Александр

Нашей? Как же! Глотнув еще кофе, я, ничего не сказав, ждала продолжения.

– Вы очень одаренный человек, Рита, гораздо более одаренный, чем любой из нас.

– Даже вы?
– не выдержала я.

– Я? Я - тоже одаренный, но в другом смысле. Не желаете ли совместить наши таланты?

Я кивнула - зачем еще бы я с ним тут сидела?

– Ваши таланты мне ясны, - усмехнулась я.
– Но в чем мой талант?

– В умении уходить от проблемы. Это дар, Рита, скрывать свое сознание от стрессов в другом измерении, то есть, в выдуманном мире. Такой дар дается не каждому, дар придумать свой мир, чтобы лучше изучить этот. Вы продумали свои фантазии до мелочей, например - своеобразную одежду, этот голод, детей, положение рабов. Даже героя, и того сумели выдумать. А как же язык, Рита? На каком языке разговаривает ваш герой? На русском?

Я задумалась, и вдруг поняла - а ведь психолог говорит правду... Не на русском они говорили, даже не на английском, и на любом другом языке, который я знаю.

– Не знаю...

– Можете мне сказать пару слов на том языке?

Я уже открыла рот, чтобы попробовать, но не смогла... Я понимала все, но говорить была не в силах. Будто что-то запретило мне говорить.

– Из вас выйдет отличный шпион, Рита, - засмеялся психолог.
– Выучите сами язык своего мира, научите какого-то человека - и вас никто никогда не поймет! Какой он, тот язык?

– Более грубый, чем наш, - подумав, ответила я.
– Много согласных...

– Но вы легко перевели мне все фразы на русский, не так ли?

Александр прошептал несколько слов, и я опешила: показалось мне или нет, что Александр говорил на том, странном языке? Мне стало страшно.

Александр впился в мои глаза синим взглядом и тихо прошептал:

– Не бойтесь своих снов, Рита, они не страшны, не опасны. И чувств своих не бойтесь. Они нормальны. Вдолбите себе это в голову, и станет легче. Разрешите себе эту любовь, любуйтесь своим возлюбленным в своих снах и дальше - это ваше право. Когда сами себе разрешите - станет легче, верьте мне! Вам помог дневник?

Я снова кивнула, потянувшись к булочке. Вот так всегда - только перенервничаю, и сразу тянет на еду. От того и страдаю постоянно. Особенно моя фигура.

Сегодня Александр меня пугал - пугал своей неестественной бледностью, тем, что явно с трудом находил слова. На него это было не похоже.

– Я рад. Теперь вы уже не так страдаете?

Я вновь кивнула и выдавила:

– Спасибо.

– Я всегда рад помочь, Рита. Это моя работа. Продолжим?

Снова кивнув, я вдруг опять поймала себя на мысли: домой хочу! К компьютеру! Оказывается, и компьютер может стать наркотиком. Или к кровати! Оказывается, и там можно забыться. Оказывается, и Александр мне больше не нужен. Но почему-то я была уверенна, что психолог меня так просто не отпустит, поэтому доела булочку, допила кофе, устроилась в кресле поудобнее, закрыла глаза и приготовилась отвечать. Что спрашивали, и что я отвечала - не помню.

На улицу я вышла, когда давно стемнело, и с грустью подумала, что вскоре солнышко я буду видеть только в выходные. В будни мне суждено будет уходить затемно и так же затемно возвращаться.

Захотелось обратно к Александру. У него такие милые понимающие глаза, как у следователя, у которого план горит, а перед ним сидит закоренелый преступник и колется, колется, при этом сам. Но мне, по сути, все равно почему это Александр делает. Бойко зацокав по глянцево-черному асфальту, я с каждым шагом будто стряхивала с плеч часть ноши. Легче, мне легче!

И погода уже радовала, даже этот холодок и затянутое тучами небом, радовали. Впервые за долгое время я была почти счастлива.

Но пока я добралась домой по покрытому выбоинами асфальту, в темноте, так как фонари были давно разбиты, и никто их исправлять не собирался, настроение успело испортиться. Войдя в подъезд, я некоторое время в сомнении стояла на пороге, но все же не стала пробовать: работает лифт или нет, и решила пойти наверх пешком.

Достигнув нужной мне площадки восьмого этажа, я отдышалась. Внезапно проснулся лифт, с тихим злорадным жужжанием проплыл вниз и остановился этажом выше. Счастливчик сел в кабинку, нажал на кнопку, двери затворились, и я в сердцах пожелала лифту сломаться. Что-то дернулось, стукнуло, лифт остановился, раздался истошный женский крик, и я, почувствовав себя неловко, скользнула в квартиру.

Видимо, в моем роду были-таки ведьмы... В голосе застрявшей женщины я узнала соседку, которую тайно ненавидела. И не только я - надо быть святым, чтобы ужиться с ее истошным голосом, вечной манерой совать нос в чужие дела и наглостью самоуверенной базарной бабы. Мое плачевное положение дополняла еще и соседская доченька, примерно моего возраста, которую старая мамаша усиленно сравнивала со мной. Сравнение было не в пользу крысоватой девицы, потому и приходилось мне ходить окруженной сплетнями.

Но я все же старалась изображать святую невинность и каждый раз, проходя мимо соседки, мило здоровалась. Ответ был некоторым барометром моей жизни в глазах соседей: если мне (по мнению соседки) везло, то в ответ я получала угрюмое бурканье, если не везло - то милую, чарующую улыбку.

Сейчас соседке было не до улыбок. Слегка поколебавшись, я вздохнула и таки сделала над собой усилие, позвонила в соседнюю дверь, и вскоре крысастая девчонка бегала возле лифта, успокаивая мать. Ретировавшись раньше, чем "соперница" вспомнила о необходимости кому-то излить душу, я вернулась в квартиру, что досталась мне в наследство от погибшей в автокатастрофе крестной.

Переодеваясь, все гадала: что делала старая мымра этажом выше? Наверное, опять надоедала нашему соседу.

Живет у нас такой. И как в той песенке - будит нас по утрам скрипичным концертом. Только вот не по песенному соседи этому, почему-то не рады, и на бедного мальчика с веснушчатым лицом (мальчик-то меня лет на десять старше будет) регулярно кто-то срывался. Однако некоторым гениям ругань идет на пользу, и после очередного соседского срыва льющаяся сверху музыка становилась чище по звучанию и приятнее для слуха.

Когда я уселась с чашкой чая за стол и потянулась за пультом, сверху вновь послышалось грустное треньканье. Но вскоре меня всерьез увлек фильм, и о соседе я забыла.

8

Во вторник с самого утра шел снег. Проснулась я страшно разбитой и усталой. Будто спать не ложилась, а провеселилась всю ночь. Только вот веселья не было, а похмелье осталось.

Пушистые хлопья за окном казались нереальными, в голове клубился туман. Из тумана выплывали полузнакомые образы, чужие голоса, тихий смех, плач, потом снова смех...