Алый король
Шрифт:
Транспортник не желал находиться здесь.
Как и Ариман, но у того не было выбора.
Неудача с Собеком лежала у него на душе тяжким грузом: воина мучила не столько смерть практика, сколько тот факт, что поражение настигло их уже после кажущейся победы над перерождением плоти.
«В чем он ошибся? Где следовало бы поступить иначе?»
Корвид уже много раз воспроизвел в уме мрачную картину превращения Собека в груды косного праха, но ответов так и не нашел. Во время ритуала Азек следовал всем указаниям «Книги Магнуса», применял каждую крупинку сведений, полученных в ходе опытов на мутировавших телах предыдущих жертв проклятия.
Очевидно, он что-то забыл
Так или иначе, с анализом придется подождать.
Десантная аппарель неохотно опустилась, и в корабль ворвались жаркие, гонящие песок ветра. В сумеречном небе сражались молнии; Ариман почувствовал вкус озона и запах горелого металла, ощутил на языке сухой человеческий прах.
При виде разрушенной Тизки у легионера защемило в груди.
По истерзанной бурями пустоши, покрытой черной пылью, были разбросаны изъеденные ржой развалины — пирамиды братств, заброшенные руины, где обитали призраки воспоминаний о гибели города. После колдовского перемещения с Просперо их взаимное расположение изменилось. Раньше каждое исполинское здание находилось в собственном районе, но сейчас они сбились в кучу, словно решили умереть вместе.
Над всеми ними возвышалась пирамида Фотепа.
Даже разгромленная, она сохранила величие.
Обнаженный стальной каркас двухкилометровой высоты покорежился и смялся во время беспощадной переброски. Что примечательно, большая часть стекол уцелела, и теперь сверкающие прозрачные клинки, прикипевшие к скелету строения, отражали тошнотворные блики заточенного в здании света.
Кроме пирамид, после гибели Просперо здесь возникли и другие сооружения, но их уже замело грудами золы и стонущего пепла, из которых торчали лишь выветренные обломки мраморных колонн.
Азек представил себе прежнюю Тизку. Перед его мысленным взором возник залитый солнцем мегаполис из отполированного камня и стекла, просвещенный и преуспевающий город, населенный десятками тысяч образованных, здоровых и довольных жизнью людей. Ариману вспомнились продуктовые рынки на площади Оккулюм, где пахло свежей жареной дичью с горных склонов, медовыми чаями и всевозможными специями, вручную собранными в экваториальном поясе Просперо.
Образы прошлого потоком хлынули в сознание воина.
Вот он делится свежей выпечкой с Лемюэлем в «Войсане» на улице Тысячи Львов.
Разглядывает запыленные полки в лавке торговца старинными книгами в мьюзе Занони [54] ; на каждой странице томов скрывается целая неведомая вселенная.
Медитирует в бескрайнем парке Фиоренто, глядя на отражение вечернего солнца в океане.
Помогает жителям Тизки развить латентные пси-способности, делясь с ними советами и добиваясь взаимного доверия. Возвышает людей, показывая им мир за пределами пяти земных чувств.
54
Мьюз — ряд малоэтажных домов в районе плотной застройки, расположенных вдоль одной или двух сторон переулка или проезда. «Занони» — мистический роман английского писателя Эдварда Бульвер-Литтона о розенкрейцерах, впервые опубликованный в 1842 г. в Лондоне.
Все погибло. Все разрушено палачами с Фенриса.
— Похоже, сюда призвали не только нас, — заметил Менкаура. Прошагав по десантной аппарели, он встал рядом с Азеком.
Картины утраченной Тизки потускнели, и Ариман подавил скорбь, грозившую захлестнуть его.
Кивнув, он оглядел продуваемые всеми ветрами участки между пирамидами. Только теперь воин заметил, что среди руин рассредоточена целая стая «Громовых ястребов» и «Грозовых птиц».— Настоящий конклав, — сказал Азек. — Знаешь, для чего мы здесь?
— Нет. — Менкаура ответил не сразу, что обеспокоило Аримана. — Но ничего хорошего из возвращения в Тизку не выйдет. Именно тут погиб наш легион, однако мы не пытаемся забыть горе, а таскаем его на шее, словно жернов.
Доспех провидца блистал, как новый, и полученная им на «Торкветуме» рана затянулась, но Азек чувствовал, что Менкаура поддался глубокой меланхолии — смирился с уделом, которого прежде старался избежать любой ценой.
— Тогда зачем же мы прилетели? — спросил Толбек, закрепив шлем на горжете. Вместе с ним из корабля вышли Хатхор Маат и Санахт; в ауре павонида читалось раздражение, вызванное их общей неудачей.
— Алый Король приказывает, мы исполняем, — отозвался мечник. — Какие еще причины тебе нужны?
— Говоришь как истинно верующий, — бросил Хатхор. — Не устал от рабского поклонения примарху?
— А ты не устал от своих ребяческих выходок?
— Кстати, куда делся твой учитель фехтования — тот, со шрамами? — поинтересовался Маат. — Уже научил тебя всему, что можно?
— Люций мне не учитель, — огрызнулся Санахт. — Но, пожалуй, я передам ему, что ты усомнился в его мастерстве, и полюбуюсь, как он покромсает тебя на кусочки.
— Пусть попробует!
— Хватит препираться, — обратился к ним Менкаура. — В этих развалинах обитают фантомы, кормящиеся раздорами.
— Куда идти? — уточнил Толбек.
— Вон туда, — Ариман указал в сторону языка эфирного пламени, вспыхнувшего в полумраке у основания пирамиды Фотепа, и с огромной неохотой сошел на землю, зная, что ему придется ступать по костям павших братьев. Соратники последовали за ним в клубы черного пепла.
В шуме ветра, на грани восприятия, звучали захлебывающиеся голоса — едва слышное эхо криков, брани, прощаний и жалобного плача. Под ногами воинов хрустело стекло, повсюду в пыли и прахе лежали напоминания о кошмарной гибели их мира: обломки доспехов, забитое песком оружие, хопеши с искореженными клинками и волчьи лапы-талисманы. Злобные вихри сметали пепел с расколотых черепов, в пустых глазницах которых тлело пламя, а из провалов ртов доносились фантомные отголоски насмешливого шепота.
Глядя строго вперед, Ариман пробирался к путеводному огню сквозь облака пыли, по колено утопая в наносах праха. Где-то во тьме передвигались исполинские силуэты, и с каждым грохочущим шагом этих созданий земля содрогалась, как от удара молотом.
— Богомашины маршируют куда-то, — сказал Толбек.
— Желательно бы от нас, — произнес Азек.
— Смотрите, слева, — указал мечник.
Вокруг кулаков пиррида вспыхнуло пламя.
— Справа тоже, — сообщил он.
Ариман крепче сжал посох-хеку, разглядев за пеленой пыли сотни нечетких силуэтов Астартес. Клубы пепла скрывали воинов, но в их аурах отчетливо светилась настороженность.
Потом завеса отдернулась, и все сомнения исчезли.
Эти воины Тысячи Сынов составляли не единое подразделение, а несколько зловещих боевых банд разной численности. Они шагали под неведомыми гербами-тотемами и знаменами с символикой, каких не видели на Просперо.
Легионеры двигались к разбитому арочному проходу, который некогда вел в пирамиду Фотепа. У его свода, на высоте пяти метров над расколотой мраморной плитой, парил Амон. Ореол огня вокруг тела советника служил маяком для необычного воинства.