Александр Невский

— Где ты пропал? — встретили Ратмира упреком. — Клетку давай.

С ходу осадив коня, Ратмир, задыхаясь, крикнул, указывая назад:

— Там… голова… [41] там в траве.

— Врешь! — встрепенулся Федор Данилович.

— Ей-богу, — перекрестился Ратмир.

— А ну кажи, — кормилец решительно направился к коням.

— Клетку-то, клетку, — кинулся за Ратмиром ловчий. Догнал его и, поняв, что мальчик ничего не соображает сейчас от испуга, сам отцепил клетку от луки седла. Побежали к коням и княжич со Сбыславом, оставив ловчего одного управляться с ястребом и кутней.

41

Голова — так называли раньше убитого; головник — убийца.

Убитый лежал лицом вниз. Из спины его торчала сулица. Кровь, залившая холщовую рубаху, давно запеклась и почернела.

— Поверни лицом, — велел Федор Данилович Сбыславу.

Сбыслав соскочил с коня, засуетился, схватил убитого за плечи.

— Господи помилуй, — перекрестился Федор Данилович.

Княжич побледнел, но смолчал. Федор Данилович слез с коня, внимательно осмотрел почерневшее лицо убитого.

— Нет, не наш, — и, отойдя назад, приказал Сбыславу: — Скачи к ловчему. Пусть немедля бежит в веску и приведет сюда старосту и трех смердов да наших с пяток пусть позовет.

Кормилец отъехал с мальчиками на середину поляны. Спешились. Вскоре воротился Сбыслав и привез с собой ястреба в клетке.

Сбыслав спутал всех коней, снял со своего седла лук. Подошел к сидящим в траве, положил оружие и с удовольствием сам растянулся на земле.

— Благодать.

Кормилец не разделял восторга дружинника.

— Ты наказал ему, чтоб скоро?

— Да все створил, как велел, Федор Данилович. Чего уж ты? Тут до веси рукой подать, мигом прибегут.

— Ох, господа, — перекрестился кормилец, — упокой душу раба твоего, как звать, не ведаю.

Глядя на него, перекрестился и Ратмир, все еще не пришедший в себя от испуга. Только княжич, придвинув к себе клетку с ястребом, внимательно рассматривал пернатого пленника. Ему было и жаль его (экий красавец в неволю попал!), и радостно от мысли, что он станет обладать такой дивной птицей, что она будет послушна ему и преданна.

— А как его вынашивают? — спросил Александр, ни к кому не обращаясь.

— О-о, на это дело терпения много надо, — отвечал Сбыслав. — Достанет ли у тебя, Ярославич?

Александр покосился на дружинника, раздул ноздри, упрямо отрезал:

— Достанет. Я же спрашиваю: как надо вынашивать?

— Это, княжич, тебя ловчий научит, он по этому делу мастак. Мое дело — лук да стрелы.

Александр обернулся к Ратмиру, дернул его за портки.

— Ты, чай, ведаешь, как вынашивать?

— Ась? — встрепенулся пригорюнившийся Ратмир.

— Я спрашиваю: ты знаешь, как вынашивать?

— Любая тварь ласку да заботу любит. Станешь сам кормить да холить, он и привыкнет.

Кормильцу не понравились такие речи, он заворчал:

— Сам носи, сам корми. Он кто? Али у него слуг мало? Вот ты и выносишь, — обернулся к Ратмиру.

— Я? Мне это даже любо, — искренне признался Ратмир.

— Я сам выношу, — твердо сказал княжич, и всем стало ясно, что так оно и будет. Александр уже почувствовал свою власть над людьми и, когда ему было надо, употреблял ее, не оглядываясь даже на кормильца.

— Хорошо, хорошо, — уверил его кормилец. — Вернемся домой, и ловчий расскажет и покажет.

Вскоре из-за леска появилось около десятка верховых.

Как и наказывал Федор Данилович, ловчий привел старосту, трех жителей вески и пять княжих дружинников. Смерды внимательно осмотрели убитого. Дружинники с коней не слезали.

— Ваш? — спросил смердов Федор Данилович.

— Нет, — замотал головой староста. — Сей муж неведом нам.

— Но земли эти вашей веси?

Староста переглянулся со смердами, почесал затылок.

— Чего уж там. Наша земля.

— Тебе, конечно, ведомо, что за голову на вашей земле отвечаете вы же, — начал Федор Данилович как по писаному. — Ищите головника.

— Где ж его взять нам? — вздохнул староста.

Кормилец заранее знал ответы смердов, но для предъявления иска надо было соблюсти порядок.

— Тогда будете платить в пользу князя дикую виру [42] в сорок гривен.

42

Вира дикая — денежная пеня за убийство; вирник — сборщик виры.

Услышав это, староста вздрогнул и закрутил головой, словно петля ему шею сдавила.

— Помилуй, боярин. Где ж мы столько кун изыщем?

— То не мой злой умысел, — сухо ответил Федор Данилович. — «Русская Правда», по коей наши пращуры жили, так велит. И тебе сие ведомо не хуже моего.

— Вот напасть-то, — вздыхали смерды и староста.

— Не доглядишь оком, доплатишь боком, — отвечал холодно боярин. — Благодарите бога, что этот человек не из княжеских, а то б в два раза более вира поднялась. — Он обернулся к дружинникам, позвал: — Станила, подь сюда.

Молодой дружинник соскочил с коня, подошел к боярину.

— Вот вам вирник, — представил его смердам Федор Данилович. — Всю виру ему заплатите. А дабы не тянули, с ним еще трех отроков я оставлю. И запомните, вирнику надлежит семь ведер солоду, туша баранья, каждый день по две курицы, а хлеба и пшена вдосталь. Все по «Правде».

— О Господи, — закрестились испуганно смерды я горестно головами закивали. — За какие грехи нам напасть сия?

— Это не все, — поднял руку кормилец, требуя внимания. — Кони их на полном вашем прокорме… Овсяном.

— Мать пресвятая богородица! — завздыхали смерды.

— Вот так, — кормилец широко перекрестился. — Аминь!

Он наклонился к княжичу, полуобнял его ласково.

— Все мы с тобой по «Правде» содеяли, Александр Ярославич. Теперь и домой можно. Дай бог засветло добежать.

И они направились к коням. Следом шел, едва сдерживая радость, Станила. Он загодя подсчитывал, сколько перепадет в его калиту от дикой виры: «От сорока гривен двадцать рез! [43] Это станет, это будет… Ох господи, никак от радости сосчитать не могу. Это будет восемь гривен! Этакое счастье подвалило. Восемь гривен!»

43

Резы — излишки, проценты.