Алые небеса Сеула

Ответить ничего не успеваю, поскольку некогда молчаливый друг продолжает:

– Чего смотришь? Нужно было соврать, будто наша встреча случайность? Брось! Мы ведь оба работаем с цифрами, кодами, закономерностями и в курсе – вероятность подобного совпадения равна нулю. В общем… – Короткая пауза на раздумья. – Хочешь съесть что-нибудь корейское? Как-то неправильно в первые вечера за границей лопать вафли, которые готовят везде одинаково. Острое любишь?

Чуть улыбаюсь, смущенно, от осознания – Соджин тараторит. Впервые слышу от него так много слов без остановки и, что немаловажно, без напыщенности. Сейчас он кажется открытым, человечным, способным испытывать эмоции.

Хочу ли я поесть? Люблю ли острое? Да что угодно: острое, соленое, кислое, сладкое – лишь бы с ярко выраженным вкусом. Но быстрая речь спасителя настолько умиляет, что не решаюсь говорить и киваю. И не важно, на что именно, на все сразу тоже годится.

Ли моментально вскакивает, из груди парня вырывается сдавленный выдох. Понимаю – ему больно. Хочу помочь, хоть и не знаю как, но Соджин останавливает меня. Прикольное чувство, мы будто местами поменялись.

Уже по привычке провожаю его взглядом. Странно, не припомню, чтобы делала так с другими парнями. Получается, он меня заинтриговал? Боже! Что со мной? Одуревший от количества событий мозг начинает сходить с ума? Избыток общения, заботы, тактильности! Еще немного – и перенасыщенный дофамином генератор дурных идей будет путать признательность с влюбленностью!

Тем временем небо окрашивается в алый, разбавленный темно-синими красками с золотыми лучиками. Красиво. Любуясь закатом, почти всегда вспоминаю лето и поездки к бабушке в деревню. Черты ее лица смягчались, когда она обнимала меня за плечи, присев рядом. Знаю, о чем думала: папе очень нравились закаты, мог часами смотреть.

Бабушке его не хватало, как и мне, но тоска больше не приносила жгучей боли, скорее, разливала в груди тепло нежных воспоминаний.

Погрузившись в прошлое, не сразу замечаю, как появляется Ли. Идет весь такой сконцентрированный. Присаживается на другой край скамейки, достает еду, вручает мне аппетитную штуку на палке, причем действует молча – вот он уже знакомый робот.

Любопытный взгляд фокусируется на стакане, из которого жидкость сперва безжалостно выливается, а после подменяется чем-то другим из бутылки. Нутро подсказывает – алкоголь.

– Это что? – поворачиваюсь, подтягиваю ноги, занимая упрощенную версию позы по-турецки. – Спиртное, да? Отлично! То, что нужно. – Ответа не жду. Забираю стакан и делаю жадный глоток.

Напиток мгновенно обжигает трещину на губе – сквозь нервный, практически неразличимый, смешок – лепечу жалобное: «Ай-ай-ай!» И плевать, что больно, зато теперь рана обеззаражена, а мерзкий вкус крови исчез.

Соджин внезапно оказывается рядом, слишком близко. Прижимает салфетку к моему рту, проникновенно глядя в глаза. Замираю, пока не знаю, как реагировать.

Повторяю – многовато тактильности! К счастью, Ли приходит в себя раньше, чем я успеваю что-либо спросить, и одергивает руку.

Перехватываю салфетку, шепелявлю невнятное: «Фпасибо», – язык истерично пытается отыскать на губе трещину и убрать из ранки остатки алкоголя. Господин робот сосредоточенно распаковывает палочки, на меня уже не смотрит. Поясняет, что сжалился и взял одноразовую вилку, поскольку блюдо (название которого я не смогу повторить даже под угрозой смерти) – скользкое.

– Ладно, тогда с него и начну. – Резво и неаккуратно подхватываю контейнер.

Острый край врезается в поврежденную ладонь. Рефлекторно дергаюсь, звучно шиплю. Да что ж я за несчастье такое?

Парень отставляет еду. Спокойно забирает из моих рук емкость. Понимаю, что происходит, лишь когда он протирает антисептической салфеткой пострадавшую кожу.

Стискиваю зубы – щиплет. Блин, больно! Отворачиваюсь, не желая смотреть на истязания, вздрагиваю, ощущая легкий холодок на ране, отгоняющий не только болезненные ощущения, но и возможность трезво мыслить.

Он что, дует на руку?!

Не двигаюсь, почти не дышу: мне нужна минутка. Это так обезоруживающе мило, что у меня кружится голова. Глупые, глупые дофамины! Соберись, тряпка!

Пластырь бережно закрепляется поверх ссадины. Медленно поворачиваюсь, смотрю сперва на руку, а потом на Соджина и, черт подери, улыбаюсь. Я часто так делаю, мимика-то живая.

Но сейчас это не просто улыбка, не стандартная и даже не веселая – идиотская. Проклятые гормоны!!! Как их выключить? Благо Соджин не замечает: парень с жадностью прикладываться к горячительному напитку – еще бы, столько возни со мной.

– Между прочим, если каждая наша встреча будет заканчиваться новой повязкой, скоро у меня конечностей не останется, – говорю сквозь очередной приглушенный смешок, попутно пробуя рисовые палочки-колбаски.

Вкусно, напоминают клецки и ничуть не острые. Беру еще одну и еще. И вдруг чувствую, что с каждым вздохом губы, язык, гортань, да и весь пищевод начинают гореть.

– О боже! – принимаюсь махать возле рта ладонью, словно это поможет. – Когда я заявила, что люблю острое, похоже, не сообразила, что мое острое – совсем не то же самое, что твое. Позволишь? – указываю на стакан с алкоголем и, едва получаю желаемое, делаю глоток. – Не-а, – хриплю я, кашляя. – Лучше вообще не стало! – Смеюсь, аккуратно вытираю рот салфеткой и отодвигаю контейнер. – Пожалуй, с меня хватит. – Замолкаю, отвожу взгляд в сторону, провожая исчезающее за горой солнце, позволяя себе остыть.

Некоторое время спустя смотрю на Соджина – пристально, внимательно, будто пытаюсь проникнуть парню в голову.

– Хочу спросить прямо. Мягко сказать все равно не получится. Что за фигня была сегодня утром? Кто этот парень в кафе, что за придурок? Почему ты вел себя подобным образом? Из-за работы? Разозлился, что должность отдали мне? И конечно, ты хотел меня зацепить, когда говорил, будто я прошла исключительно благодаря тебе. Кстати, задеть получилось. Но почему ты такое сказал, что имел в виду? – В голосе проскальзывает толика обиды, правда, она, скорее, остаточная.

В ответ – тишина. Затянутая, давящая, раздражающая. Однако прерывается пауза столь же неожиданно, как и возникает, вопросом: «Нет ли у меня случайно блокнота и ручки?»

И это выбивает из равновесия: я машинально начинаю искать глазами сумку – маленький блокнотик там есть всегда.

Вереница движений, направленных на бессмысленный поиск, прекращается только после того, как мой крайне «остроумный» собеседник начинает посмеиваться, а после что-то бурчит. Он издевается?! Открыто и совершенно бесцеремонно. Нет уж, дудки! От вопросов отвертеться не получится. Я задала их примерно сорок, хотя бы на один ответ да получу.

Сердито щурюсь, выдерживаю паузу, чтобы не обрушиться водопадом слов. Я непоколебима, почти спокойна.

– Я хотел произвести впечатление. Ты же янки. Насколько я помню, вы, американки, любите самоуверенных тупарей, вот и попробовал сыграть на вашем национальном достоянии.

Серьезно? Он умудрился ответить на сто и один вопрос двумя фразами? ДВУМЯ! Потрясающе. Однако ответ меня забавляет. Получается, в понимании Ли на девушку нужно производить впечатление именно ТАК. Опять же, не могу судить за всех, кому-то явно заходит, но лично мне Соджин больше нравится, когда не пытается строить из себя мачо. О чем я ему, разумеется, не говорю. Будет странно, если вдруг начну едва знакомому парню рассказывать о том, чем он меня привлекает: я же состою в отношениях с другим.