засюсюкал на иврите, что, мол, это дядя Фима, который забирал тебя, Витенька, из роддома, когда ты родился и научил тебя завязывать шнурки, помнишь?

— Не пизди, господин мой, — перешел кроха на русский. — Фима поднялся в страну три дня тому назад. Он не знает говорить иврит хорошо.

— Какой ты стал умный! — поразился Умница. — Но я ведь тоже умный. Вот я и выучил иврит еще в России. Я знаешь сколько языков знаю?! Разве тебе…

— Сколько? — перебил Авигдорушка.

— Двадцать! Открой, пожалуйста, дверь, я не хочу ждать родителей на лестнице.

— Два-адцать? — озадачился малыш. — Рэга… раз, два, три… нету в мире столько языков. Не ложи мне на уши пасту!

— Надо говорить: «Не вешай лапшу на уши», — автоматически поправил Умница.

— Есть у меня свой особенный способ говорить, — недовольно сообщил Авигдорушка. — Ты ведь понял, что хотел я сказать? Почему ты думаешь, что можешь говорить мне, как я должен говорить?! Просто скотство, какие вы все, взрослые, одинаковые… Это значит, что по виду вы все, конечно, разные, но как с вами со всеми одинаково тяжело!

Милый все-таки мальчик, зря его Ленка недолюбливает. Ну, подумаешь, выставил ее дурой, да еще и подытожил: «Какие вы, женщины, бедные. Даже сердитесь одинаково смешно — глаза делаете большими и кричите. Это потому, что вы слабые и сделать больше ничего не можете. Вот и пугаете.»

— Конечно, я понял что ты хотел сказать, — озадаченно выдавил бездетный Умница. — Но и ты должен понять, что если ты говоришь не правильно, про тебя будут думать, что дефективный…

— На что намекаешь ты, господин мой? — строго сказал мальчик. — Какой корень в слове последнем твоем? Дефект или фиктивный? Не люблю я и то, и другое… Ты знаешь что? Ты гадкий мужик. Даже хочется мне тебя исчерпать!

— Что сделать?!

— Исчерпать! — настаивал Авигдорушка.

— Что это?

— Это чуть лучше, чем убить.

Про то, что давно пора было сделать с Умницей, лучше не скажешь.

— Так, — сказал Умница, — хватит! Ты меня впускаешь или нет? Если нет, то скажи когда будут родители.

— Есть у тебя шанс, — задумчиво сказал Авигдорушка, слегка гнусавя, как будто ковырял в носу. — Разве ты можешь доказать, что ты Фима?

— Как?! — по-деловому спросил Умница. Кажется, он понял, что попасть в дом в отсутствие Максика может быть очень полезно.

— Так. Вот на чем ты знаешь играть?

— Да почти на чем угодно! — не без дурацкой гордости ответствовал Умница. — Я играю больше, чем на двадцати инструментах.