Акт возмездия

– Вот и я о том…

– Ладно, шеф, я задачу понял… Сделаю на всякий случай пять инициирующих зарядов, грамм по триста каждый. По одному заряду в каждый мешок, нормально должно выйти. Азид свинца, я думаю, подойдет… Детонирует как миленький… Или все же лучше гремучую ртуть?

– Сдаюсь, – картинно задрал руки вверх Илья. – Избавь меня от научных подробностей. Просто сделай такое, чтобы гарантированно рвануло.

– Можете не сомневаться, Учитель, – расплылся в улыбке Веня. – Сделаем, не впервой…

Участковый инспектор милиции, к своему несчастью обслуживавший участок на котором проживал Варяг, изначально был против этой затеи. Дурная она была какая-то, не сулящая прибыли, и при этом чреватая вовсе даже непредсказуемыми последствиями. Однако ссориться с операми не хотелось, они ребята резкие, не вполне адекватные с точки зрения обычного маленького человечка и весьма даже злопамятные, так что нежелание помочь в "пустяшном" якобы деле, вполне может вылиться потом в крупные неприятности. А неприятностей участковый инспектор не любил, а в особенности не любил те из них, что возникали по служебной линии. Таким образом, натурально выходило, что предложение опера было из серии тех, которые просто невозможно отклонить. Причем сам опер тоже это отлично понимал. Так что все эти мыслишки по поводу того, что, мол, мог и не соглашаться, это лишь самоуспокоение и утеха для реально задетого самолюбия. Однако, как сладко иногда вот так вот помяться перед зеркалом, рассуждая сам с собою, что вечно, мол, подводит по жизни доброта и желание бескорыстно помочь ближнему. Не хотел ведь вот, а из-за отзывчивости своей все равно делаю…

– Да, Василий Кирилыч, попадешь ты с этими лоботрясами под монастырь. Как пить дать, попадешь, – сообщил инспектор своему отражению в зеркале, осуждающе покачав головой.

Отражение послушно отзеркалило укоризненный жест, вернув его инспектору. Так себе было отражение, надо сказать, не особенно хорошо выгядящее, помятое какое-то, обрюзгшее, нескладное… С красными от недосыпа свинячьими глазками… Да и не удивительно, с такой работой как у милицейского участкового инспектора на Бреда Пита походить не будешь… Вообще на человека похожим быть перестанешь, скорее уж на ломовую лошадь… Эх, жизнь, жестянка…

С опером договорились встретиться прямо у подъезда, благо подозреваемый жил прямо тут же, никуда ходить, а тем паче ездить не надо. И то хорошо, в такое утро каждое лишнее движение уже головная боль. Участковый, кряхтя и отдуваясь, влез в форменный китель. Уже несколько лет он из экономии не получал на складе новую форму, надеясь потом выбить из вещевиков ее стоимость деньгами. В принципе, стараниями жены Василия Кирилловича, китель и впрямь до сих пор смотрелся весьма прилично. Не как новый, конечно, но и без явных изъянов и огрехов. Вот только благодаря ей же, сам участковый инспектор за несколько лет изрядно раздобрел, набрав пяток килограммов лишнего веса, потому втискивался в форменную одежку с трудом. Эх, хорошо операм, ходят себе в гражданке и в ус не дуют, а тут вползай в это произведение модельного искусства… Он уже и впрямь подумал было плюнуть на неудобную форменку, и даже потянулся за висящей на спинке стула клетчатой рубашкой, но вовремя опомнился. Сегодня в обычной одежке идти было никак нельзя. Весь "психологический момент", как мудрено выраздился опер, их полулегальной операции строился как раз на инстинктивном почтении нашего человека к милицейской форме. Ведь, строго говоря, никаких законных оснований врываться спозаранку в квартиру к Лебедевым у них не было. Так что рассчитывать они могли лишь на магию форменного мундира и милицейских корочек. Магию, надо сказать, в последнее время изрядно подрастерявшую свою прежнюю силу. Еще раз придирчиво оглядев в зеркале свое отражение и сожалеющее вздохнув бросившимся в глаза капитанским звездам, Василий Кириллович потянулся за валяющейся тут же на банкетке портупеей с потертой коричневой кобурой. Вместо пистолета в кобуре лежала шариковая ручка.

По-правде говоря, именно ее, а отнюдь не закрепленный за капитаном табельный ПМ с полным основанием можно было назвать его личным оружием. Вопреки героическим фильмам и книгам участковый инспектор гораздо чаще занимается снятием нудных объяснений с перебравших алкашей и не поделивших какую-то мелочь соседей, чем преследует со стволом наголо мафиози и бандитов. Ну а в деле составления административных протоколов ручка всяко много полезнее, чем пистолет. На самом деле, именно сегодня ствол может и не помешал бы, придавая владельцу лишней солидности. Вот только оформить участковому инспектору постоянное ношение табельного оружия практически нереально, а получить его в оружейке можно только с санкции начальства для участия в конкретной операции. Василий Кириллович уже и не помнил, когда последний раз держал в руках собственный пистолет. Лет пять, наверное, назад, когда вдруг весь отдел заставили сдавать в тире нормативы по стрельбе… Вспомнив о тех стрельбах, участковый горестно вздохнул, сдача на "удовлетворительно" обошлась ему тогда в две бутылки марочного армянского коньяка… Воспоминание, понятное дело, улучшению настроения не способствовало.

А из подъезда Василий Кириллович вышел даже более несчастным, чем был, когда проснулся, хотя и сам считал, что такое вряд ли возможно. Ко всем неприятностям сегодняшнего утра добавился еще и зашатавшийся каблук на ботинке. Ну вот, не зря говорят, что беда одна не приходит. Еще вчера, когда договаривался с опером, участковый чувствовал неладное. И вот на тебе, три года исправно служили ботинки. Три года! И вот именно сегодня такое расстройство. Еще и соседский котяра наглого черного цвета шмыгнул в подъезде прямо из-под ног. И хотя капитан успел быстро взяться двумя пальцами за пуговицу на мундире и даже суеверно поплевал через плечо три положенных раза, подспудно он понимал, что все происходящее отнюдь не случайно, и похоже ничего хорошего в адресе их с Блиновым не ждет.

А вот, кстати, и он сам, легок на помине. Уже мнется под дверями, смоля дешевую сигаретку и улыбаясь во все тридцать два зуба.

– Опа-на! Здорово, Кирилыч! Чего у тебя такой вид похоронный? Или не рад литруху на халяву срубить?

Радостно-возбужденный вид опера, едва ли не подпрыгивающего на месте от нетерпения, раздражал, потому наскоро пожав протянутую ладонь, Василий Кириллович тут же взял быка за рога.

– Чего-то не вижу я только обещанного литра? А? За пазуху что ли спрятал? Так доставай, не стесняйся!

– Кирилыч, ну ты чего? – развел руками опер, удивленно кругля глаза. – Не с собой же мне на боевую операцию водяру тащить? Получишь, не сомневайся! Все будет в лучшем виде!

– Ага, – разом поскучнел участковый. – Дождешься от тебя потом…

– Да ты чего?! Когда я своих обманывал?! Сказал, будет, значит, будет! Уже даже закуплено все, в сейфе дожидается, в отделе! Ну, бодрее взгляд! Нас ждут великие дела и большая пьянка!

– Трендюли от начальства нас ждут, вот что… – угрюмо прогудел участковый, неприязненно отворачиваясь от возбужденного Блинова.

– Брось, Кирилыч, все путем! – Блинов приобняв участкового за плечи несколько раз дружески его встряхнул. – Нам с тобой еще премию выпишут! В размере трех окладов! Вот увидишь!

– Ага, выпишут, – ворчливо осек разошедшегося опера Василий Кириллович, высвобождаясь из его объятий. – Клистир на полведра скипидара, с патефонными иголками, выпишут… Ладно, пошли, что ли… Чего сиськи мять?

– А то! Конечно, пошли! Я только тебя и жду!

И улыбающийся до ушей, нервно-возбужденный опер сам подтолкнул участкового к подъездной двери. Василий Кириллович, тяжело вздохнув, сделал первый шаг в дышащее знакомым жилым теплом нутро подъезда.

Варяг проснулся разом, мгновенно выпав из непрочной паутины сна и тотчас же полностью осознав себя и все окружающее. Так, одномоментно переходя от сна к яви, просыпаются большие хищные звери. В коридоре слышались голоса. Чужие, незнакомые… И что настораживало больше всего, голоса мужские, властные, резкие, с отчетливо проскальзывающими металлическими нотками. Кто это там у нас? Он прислушался, стараясь уловить о чем идет речь, но стены старого, еще сталинской постройки дома отличались неслабой звукоизоляцией, даже внутри квартиры. Разобрать удалось лишь отдельные слова, но они объяснили все остальное: "старший оперуполномоченный", "уголовный розыск" и наконец его собственные фамилия, имя и отчество… Выходит пришли за ним… Скосив глаза он глянул на большие красные цифры электронных часов. Шесть часов, тридцать две минуты… Ну да, вполне разумно, взять его тепленьким, прямо в постели, пока еще не отошел от сна и не готов к активному сопротивлению. Только это вы хрен угадали, господа! Что ж, значит, где-то наследил. Нашли, вычислили… Не такие дураки оказались, как он всегда о них думал. Но просто найти мало, нужно еще суметь взять.

Стараясь не шуметь, он вскочил с постели и заметался по комнате, лихорадочно натягивая на себя разбросанную с вечера одежду. Черт, вчера поздно вернулся и даже не подумал все аккуратно разложить и повесить. Просто устал, замотался, как собака, а теперь вот, пожалуйста, ничего не найти… Голоса приближались, становились отчетливее. В жесткие, рубленные мужские вплетался тихий и мелодичный женский, встревоженный, вопрошающий… Это говорила его мать, видимо, сейчас незваные гости как раз объясняли, что ее сын опасный преступник, а она все никак не могла в это поверить. Эх, мама, мама… Сердце на миг кольнуло невыносимой животной тоской, до боли захотелось проснуться еще раз. Проснуться так, чтобы все сделанное и прожитое до этого оказалось бы дурным сном, просто предрассветным кошмаром, до жути реальным, но пропадающим с первыми лучами солнца, тающим под ними, испаряющимся без следа.