Американский эксперимент соседства

Моя любовь к Рождеству никогда не угасала.

До этого года.

Впервые в жизни сезон постучался в мою дверь, и мне было наплевать.

Я не стала ставить елку. Я оставила красно-зеленую пижаму в ящике. Наконец-то увидела снег таким, каким он был — грязным и серым месивом. И я никому не покупала подарков.

У меня даже возникло искушение собрать свои вещи и уехать куда-нибудь далеко-далеко. Куда-нибудь, где не празднуют Рождество.

Да. Вопреки всему, я превратилась в Гринча. Моя грудь, когда-то наполненная смутными чувствами, теперь была не чем иным, как открытой ямой. И что самое худшее? Это была даже не горечь. Это не был гнев или разочарование, это была безнадежность. Я догадалась, что надо мной сыграли шутку, потому что я даже не могла быть ворчливым, раздражительным Гринчем. Вместо этого я была печальной, убитой горем его версией.

Как я поняла и в тот день, когда приехала к отцу из аэропорта, впервые в жизни мне разбили сердце. По-настоящему разбили. И это требовало времени, чтобы… справиться, научиться жить с мыслью об упущенном будущем, которое едва успела представить. Чтобы научиться жить, скучая по нему.

Потому что я скучала по Лукасу.

Я скучала по тому, что была влюблена в идею любви.

Потому что теперь я была инженером, ставшей писательницей романов, которая едва пережила самое волшебное и романтическое время года.

Ирония не ускользнула от меня.

И все же мне каким-то образом удалось пережить Рождество без нервного срыва, выйдя из квартиры только дважды — в День Благодарения и Рождество — просто для того, чтобы притвориться, что у меня все хорошо, что я вроде как в порядке. И, в конце концов, мы с моим внутренним Гринчем увидели, как все убирают свои ёлки, и с облегчением вздохнули, подумав: Ну, наконец-то, чёрт возьми.

И, сама толком не зная как, я просчиталась и в итоге столкнулась со всем, чего так старалась избежать.

Канун Нового года.

Чёртов канун Нового года.

И вот я здесь, посреди самой шикарной вечеринки, которую смогла найти моя лучшая подруга, одетая в коктейльное платье и пару туфель на высоких каблуках, которые она выбрала для меня. Держу бокал, который она вложила мне в руку. И пытаюсь, но безуспешно, улыбаться всем этим людям, опьяненным надеждой и новыми решениями.

— Еще шампанского, Рози?

— Конечно, — рассеянно ответила я, кивнув головой. — С таким же успехом я могла бы его утопить.

Лина хихикнула.

— Что утопить?

Грустного Гринча Рози.

— Ничего, — она снова наполнила мой бокал, и я заметила бутылку в ее руке. — Откуда у тебя эта бутылка?

— Связи, — улыбнулась она, наливая золотистую жидкость до краев. — А теперь пей.

Я прищурила глаза.

— А как насчет твоего бокала?

— О, — она махнула рукой, и я заметила, что у нее не было бокала. Она вообще пила сегодня вечером? Чёрт, если бы я знала. — Шампанское только для тебя, подружка. Так что расслабься немного.

Мои глаза превратились в узкие щелочки.

Лина закатила свои.

— Не смотри на меня так, я не пытаюсь тебя напоить.

Наступила пауза, затем она пробормотала себе под нос: — Поверь мне.

Не успела я даже попытаться разобрать последнюю часть, как снова появился Аарон. Он встал позади своей жены, как делал всегда, обнимая ее так органично и естественно, что Рози еще двухмесячной давности могла бы упасть в обморок. Грустная Гринч Рози вздохнула и отвела глаза.

Без какого-либо предупреждения вспыхнуло воспоминание: Лукас стоит позади меня, точно так же, как Аарон с Линой. Но мы не были на модной вечеринке, мы были на моей кухне, готовили завтрак, и Лукас смеялся, этот звук вырывался из его груди и вызывал у меня улыбку.

Перестану ли я когда-нибудь скучать по нему?

Что я вообще здесь делаю?

Вытащив свой телефон, я проверила время. Пятнадцать минут до полуночи. И я дала себе шестнадцать, прежде чем уйти. Я бы сказала ура Новому году, а потом сбежала бы. Это было то, что я пообещала Лине и себе.

Я взглянула на свою лучшую подругу и обнаружила, что она смотрит на меня с широкой пугающей улыбкой.

— Хм… — сказала я, нахмурившись. — Чего ты ухмыляешься?

Она не ответила и придвинула мой бокал ближе к моей руке.

Люди вокруг нас начали меняться, атмосфера становилась беспокойной, поскольку они искали того человека, которого они будут целовать в конце обратного отсчета.

Я схватила бокал и опрокинула его, осушив одним глотком.

— Все в порядке, подружка, — сказала Лина, похлопывая меня по руке. — Скоро все это закончится.

Да, потому что я пойду домой, чтобы спрятаться под одеялом.

— Верно.

По какой-то причине я взглянула на Аарона и обнаружила, что он тоже улыбается. Я пристально посмотрела на них.

— Вы двое… в порядке?

Их улыбки стали шире, заставляя меня задуматься, не под кайфом ли они. Потому что Аарон никогда так не ухмылялся, как... маньяк, за исключением того дня, когда они поженились, и потому что Лина продолжала говорить странные вещи, странно на меня глядя. И все это выводило меня из себя.

Если только… если только они не были просто в восторге от жизни, любви и всего того, что олицетворяла эта дурацкая ночь.

— Я рада, что вы… счастливы, — я снова проверила свой телефон. Десять минут до конца. — Можно мне еще шампанского?

— Кстати, как дела у Олли? — спросила Лина со своей сумасшедшей ухмылкой, наполняя мой бокал. Снова.

Я знала, что она делала — развлекала меня, отвлекала, потому что она занималась этим весь вечер, — но я потакала ей. По крайней мере, Олли был темой, которая принесла мне некоторое утешение.

— Он в порядке. Счастлив быть дома.

— Джо наконец-то осознал, что произошло?

— Потребовалось некоторое время, но да. Главным образом, потому что, что бы ни случилось, это не меняет того факта, что Олли вернулся.

Лина кивнула, ее взгляд потеплел.

— Он — один большой кусок хлеба, твой отец.

Аарон хихикнул.

— Это не переводится буквально, детка. Ты имеешь в виду, что Джо — добрый мужчина.

Моя лучшая подруга закатила глаза.

— Да, и Рози все равно это поняла. Вы, ребята, прекрасно понимаете, что я имею в виду.

Это заставило уголки моего рта приподняться, потому что, вопреки тому, во что она верила, я на самом деле понятия не имела, что она имела в виду. Все, что я знала, это то, что это было что-то хорошее, потому что Лина обожала моего отца.