Алмазная лихорадка

— Бросили бы вы свой чемодан, — посоветовал мне Чижов, который буквально волок за собой невменяемого от усталости Пряжкина.

— Он еще пригодится, — сказала я.

Уже не было никакого смысла прятаться. Мы едва плелись, и преследователи без труда нагоняли нас. Можно было уже рассмотреть их лица. Я узнала толстяка, которого мы заперли в шкафу, и парня, оставленного Вадимом на стреме. Еще двое были мне незнакомы. У одного из них голова была как будто побольше, чем у остальных, и, вспомнив характеристику Трофима, я предположила, что это и есть сообразительный Вадим.

Эта четверка с целеустремленными мстительными лицами неутомимо карабкалась по холму, подбираясь к нам все ближе и ближе. Только один человек значительно отстал и поднимался не торопясь, точно находился на прогулке. По смоляным волосам я узнала Трофима. Он мог позволить себе не спешить. Не присутствовал здесь только водитель — видимо, он остался при джипе.

Из далеких серых туч донесся слабый рокот вертолетных моторов. Преследователи остановились и посмотрели на небо. В восточной части небосклона обозначились две черные точки. Наверное, это летели саперы с милицией.

Решив воспользоваться задержкой противника, я из последних сил ускорила шаги. Охваченный отчаянием Капустин старался не отставать от меня — видеть отморозков вблизи было для него слишком тяжелым испытанием. Чижов, проявляя чудеса силы и выносливости, шел с нами рядом, не позволяя отстать и Пряжкину. На втором дыхании мы выбрались на вершину холма.

Дальше начинался спуск — ровная подмороженная поверхность, покрытая мертвой травой. Деревьев здесь было немного. Снег лежал внизу, в расселине. Над нами в сторону следующего холма уходила линия электропередачи.

Не помню, как мы скатились с холма и рухнули в рыхлый снег. Сверху донеслись злорадные крики. Преследователи, уже не стесняясь, скакали вприпрыжку вниз по холму, на ходу доставая из-под курток пистолеты. Толстяк размахивал «калашниковым» с обрезанным стволом и прикладом.

С трудом выбравшись из снежного наноса, мы бросились на штурм следующего холма. Здесь снега почти не было, и сначала дело пошло довольно гладко. Но потом за спиной у нас грохнул выстрел.

Пуля ударилась о гладкий камень метрах в десяти от нас и с журчанием ушла в небеса. Капустин споткнулся и упал на мерзлую траву. Мы остановились.

Бандиты добрались до подножия холма и теперь шли по снегу. На каждом шагу они проваливались по колено и матерились. На какое-то время им стало не до нас.

— Что будем делать? — мрачно спросил Чижов.

Я посмотрела наверх. Справа от нас высилась стальная опора ЛЭП. Провода высоковольтки тянулись как раз над головами барахтающихся в снегу конкурентов. От проводов исходило негромкое равномерное потрескивание.

— Чижов, вы знаете, где здесь фаза? — спросила я.

Он с недоумением посмотрел на меня, а потом задрал голову вверх, и лицо его прояснилось.

— Я вас понял, — пробормотал он и выхватил «парабеллум».

Привстав на колено, он тщательно прицелился и, затаив дыхание, нажал на спуск. Раздался выстрел. Последняя пуля Чижова вылетела из дула «парабеллума» и подрубила тяжелый провод в том месте, где он крепился к гирлянде изоляторов.

Массивная плетеная жила вздрогнула и какое-то мгновение еще оставалась на месте, а потом лопнула и с угрожающим шуршанием, извиваясь и скручиваясь как змея, полетела вниз. Мимоходом она хлестнула по голове зазевавшегося толстяка и, содрогаясь, врезалась в снег. В расселине полыхнуло холодное голубое пламя. Донесся треск, чей-то сдавленный крик, и все стихло.

Мы посмотрели вниз со смешанным чувством ужаса и надежды. Я и предположить не могла, что моя интуитивная идея окажется столь эффективна и смертоносна. Отморозки — все четверо — без движения лежали в снегу, нелепо раскинув руки и растеряв пистолеты. На белом фоне их застывшие черные фигуры выглядели особенно зловеще и жутко.

— Как вы думаете, — трагическим шепотом спросил Капустин, — они мертвы?

— С такого расстояния даже великий Пирогов не поставил бы точного диагноза, — ответила я. — Но скорее всего, да.

— Боже мой! — воскликнул Капустин и закрыл лицо руками.

— Анатолий Витальич, — укоризненно произнес Чижов, трогая его за плечо, — если бы я, не дай бог, промахнулся, то мордой в снег лежал бы сейчас ты. Поэтому ты не очень отчаивайся, а вставай — и двигаем дальше, пока не стемнело.

— А почему бы нам не вернуться теперь к поезду? — жалобно сказал Пряжкин.

— А потому, — ответила я и показала на соседний холм.

Не одни мы переживали случившееся. На противоположном склоне топталась одинокая черная фигура. Трофим, внезапно оставшийся без армии, явно не решался продолжать погоню в одиночку.

— Мы можем теперь разжиться боеприпасами, — сказал Чижов.

Я покачала головой:

— Нет, пожалуй, хватит стрельбы. И вообще, советовала бы вам избавиться теперь от «парабеллума». Он свое дело сделал.

Чижов молча кивнул, повернулся и пошел на холм. Мы потянулись за ним следом. Трофим с бессильной яростью смотрел на нас, но так и не рискнул тронуться с места.

Глава 10

Мы перевалили через холм, потом еще через один. Капустин с Пряжкиным выдохлись окончательно. А впереди новые холмы, покрытые хвойным лесом, казавшимся в наступающих сумерках непроходимой гибельной чащей. Снова посыпался снежок и подул ветер.

— На карте вроде дорога поближе была, — сказал с сомнением Чижов. — Или мы заблудились?

— Наши карты очень часто немножечко врут, — заметила я. — Это делается специально, по старой чекистской привычке — из стратегических соображений. Вы-то уж должны это знать.

— Что же делать? Этот Пряжкин уже не шевелит ногами.

— Будем ночевать в лесу, — сказала я.

— Каким образом? Где мы укроемся?

— Пойдемте, — скомандовала я.

На подветренной стороне холма мы отыскали широкую промоину, на дне которой вперемешку со снегом были сухие листья и трава. Обрезав ветви у росших поблизости сосен, мы с Чижовым застелили ими холодную землю. Теми же сосновыми лапами мы устроили покрытие, получив таким образом некое подобие землянки. Мы предложили поучаствовать в работе и остальным, но Капустин скептически и высокомерно отказался.

— Нет уж — увольте! — сказал он язвительно и предпочел мерзнуть в гордом одиночестве.

Изнемогший Пряжкин, пытаясь доказать свою лояльность и небесполезность, откликнулся на призыв, но тут же умудрился провалиться в лисью нору, едва не сломав ногу. Мы доделали все вдвоем.

Когда импровизированное убежище было готово, уже совсем стемнело. Мрачные жуткие холмы без каких-либо признаков жизни окружали нас. В непроглядном небе не вспыхивало ни единой звезды. Леденящий ветер выл уныло и безнадежно.