Алые небеса Сеула

Пытаюсь высвободиться, решительно бросаю:

– Я не буду двигаться!

Минхо усмехается. Разумеется, увидеть ничего не могу, но шлепающие губы вкупе с придыханием мужчины буквально оглушают.

Хмурюсь, крепко зажмуриваюсь в отвращении, хорошо хоть на голове мешок и можно не скрывать эмоций. Череда суетливых мыслей взрывается внутри черепа множеством снарядов. Что он задумал? Неужели наш поступок с Соджином настолько страшен, что требует молниеносной расправы, причем с личным участием генерального директора крупнейшей фирмы в Корее?! Ерунда, Чушь Петровна! Не бывает такого! Если бы мы превратились в кость поперек горла компании, Минхо просто приказал бы головорезам разобраться с нами. Но нет, Пак с охотой участвует в процессе. Он слишком вовлечен, значит, тут что-то личное, определенно. Однако какие дела могут связывать его и Соджина?

Может, решил завершить злодеяние, которое не довел до конца отец? Вероятно. Проклятье! Не знаю… Впервые в жизни не хочу получить ответ ни на один из терзающих вопросов, потому что… наверняка за каждым из них последует смерть.

Машина останавливается. Двигатель не замолкает, рычит завлекающе, демонстрируя, как лихо он способен разогнаться и увезти меня прочь, стоит лишь прыгнуть за руль. Но я не Брюс Ли и даже не Чак Норрис… и вряд ли сумею вырубить трех здоровых мужиков.

Тяжелые двери открываются почти беззвучно. Директор выбирается на улицу. Я же вжимаюсь в сиденье, боюсь, что еще чуть-чуть – и почва из-под ног исчезнет. Адреналин подскакивает, руки непроизвольно вздрагивают, позволяя любопытству на секунду завладеть сознанием. Надо бы попытаться убрать с глаз мешок… Благо не успеваю: неожиданно дверца рядом распахивается, впуская холодный уличный воздух в салон.

– На выход, – командует Минхо. Рука мужчины впивается в мою выше локтя.

Пальцы безжалостно сжимают кожу, оставляя синяки. Я мешкаю, поэтому он силой вытаскивает меня на улицу.

Под подошвами чувствую твердый асфальт: первая радостная новость. Переживала, что чокнутый везет меня в лес, а то и сразу на кладбище – к подготовленной могиле. Но тревожность не отпускает, вокруг тихо, словно в мавзолее. Не слышно ни голосов прохожих, ни шума транспорта, лишь одинокий лай собаки, пробивающий хрупкое самообладание жалобным воем, олицетворяющим то, что творится у меня внутри.

Ноги неуклюже заплетаются. Рукав пиджака с треском рвется от столкновения с дверным косяком. Минхо не особо заботит безопасность пленника, он не сбавляет темпа, не контролирует, куда я ступаю, а волоком тащит меня вперед, похоже, в помещение, где очень спертый воздух.

Удивительно, но мешок на голове отчасти помогает, выполняя искаженную функцию маски: пыль не столь сильно оседает в носовых пазухах. Правда, дышать от этого не легче. Начинаю кашлять. Носок кроссовки врезается во что-то твердое. Испуганно выругиваюсь и резко падаю на грязный пол: странно, что никто меня уже не держит.

Стесываю ладони о слой мусора, но лучше их, чем подбородок. За спиной с грохотом хлопает дверь. Вздрагиваю. Медленно сажусь на пятую точку, подтягивая колени к груди. Пытаюсь восстановить дыхание и снизить шум бушующей в ушах крови.

Проходит минут пять-семь, но по ощущениям – куда больше. Воздуха катастрофически не хватает. Грудь щемит от нехватки кислорода. Понимаю – еще секунда – и рухну в обморок… Поэтому плюю на запрет и рывком стягиваю с головы ткань, шумно вдыхая.

Горло першит. Захожусь кашлем. В нос бьет неприятный запах сырости. Глаза, привыкшие к мраку, сразу же различают очертания просторной комнаты. Здесь нет источника света – окна заколочены, значит, здание давно пустует. Офисные столы перевернуты. Всюду мусор, какие-то обломки, сломанные стулья, остатки того, что когда-то называлось бумагой. В углу стоит ржавая бочка, рядом лежат свертки газет и стопки картона, возможно, иногда здесь находят ночлег бездомные. Понятия не имею, что это за место и чем эдаким оно должно понравиться, ясно одно – вкусы Минхо невероятно специфичны.

Топорно поднимаюсь на ноги. Взгляд испуганным кроликом прыгает по окружающим предметам – окнам, дверям, – пытается найти выход. Спутники давно затихли. А вдруг решили бросить меня здесь, а сами уехали? Нужно проверить. Не хочу быть наживкой, из-за которой Соджин попадет в ловушку!

Делаю нерешительный шаг к дальней двери. Полы предательски скрипят, сердце тотчас оседает в желудке. Замираю, в испуге зажмурившись, ожидая неминуемой расплаты, но все тихо.

Двигаюсь дальше, ступая на цыпочках. Достигаю цели. Кручу потерявшую серебристый блеск ручку. Та поддается. В душе зажигается лучик надежды… Приоткрываю полотно, но по ту сторону меня встречает разочарование, принявшее мрачный облик захламленной подсобки.

Подавляю отчаянный вопль, почти вылетающий из горла. Сейчас нет времени развозить сопливую драму, надо выскользнуть! Крадусь к противоположной стене, глядя в пол, фокусируясь на том, как ноги мягко оставляют следы от ребристых подошв на покрытом пылью бетоне. Упираюсь во входную дверь с мутным стеклом. Судя по отметинам, именно отсюда я кубарем влетела в комнату.

Поднимаю взгляд – в коридоре темно и пусто: удивительно, что за годы разрухи остекление осталось целым.

Надавливаю на ручку… не поддается. Заклинило, что ли? Я не слышала щелчка замка, меня не запирали! Пробую еще раз, прилагая все усилия, и в какой-то момент получается. Рычаг резко опускается, дверь распахивается… Правда, разве я ее уже толкнула?..

Мысль не успевает сформироваться, в тот же миг сильные руки обхватывают талию, поднимая меня, словно пушинку.

– Куда вы уходите, Мэри? – насмешливо интересуется Пак-младший, закидывая меня на плечо.

Горло свербит от визга – отчаянного, писклявого, сломленного.

– Я ведь велел оставаться на месте, – продолжает в той же манере мужчина, сбрасывая меня на стул, как нелюбимую игрушку. – Оу… или забыл перевести? – Губы трогает ухмылка, а снисходительный взгляд изучающе скользит по моему лицу.

Чувствую, что начинаю закипать от злости и обиды, не только на Пака или себя, на ситуацию в целом!

Что за бред?! На дворе двадцать первый век! Я приехала в одну из самых развитых стран мира и что получила?! Криминальные разборки девяностых?! Дурдом!

– Отпусти меня, зачем это все?! – Истерика побеждает страх, а может, именно паника и развязывает язык.

– Вопрос риторический… или у русских настолько серьезные проблемы с системой образования? – Генеральный хмыкает, нервно ослабляет галстук на шее. – Посмотри, что ты со мной делаешь, это же мой любимый галстук, – недовольно заявляет Минхо, сжимая ткань в кулаке.

Глаза округляются – он что, готовит удавку?

Тем временем Пак решительно наклоняется. Я в очередной раз вскрикиваю, судорожно дергаясь, пока мужчина заводит мои руки за спину и затягивает узел на моих запястьях.

– Так-то лучше, – с облегченным выдохом заключает он, возвышаясь надо мной айсбергом, погубившим «Титаник».

Откидываю со щек волосы. Вскакивать и пытаться бежать не планирую, какие у меня шансы против дылды? Правильно – нулевые!

Внезапно в комнате загорается свет, точнее, его подобие – люминесцентная лампа в грязном абажуре, зато прямо надо мной. Жмурюсь – слишком ярко. Даю себе пару секунд, приоткрываю веки и, когда привыкаю к освещению, гляжу на собеседника.

– Похоже, я переоценил твоего любовника, – разочарованно констатирует Минхо, закатывая рукава белоснежной рубашки.

Когда и где он успел снять пиджак – не знаю… да и знать не хочу!

– О чем ты? – недовольно интересуюсь, придавая голосу твердости.

– Думал, твой цепной пес приедет быстрее, а его до сих пор нет. – Пальцы ловко справляются с двумя верхними пуговицами, открывая ложбинку между ключицами, невольно концентрируя мое внимание на выступающем кадыке. – Может, я просчитался и ты не столь сильно ему нужна? – Пытливый взгляд похитителя цепляется за мой возмущенный.