Алое восстание
Шрифт:
Мне до зарезу нужна большая победа, но Виргиния слишком хитра, а тридцатиметровые стены замка Минервы охраняются теперь куда тщательнее. Севро меряет шагами штабной зал и чертыхается, ругая идиотские, по его мнению, правила игры.
— Ну какой придурок полезет через эти стены, неужто кураторы не понимают? Кто станет рисковать, когда сил и так не хватает? Уж точно не Виргиния, разве что Пакс, у которого одна стать, а мозги куриные. Только и мечтает, что взять тебя за яйца, одно-то ты ему уже отбил, хе-хе…
— Оба, — поправляю я.
— А давайте зарядим катапульту Крошкой или Гоблином и запустим
Затяжная война с Виргинией бесит невероятно. Где-то в южной или западной стороне набирает силу Шакал. Надо спешить, пока сын губернатора не уничтожил меня первым.
— Просто мы смотрим не с той стороны. — Я обвожу взглядом советников. С нами в зале еще Рок и Куинн. Осенний ветер доносит через окно запах гниющих листьев.
— Давай поделись своей великой мудростью, — снова усмехается Кассий. Красавчик развалился на стульях, положив голову на колени Куинн, которая играет его золотыми кудрями. — Мы умираем от любопытства.
— Нет, я серьезно… Училище существует не одну сотню лет, и все варианты учебных ситуаций давно разыграны, все проблемы так или иначе решались. Конечно, Севро прав, стены высокие, и сил не хватает, но неужели кураторы об этом не знают? Значит, нужен другой подход… Союзника надо искать, вот что я думаю!
Малыш Севро хмурится:
— Ну, предположим… только против кого?
— Против Минервы, естественно, — хмыкает Рок.
— Глупости, — ворчит Севро, возвращая начищенный нож в черный рукав форменной куртки, — кому нужен их сраный замок на задворках? Никакой тактической ценности он не представляет. Нам нужны поля у большой реки.
— И пекарни Цереры, — поддакивает Куинн. — От хлеба я не откажусь.
Да и кто откажется? Мясо-ягодная диета всем уже осточертела.
— Тем более если война затянется до зимы, — продолжает Севро, разминая пальцы. — Только что об этом говорить, раз крепость никак не взять? Глупая игра… Так или иначе, без зерна и воды не обойтись.
— Вода у нас есть, — напоминает Кассий.
Севро заводит глаза к потолку, вздыхает:
— Чтобы ее достать, надо выходить за стены, тупая башка! А если настоящая осада? На том, что есть, мы продержимся дней пять, ну семь, если пить овечью кровь… Нет, крепость брать придется. Воевать эти хлебодроты так и не научились, но поживиться у них есть чем.
— Хлебодроты? Ха-ха-ха! — заливается Кассий.
— Да заткнитесь вы! — бросаю я раздраженно.
Однако затыкаться никто не собирается. Для них это развлечение, игра, в которой ни срочности, ни жизненной необходимости, а я кожей ощущаю, как сила Шакала растет с каждой потерянной мною минутой. То, как Виргиния и Фичнер упоминают о нем, пугает. А может, все дело в том, что он сын моего главного врага? К смертельной ненависти примешивается желание убежать и спрятаться.
Так или иначе, пошатнувшееся лидерство надо укреплять.
— А ну, тихо! — рявкаю, скорчив зверскую рожу. Это действует. — Наши опять видели дым в южной стороне. Шакал наступает. — Кассий снова усмехается. Он вообще не верит в таинственного всемогущего противника, считает его выдуманной страшилкой. — И перестань хихикать, — бросаю ему, — это не шутки, черт побери! Может, и смерть твоего брата — смех?
Кассий
хмуро опускает глаза.— Прежде всего, — продолжаю я, рубя ладонью воздух, — надо вывести из игры братство Минервы и Виргинию.
— Виргиния, Виргиния… — издевательски ухмыляется Севро. — Только и слышу про эту Виргинию. Никак глаз на нее положил?
Куинн возмущенно фыркает. Я хватаю малыша за воротник и поднимаю одной рукой. Суча ногами в воздухе, он безуспешно пытается вырваться.
— Еще одно слово… — шиплю я ему в самое лицо.
— Все, Жнец… принято. Приношу и все такое… — Вновь обретя опору, он суетливо поправляет воротник. — Стало быть, ищем союзника… В Великий лес идем, правильно?
— Угу.
— Отлично, позабавимся! — снова веселится Кассий, вскакивая на ноги. — Глубокая разведка, славно.
Я качаю головой:
— Нет, пойдем только мы с Севро, ты останешься.
— Да ну, тут же скука смертная…
— Останешься, — повторяю я. — Ты мне нужен в замке.
— Хм… Это приказ? — тут же надувается он.
— Да! — встревает Севро.
Кассий его не замечает, глядя только на меня.
— Ты мне приказываешь? — цедит он, щурясь. — Я делаю только то, что хочется мне.
Я усмехаюсь:
— Предпочитаешь рискнуть головой вместе со мной, а у руля оставить Антонию?
Куинн тихонько сжимает его локоть. Думает, я не замечу. Кассий оглядывается на нее, а затем поворачивается ко мне, уже сияя улыбкой:
— Само собой, Жнец. Конечно я остаюсь. Тем более раз ты просишь…
Первый привал мы с Севро делаем на южной оконечности холмов, откуда уже видно начало огромного лесного массива. Костер мы не зажигаем: помимо наших разведчиков ночью здесь могут бродить и чужие. В свете заходящего солнца за атмосферным куполом я уже успел разглядеть на дальнем гребне силуэты двух всадников. Мельтешение багрово-красных и розовых отблесков, напоминающее уличную иллюминацию Йорктона с высоты пентхауса, постепенно гаснет, и нас окутывает тьма. Севро продолжает сетовать на идиотизм игры, затеянной кураторами.
— Тогда зачем ты в ней участвуешь? — спрашиваю я.
— Откуда мне было знать, что тут устроят? — фыркает он, ковыряя в зубах обглоданной костью. — Рекламных брошюрок никто не раздавал. Разве только избранным… А на поверку — глупость одна.
— Ну, о Пробе ты нам сам рассказал, еще в челноке.
— Можно подумать, я что-то знал про нее.
— Зато навыков у тебя для этой игры более чем достаточно.
— И что? Если твоя мать была хороша в постели, это не значит, что она из розовых, — скалится он. — Каждый приспосабливается как может.
— Очень смешно, — бормочу я.
— Ты к чему вообще клонишь?
— Пробрался в замок, стащил штандарт и закопал — раз. Стащил штандарт Минервы — два. Однако ни одного балла на твоем счету за это не прибавилось. Странно, разве нет?
Он сердито мотает головой:
— Нет.
— А если серьезно?
— Что мне сказать? — Севро пожимает плечами. — Меня никто никогда не любил. Я не такой красивый и статный, как ты или твой дружок Кассий. Приходилось драться за все, а за это не любили еще больше. Гоблин и есть гоблин. — Он угрюмо замолкает, сверля меня в темноте глазками-пуговками.