Алиенора Аквитанская

Как бы там ни было, но эти отсрочки никак не способствовали тому, чтобы вернуть христианам Святую землю. Крестоносцы распыляли силы вместо того, чтобы объединить их для решительных действий. До Запада уже дошла весть о смерти императора Фридриха Барбароссы, который 10 июня 1190 г. утонул в реке Салеф, и это, по словам одного из летописцев, австрийца Ансберта, «обезглавило» крестовый поход; лишь горстка немцев присоединилась к Ги де Лузиньяну под стенами Акры. Зять Алиеноры, Генрих Шампанский также направился туда. Но эта беспорядочная помощь была недостаточной для того, чтобы решительно изменить ситуацию.

И все же кому-то эта потеря времени была на руку, а именно — она была на руку Алиеноре, которая отправилась в сторону Пиренеев с вполне определенной целью. «Позабыв о своем возрасте», не побоявшись зимы, она добралась, по словам одних, — до Бордо, по словам других — до Наварры, и пустилась в долгий путь: перебравшись через перевал Монженевр в Альпах, пересекла Ломбардию и, поочередно попытавшись отплыть из Пизы и Неаполя, нашла, в конце концов, суда в Бриндизи и отправилась на Сицилию к сыну.

Она была не одна: ее сопровождала молодая девушка по имени Беренгария, дочь наваррского короля Санчо. Алиенора очень вовремя вспомнила о том, что, когда Ричард, по случаю турнира, устроенного братом Беренгарии, был при памплонском дворе, он посвятил ей пылкие стихи. Летописец Амбруаз, сопровождавший в крестовом походе английского короля, описывает Беренгарию как «благоразумную деву, милую, красивую и храбрую».

Аделаида, сестра французского короля, осталась в Руане под надежной охраной: Алиенора ни за что не хотела допустить французского брака. Впрочем, эта свадьба все равно состояться не могла, и Филипп, в конце концов, должен был с этим согласиться после достаточно бурных споров, которые происходили между ним и Ричардом во время их пребывания в Мессине. Прибытие Беренгарии положило конец всяким переговорам, и Филипп почувствовал это так ясно, что ушел и увел свой флот 30 марта 1911 г., в тот самый день, когда на корабле, посланном Ричардом в Реджио, в Мессину приплыли его мать и его невеста.

Говорили, и вполне справедливо, о том, что Алиенора, пустившись в это долгое и опасное путешествие, — а ей к тому времени было уже почти семьдесят лет, — действовала «одновременно как мать и как королева» (Лабанд). Совершенно необходимо было, чтобы у короля Англии появился законный наследник. У Ричарда был бастард по имени Филипп, впоследствии он женит его на дочери Эли де Коньяка, Амелии, которая принесет ему в приданое богатые владения в Гаскони. Но ему требовался законный сын, чтобы по праву передать ему наследство Плантагенетов, на которое претендовали его брат Иоанн и его племянник Артур, — ни тот, ни другой, на взгляд Алиеноры, достойными преемниками не были. Кроме того, ему необходима была жена, способная удерживать на прямом пути, не давая с него свернуть, это неисправимое создание, одержимое всеми страстями, какие только могут терзать человека, чьи великолепные достоинства могли заглохнуть, пропасть, задушенные склонным к всевозможным излишествам темпераментом. Ричард, ставший для истории «Ричардом Львиное Сердце», вполне заслужил свое прозвище не только рыжей гривой, но и легендарными храбростью и великодушием. Иногда можно было увидеть, как этот изысканный поэт и утонченный музыкант в церкви срывается со своего места и бросается лично руководить хором монахов и задавать ритм их песнопениям. Везде, при любых обстоятельствах, где бы он ни оказался, он проявлял ненасытное любопытство, стремление узнавать новое. Встретившись с морем, — это произошло впервые в его жизни, до тех пор его опыт мореплавания ограничивался пересечением Ла-Манша, — он мгновенно заинтересовался обращением с парусом и рулем; приобщенный к этому искусству итальянскими матросами, он тотчас, словно по наитию, сделался настоящим моряком: должно быть, в нем взыграла кровь норманнов. Едва ступив на землю Италии, он немедленно отправился осматривать руины, сохранившиеся с римских времен в окрестностях Неаполя, — похоже, в нем проснулась любознательность археолога. Он пожелал совершить восхождение на Везувий и, приблизившись к самому кратеру, так бесстрашно собирал куски застывшей лавы, что тех, кто на это смотрел, дрожь пробирала. В Калабрии он услышал о старом отшельнике Иоахиме Флорском, который, как говорили, совершенно изумительным образом толковал Апокалипсис, и сразу же отправился к нему: удивительное зрелище, наверное, представляли собой этот калабрийский монах, пророчествовавший перед английским королем, и сам король, который, по словам спутников, «упивался его речами». Иоахим говорил о новой Церкви, о Церкви милосердия, молитвы и созерцания, хранящей дух святого Иоанна, которая, в соответствии с совершенно невероятными расчетами, должна была явить себя миру в 1260 г.

Вот каким был Ричард, который, кроме того, был несравненным воином, неутомимым всадником, но, если это требовалось, способным и целыми днями идти пешком. Во время осады Акры мы увидим, как он сам будет перетаскивать на спине бревна, предназначенные для осадных машин, перед тем отобрав и указав своим лесорубам те деревья, которые могли подойти для этой цели. Его летописец, Амбруаз, рассказывая о походе, свидетелем которого он был, передал нам довольно любопытный разговор между султаном Саладином и епископом Солсберийским, Губертом Вальтером: они сошлись на том, что, если бы можно было соединить дополнявшие друг друга достоинства обоих правителей, христианского и мусульманского, одного — прославившегося своими подвигами, и другого — обладавшего редкостным чувством меры,

Не найти было бы столь же

Храброго и испытанного правителя.

Саладин имел случай оценить в Ричарде поочередно и врага с рыцарским поведением, и импульсивного партнера, который, разгневавшись, мог сделаться опасным. Разве не приказал он однажды, раздосадованный тем, что переговоры, на восточный лад, слишком затянулись, убить, пренебрегая данным словом, три тысячи захваченных в Акре пленных, которых Саладин намеревался выкупить?

Алиенора вела себя, как подобает осмотрительной матери: она надеялась, что женитьба поможет образумить ее грозного и обаятельного сына. Знала ли она о том, какая сцена разыгралась несколькими неделями раньше в Мессине? Ричард появился у церкви, где служил капеллан Рено де Майяк и, с непокрытой головой, обнажив плечи, опустился на колени и принялся публично исповедоваться: он молил о прощении за грех против природы, в который он впал. Он был страстным существом, и страсть толкала его на распутство, но, — ив этом он был вполне человеком своего времени, — он умел каяться не менее исступленно, чем грешил. Ричард повторит свое публичное покаяние пять лет спустя и по той же причине. Напрасно раз за разом увещевал его отшельник: «Вспомни о гибели Содома, воздержись от того, что запрещено, не то Господь по заслугам тебя покарает». Через некоторое время Ричард заболел. Произошло это на Страстной неделе, и Ричард, охваченный угрызениями совести, призвал к себе жену и, во вторник на Пасху, снова принялся публично каяться; на этот раз его покаяние продлилось, он ежедневно ходил в церковь и щедро раздавал милостыню.

Можно представить себе, что чувствовала Алиенора во время этого пребывания на Сицилии рядом с любимым сыном, который готовился совершить такое же путешествие, какое совершила в молодости она сама. И тогда же, когда и с Ричардом, она встретилась со своей дочерью Иоанной, которую не видела четырнадцать лет. К тому времени это была очень красивая двадцатипятилетняя женщина; из всех дочерей Алиеноры она больше всего на нее походила. Иоанна уже год как овдовела, и приезд брата оказался для нее нежданной помощью в трудностях, с которыми она столкнулась после смерти мужа, Вильгельма Доброго: Танкред, незаконный сын герцога Рожера (дяди ее мужа), захватил власть при поддержке бывшего канцлера Вильгельма, Маттео д'Айелло и опираясь на сильную сицилийскую партию. Впрочем, эти действия были направлены не против самой Иоанны, но против той, что покушалась на сицилийское наследство, — Констанции, жены германского императора, которого сицилийцы не без оснований опасались. Танкред, боясь, как бы Ричард не выступил против него, решил, что самым ловким ходом для него будет захватить Иоанну и держать ее заложницей, и запер сестру короля Англии в палермской крепости как раз тогда, когда английской флот входил в порт Мессины под шумные возгласы населения, изумленного роскошным видом английских судов. Узнав, что сестра оказалась в заточении, Ричард впал в один из своих знаменитых припадков ярости, и Танкред поспешил ее освободить; Иоанна встретилась с братом в его лагере, разбитом за пределами городских стен Мессины. После чего он занялся тем, что постарался вызволить ее приданое; но тут возникли новые осложнения. В самом деле, Ричард много раз встречался с королем Франции, Филиппом-Августом; на одной из этих встреч присутствовала Иоанна, которая явно произвела на Филиппа сильное впечатление. Как только она вошла, рассказывает один из современников, король Франции чуть ли не подскочил на месте, и его обычно невозмутимое лицо озарилось радостью. Ричард заметил это раньше всех других. И позаботился о том, чтобы Иоанна отправилась в замок Ла Баньяра в Калабрии, где она была надежно защищена от возможных посягательств Филиппа-Августа и откуда она перебралась в Реджио к матери, Алиеноре.

Алиенора провела на Сицилии всего четыре дня; уже второго апреля она попрощалась с детьми и отплыла в обществе Готье де Кутанса, архиепископа Руанского, и рыцаря, которому поручено было ее сопровождать, — Жильбера Васкея. Решено было воспользоваться ясной погодой и попутным ветром, чтобы направиться к Святой Земле, где должна была состояться свадьба Ричарда и Беренгарии. И Алиенора, хотя, наверное, в душе ей не так уж этого и хотелось, стремилась поскорее вернуться в Англию, пусть даже ей ради этого пришлось бы отказать себе в удовольствии полюбоваться сыном в роскошной одежде, приготовленной ею к его венчанию: туника из розовой парчи, расшитой серебряными полумесяцами, алая шапочка с перьями, скрепленными золотой пряжкой, шелковая перевязь, на которой висели золотые и серебряные ножны его меча и золоченое седло, задняя лука которого была украшена двумя стоящими друг против друга львами.

Заботу о Беренгарии поручили Иоанне, и обе молодые женщины через несколько дней после отъезда Алиеноры отплыли, в свою очередь, на тяжелом транспортном судне, которое вел рыцарь из свиты Ричарда, Роберт де Торнхем. В то время никто и предположить не мог, что свадьба, которую собирались отпраздновать в Святой Земле, состоится в Лимасоле, на острове Кипр, которым Ричард, рассердившись, мгновенно завладеет под горячую руку. Живший там византийский император решил, что извлечет большую выгоду, захватив дромон — транспортное судно, на котором плыли обе молодые женщины и которое буря прибила к кипрскому берегу раньше, чем к нему пристал корабль Ричарда. Можно себе представить, как разъярился английский король, когда после тяжелого перехода он узнал, что его сестра и его невеста оказались в плену, а все их имущество захвачено императором Исааком Ангелом. Не прошло и трех недель, как положение совершенно изменилось: император был заточен в одну из его собственных крепостей, а Кипр перешел в руки франков. После чего, предоставив нескольким верным людям охранять остров, Ричард снова поднялся на борт корабля, но на этот раз вместе с Беренгарией, с которой между делом успел обвенчаться в кафедральном соборе Лимасола, и 8 июня 1191 г. добрался, наконец, до Акры. На этот раз осажденному городу оставалось держаться недолго, и 17 июля, проявив чудеса храбрости, Ричард вошел в него победителем, несколько затмив короля Франции, за которым, приходится признать, не числилось ни одного подвига подобного тем, какие только что покрыли славой в Святой Земле Ричарда Львиное Сердце.

Если Алиеноре так не терпелось покинуть Мессину, то ее гнали в путь не одни только тревоги, связанные с ее сыном Иоанном, и интриги, которые он мог плести в Англии в отсутствие брата. В самом деле, едва прибыв на Сицилию, она узнала о смерти папы Климента III. Между тем еще в пути, в Лоди, Алиенора встретилась с германским императором Генрихом VI и его женой Констанцией Сицилийской (последняя была дочерью Рожера II, деда Вильгельма Доброго, и последней его наследницей) и поняла, что не помешало бы более пристально наблюдать за развитием событий.

Алиенора должна была прибыть в Рим к празднику Пасхи, 14 апреля 1191 г. В тот же самый день новый папа — Джачинто Бобоне — был посвящен в сан под именем Целестина III в соборе Святого Петра. Генрих и Констанция должны были из его рук получить свою императорскую корону. Алиеноре не слишком хотелось присутствовать на церемонии, и она ограничилась тем, что после встречи с новым папой, который оказался расположенным к Плантагенетам, пробыла в Риме ровно столько, сколько требовалось, чтобы получить у городских менял деньги на обратную дорогу: восемьсот марок. К Иванову дню (24 июня) она вернулась в Руан и снова взяла в руки управление английским королевством.