Алексей

Дьявол ухмыльнулся, его зубы сгнили от всех этих гребаных конфет, которые он любил есть. Сладкие угощения раздавались тем, кто повиновался и боготворил человека, который держал нас в плену или использовал как метод пыток тех из нас, кто отказывался. Если тебе в горло насильно влили растопленный шоколад в какой-то извращенной форме утопления психопатом Вилли Вонкой, это отвратило бы от него любого.

Пошел он. Пошел Иван.

Придурок надо мной улыбнулся шире. Возможно, ему было почти тридцать, но он дрался как мальчишка моего возраста, а я был вдвое моложе его. Его габариты были его единственным преимуществом перед теми из нас, кто моложе его. Он думал, что победить парней намного моложе — это победа.

Я выплеснула всю свою ярость, не обращая внимания на пятна, которые появились у меня в глазах, почти ослепляя мужчину надо мной.

Гнев затопил меня, как раскаленная лава, едкая и разрушительная.

Он ткнул меня щекой в твердый, утрамбованный земляной пол ринга. Здесь погибло так много парней. Будет ли мой пустой взгляд преследовать кого-то так же, как их преследовал меня?

Красный цвет затмил черные точки в моем зрении, вытягивая ярость на передний план. Он мне понадобится, если я хочу победить этого ублюдка.

В то время как моя левая рука оставалась на его запястье, которым он сжимал мою шею, я вложил всю свою силу в правую руку и ударил кулаком в его правую почку.

У него вырвался вскрик, и его хватка ослабла ровно настолько, чтобы дать мне возможность открыть окно. Используя вес своего тела в момент его колебания, я подвинула ноги под ним, толкая его на бок. Мой кулак врезался в его ребра, раздался хруст костей под костяшками пальцев. Чтобы сломать ребро, требуется чуть больше трех тысяч ньютонов быстрой силы.

Возможно, я не получил такого же образования, как другие дети, но я узнал все, что мог, о человеческом теле. В какие точки нужно нанести удар, чтобы поставить нападающего на колени. Основание шеи, почки, трахея, мочевой пузырь и, конечно же, пах.

Хотя я презирал Ивана, он дал мне возможность научиться всему, что я мог, чтобы стать машиной для убийства. Это было то, чем он хотел, чтобы мы стали. Те из нас, кого он считал способными. Он и не подозревал об этом.… он создавал своего собственного, персонального мрачного жнеца; потому что, в конце концов, именно я лишу его жизни.

Хватка этого засранца ослабла, и прежде чем ему в голову пришла блестящая идея снова меня придушить, я сломал ему правое запястье.

“Ты гребаная маленькая сучка”, - закричал он, его тело наклонилось вперед, когда он опустился на колени. Он вообще понимал, что это он кричал как последняя сучка?

Краем глаза я увидел, как кто-то метнул лезвие, но оно не долетело до меня. Было ли это намеренно вне моей досягаемости или нет, но мне это было нужно.

Я ударил дьявола коленом в спину, надеясь, что это сломает ему позвоночник, толкнул его вперед и потянулся за ножом. В тот момент, когда я схватился за ручку, он поднял левую руку, готовясь атаковать, и я воспользовался преимуществом. Воткнув нож глубоко ему под мышку, я перерезал артерию, которая перекачивала кровь к его холодному черному сердцу.

Я видела, как расширились его глаза, на лице отразилась боль. Этого было недостаточно. Сегодня я позабочусь о том, чтобы дьявол Ивана перестал существовать.

Вытащив лезвие из артерии, я высвободила его, и кровь хлынула фонтаном, и я улыбнулась, прижимая кончик лезвия прямо к основанию его шеи, параллельно подбородку, вонзая его внутрь. Его булькающие звуки эхом разносились по тускло освещенной комнате, в то время как все сохраняли тишину при виде открывшегося перед ними зрелища.

Так или иначе, я бы, блядь, погасил каждого из них. Я бы оставил Ивана напоследок, чтобы он дрожал в темноте. Как трус, каким он и был.

Душа дьявола слетела с уродливого лица мудака, обнажив его черные зубы.

Но это было не самое страшное.

Дело было в том, что я ничего не чувствовал. Абсолютно ничего.

Может быть, я тоже стал бы монстром.

Потребовалось больше минуты, чтобы почувствовать боль, исходящую из моего горла. Я знал, что ему почти удалось сломать мою дыхательную трубку.

В течение нескольких недель после этого я едва мог говорить, не причиняя боли. Мои голосовые связки были повреждены необратимо. Но в последующие недели молчания я обнаружил… что предпочитаю ничего не говорить.

Девушки, перешептывающиеся между собой, вытащили меня из воспоминаний. Они спорили взад и вперед, пытаясь назвать сумму, которая казалась им справедливой.

— Двадцать долларов, — ответили они оба в унисон.

Чертовы маленькие шантажисты. Оба протянули руки.

“Для каждого из нас”, - добавила Ханна, нетерпеливо притопывая ногой.

Я, блядь, не мог дождаться, пока эти двое вырастут. Нико пришлось бы перевести всю полицию на зарплату, чтобы уберечь их от тюрьмы. Я достал свой бумажник и протянул им каждому по двадцатидолларовой купюре.

“Пришли мне фотографию с незапертым сейфом твоего отца, и я дам тебе сто долларов”. Они оба выпучили глаза. “Каждый”, - добавил я.

“Я могу взломать мамин телефон”, - уверенно ответила Арианна. “Я знаю ее пароль”, - добавила она приглушенным тоном. “Так что, если ты увидишь фотографию с ее телефона, это мы”.

Господи, может быть, мне стоит поговорить с Василием и Беллой о том, чтобы держать моих племянницу и племянника подальше от этих двоих. Они развращали их и превращали в преступников прежде, чем те успевали сказать свое первое слово.

— Это мой секрет, — напомнил я им.

Они оба обменялись взглядами, затем снова посмотрели на меня. — Мама собирается поговорить с тобой.

Я нахмурился, раздумывая, впечатлиться мне или обидеться. — Ты что, только что надул меня на сорок долларов?

Арианна усмехнулась, в ее глазах появилось оскорбленное выражение. “Я бы никогда”, - поклялась она. “Я собираюсь выйти замуж за Николу. Я бы не стал обманывать его семью”.

Я приподнял бровь. Боже, последнее, что я слышал, что она выходит замуж за Маттео, сына Лучано. Потом я вспомнил. Это ее сестра заявила, что выйдет замуж за Маттео. Черт возьми, если бы я знал. Это было слишком, чтобы продолжать в том же духе.