Алмазный спецназ
Шрифт:
– Ходу! – выдохнул он сквозь зубы.
Они припустили вперед, уже не скрываясь, потому что глупо было теперь таиться. Сзади слышался азартный топот, рычанье и рев, урчанье и визг. Обернувшись на бегу, Мазур увидел несущуюся следом толпу причудливых фигур – и две пары горящих зеленым глаз, передвигавшихся на уровне пояса взрослого человека...
По ним-то он и ударил длинной очередью, без малейших сомнений и колебаний. Церемониться и миндальничать не было смысла. Оборотни они там или нет, но они м е с т н ы е, а значит, должны прекрасно понимать: человек с автоматом шутить не будет и уж безусловно не принадлежит к прекраснодушным интеллигентам-энтомологам...
Новый взрыв рева и вселенского хая, причем в нем теперь явственно прорезались
В узком проходе громыхнуло на совесть. Он заметил краешком глаза, как Анка энергично, отнюдь не по-женски размахнулась и вторая граната полетела туда же. Осколки с воем и скрежетом м а х а н у л и по камню.
На мгновение воцарилась тишина – можно представить, что натворили в узком проходе против толпы бельгийские убойные игрушечки армейского образца...
Они кинулись бежать. Вовсе не заполошно – отступали рассудочно, хладнокровно, время от времени оборачиваясь, готовые к стрельбе, – но шума и топота погони больше не слышалось, должно быть, даже для этих отпетых головушек примененные аргументы оказались крайне убедительными и вмиг отбили всякую охоту гоняться за ненужными свидетелями.
Скалы расступились. Вот она, кромка леса, казавшегося сплошной темной стеной. Что-то мелкое, вроде бы неопасное шарахнулось из-под ног, почти не производя шума, улепетнуло меж деревьями – судя по реакции, из разряда вечных беглецов, а не хищников...
Оказавшись в тени деревьев, Мазур остановился, придержал Анку, нацелившуюся было, судя по запалу, не останавливаться до самого морского побережья. Шепотом приказал:
– Ложись!
И первым плюхнулся в густую траву, выставив автомат. После секундного колебания Анка рухнула рядом. По щеке Мазура тут же обрадованно поползло что-то склизкое, многоногое, противное, – но Мазур не помнил такого в списке способных ядовито кусаться, а значит, следовало перетерпеть.
Самое безрассудное – очертя голову нестись темной ночью по чащобе, тем более африканской. Каким бы ты ни был подготовленным, ничего не стоит угодить ногой в яму и сломать ее к чертовой матери, налететь мордой на сук (и хорошо еще, если щекой, а не глазом или шейными артериями), напороться на зверя, наступить сгоряча на ползущую по своим делам змею, которая обидится и цапнет качественно. Да мало ли опасностей... Вообще, самое умное для преследуемого в таких условиях – тихонечко затаиться на положении «ни гугу». Пусть как раз погоня азартно ломится, сама толком не зная куда, в горячке сбиваясь с верного направления...
На фоне темного камня замаячили светлые пятна – леопардовые шкуры. Мазур тщательно прицелился, перебросив переводчик на одиночный огонь, подвел мушку под прорезь, выбрав себе цель. Тихонечко предупредил Анку во избежание ненужного дублирования и зряшного расхода патронов:
– Мой – крайний справа.
– Поняла, – откликнулась она, чуть переведя ствол левее.
И вновь секунды ползли, как улитки, а минуты шкандыбали, как черепахи. Не менее десятка пятнистых силуэтов топтались у выхода из нагромождения скал. Вполне возможно, они о чем-то переговаривались, но было слишком далеко, чтобы расслышать. В конце концов (прошло не так уж много времени, минут пять) зловещие фигуры в капюшонах из звериных голов тихонечко отступили. Грубая проза жизни в лице автоматов и гранат восторжествовала над древними кровавыми забавами... надолго ли?
Расслабляться, безусловно, не стоило.
Глава двенадцатая
Пещерная экзотика
– Я тебе точно говорю, там было аж два леопарда, – сказала Анка упрямо.
– Охотно верю.
– Я серьезно.
– Я тоже, – скучным голосом сказал Мазур. –
Ну видел я их, видел, это, точно, не галлюцинация... И что? Я же тебе говорю: мы – в Африке. А тут в глухих уголках можно столкнуться черт-те с чем... Плавали – знаем. Не забивай голову ненужными вещами, мы же не репортеры, обязанные охотиться за секретами и сенсациями. Своих забот выше крыши.– Да знаю я. Интересно просто. Я ж отчетливо видела...
Они шагали по редколесью, посреди редких и совершенно не опасных пока что лесных шумов: покрикивали птицы, верещала высоко в кронах мелкая обезьянья сволочь, а временами появлялись то справа, то слева то ли крохотные болотца, то ли огромные лужи, принадлежность сезона дождей, где на толстых мясистых листьях орали здоровенные лягушки. Вертолетов в небе пока что не слышалось, опасные звери не попадались, вчерашние ряженые убийцы тоже пока что не давали о себе знать. Все вроде бы прекрасно – вот только оба не выспались, глаз не сомкнули всю прошлую ночь. Так до рассвета и пришлось просидеть, держа палец на спусковом крючке, включив на полную мощность все пять чувств и то загадочное шестое, о котором ничего толком неизвестно, но все же в критические моменты начинаешь что-то такое в себе ощущать...
– Лишь бы эти бандерлоги вслед не пустились, – сказала Анка сварливо. – Мало нам хлопот...
Мазур покосился на нее, фыркнул:
– Могли сделать и почище.
– Как это?
– Порчу на нас навести, скажем. Вот шагаем мы как ни в чем не бывало, а порча нас уже достала, прижилась в организме, жрет потихоньку...
Анка так и вскинулась:
– Поди ты с такими шуточками! Накличешь еще что-нибудь такое...
Судя по ее озабоченному лицу, она после вчерашнего уже гораздо серьезнее относилась ко «всякой мистике». Впрочем, Мазур и сам пожалел уже, что взялся шутить на такую тему: как-никак не в цивилизованных местах сидишь у камина с бокалом в руке, а тащишься по африканским дебрям, где случается такое, что способно переубедить самого завзятого скептика...
– Вообще-то... – начал Мазур.
И не закончил. Шарахнулся вправо, вскинув автомат, успев свистом сквозь зубы и скупым жестом дать Анке приказ убраться с тропы. Прекрасно уловив смысл, она юркнула за дерево, встала к нему боком, вскинув автомат. Вопросительно воззрилась на Мазура. Сам он смотрел вперед, где за корявым стволом толщиной в два обхвата тускло поблескивало нечто, как две капли воды похожее на ствол ружья – именно что ружья, а не, скажем, автомата или пулемета...
Как он ни вглядывался, нигде не смог высмотреть д р у г и х. Прятавшийся за деревом субъект был один-одинешенек. В ответ на нетерпеливый взгляд Анки Мазур прижал палец к губам, потом сделал энергичный жест, обозначающий «Замри!». Она так и поступила.
В некоторых случаях как раз полезно не кидаться очертя голову в лихую перестрелку или крутой мордобой, а начать войну нервов – брать противника на измор, проверять на выдержку, подождать, у кого первым сдадут нервы. Отступать глупо ввиду явного численного превосходства и лучшей технической оснащенности, а вот детально проверить, с кем на сей раз свела судьба, не помешает. Одинокий вооруженный человек в чащобе может оказаться кем угодно, и не годится оставлять в тылу нечто непонятное, если есть время и возможность вдумчиво допросить…
Тянулись минуты. Мазур застыл, как статуя – и Анка старательно изображала пресловутый шланг. А вот у неизвестного терпежу оказалось гораздо меньше – очень быстро он зашевелился, осторожно выглядывая из-за дерева, глядя в ту сторону, где ни Мазура, ни Анки уже не было. Белый, ага. Одежда добротная, но потрепанная так, что сразу видно: не первую неделю шляется по здешним дебрям. Небрит, собственно, уже почти что бородат. Пушка у него не особенно и крутая...
Перебросив автомат в левую руку, Мазур достал из кобуры револьвер и, практически не целясь, влепил пулю в толстую, собравшуюся затейливыми морщинами кору – всего-то на два пальца повыше замызганной широкополой шляпы.