Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
– Люди еще живы – палят, – говорил Тимошка.
Егор и тут, на прииске, желал устроить все хорошенько, основательно, чтобы не мыть кое-как, чтобы не бродить с лотком по пескам в поисках удачи.
Ваське нравилось здесь. Еловый лес, Еловый ключ, шумящая, веселая, прозрачная вода. Отец, перепачканный глиной, бросает гальку и пески, пускает воду, буторит их лопатой на деревянном желобе.
«Там уж золотника три есть», – думает Васька, глядя на выбоины в корыте.
От косы на берег через кустарники к колодцу протоптана дорожка.
– Теперь тебя, Васька, все лето из тайги не выгонишь, – сказал как-то Егор. – А на релке хлеба растут наши. Поедем-ка поглядим. Без хлеба нам и золото не нужно.
Васька и сам соскучился по пашне. Ему захотелось посмотреть, дружно ли растут хлеба.
Работая подле отца на промывке, Васька привыкал к золоту, и оно уже не представлялось ему диковиной.
Распахнув оконце, Федор поглядывал в купленную у Бердышова подзорную трубу на далекий остров.
– Опять отдыхают, – с досадой молвил мужик.
– Ну-ка, – подошла Агафья, – шибче трубу раздвинь, а то не видно. Пропасть на них! Опять сидят покуривают. А вода-то подымается – не ждет…
У Барабанова на острове, наискось от селения, косили траву трое «соколинцев». Федор наблюдал за ними в подзорную трубу. Под вечер, когда бродяги пригнали плот с сеном, он сказал:
– Мало накосили.
– Да, видишь, сохнет еще. По холму-то дошло, а по бокам-то тень. Мы сегодня весь день перегребали.
– До полудня на бугре языками перегребали, а с полудня курили да легли, залезли за стог-то… А ты, Яков, на кочажнике рыбку бил хворостиной.
Бродяги переглянулись с суеверным страхом. Только сегодня был у них длинный разговор: как может хозяин узнавать, что делают они на острове?
– Вот хлеба-то и не будет вам сегодня, – сказал Федор. – Дай им сухариков.
Беглые каторжане, могучие и свирепые люди, стали не на шутку побаиваться Барабанова.
– Прости и помилуй, – кланялся Яков, седой и лысый мужик, клейменный еще в старые годы.
– Прости, отец!
– Ну, живо, – прикрикнул на них Федор, – на работу! Да не сидеть без дела!
Проводив бродяг, Федор пошел к Кузнецовым. Там уже сидел Тимошка Силин.
– Ты что на Додьгу повадился? – спросил Барабанов.
– Вон какого тайменя привезли на пирог, – показала бабка на корыто с тучной рыбиной.
– Говоришь, на Додьге глухарей много? – спросил Тимоха.
– Мно-о-го! – воскликнул Васька. – По мари идешь – все время дорогу перелетают.
– А тут тебе китаец коноплю привозил, – сказал Федор.
– А ты где такие бродни добыл?
– Тюменские! На баркасе… А вот тамбовские заместо кожаных подвязывают на рыбалку деревянные подошвы и босые ловят.
– Ну, а ты золото нашел? – не вытерпел Силин.
– Нашел, – ответил Егор Кузнецов. Он развернул платок и показал добычу.
– Самородки! – вскричал Федор и спросил с жадностью: – Есть россыпь?
Сердце его колыхнулось.
«Богатство!
У богатства живем! Какое дело можно развернуть!..» Но сдержался, стараясь не подавать виду, что золото так занимает его.– Возьми нас с собой, – попросил Силин.
– Сено надо возить, вода прибывает, – ответил Егор. – Да езжайте сами. У меня на Еловом ключе бутарка.
– А где Еловый ключ? – спросил Федор.
– Там на колодце журавель, заметно…
По приезде Кузнецовых с Додьги все селение всполошилось. На другой день Федор с женой, с бывшей каторжанкой Ольгой и с двумя гольдами, которые были в неоплатном долгу у него, уехали на Додьгу.
– Как бы люди плохо не наделали с этим золотом, – собирая сына на покос, говорила бабка Дарья.
Егор знал, что Барабанову золото нужно не для подкрепления хозяйства, а для богатства, а может быть, чтобы кабалить других. Но скрывать богатство от соседей Кузнецов не хотел.
– Будет и другим людям польза. Мое дело – открыть, а уж там кто как обойдется.
– Пусть не от чужих людей, а от отца ребята узнают, как с золотом обойтись, – толковал дед. – Им век жить на золоте.
– Сено свезем, опять мыть поедем с Васькой, – сказал отец.
– Поедем-ка лучше со мной, – озабоченно молвила Наталья.
Все весело засмеялись: хозяйка желала сама взяться за золото. И то дело! Наталья видела в семье много недостатков и желала подправить золотом домашние дела.
– Мужики пусть себе моют, а мы – себе для «женского». [75]
– Верно, верно, – подхватила бабка Дарья. – В Сибири все бабы золото моют.
75
Сибирское выражение.
– В Сибири бабы и спиртом торгуют на приисках, – забирая мешки и косы, заметил Федюшка. Через дверь видно было, как за рекой, за еловым лесом, всходило солнце. – И золото намывают, и мужиков пьяными напоят, и в хозяйстве поспевают управиться.
– Вот в воскресенье поедете, бабы, мыть себе на ситцы да на пряники, – сказал Егор.
Мужики уехали на покос. Стояли жаркие дни. Река набухала, и лодки, лежащие на песках, все ближе подвигались к берегу. Буйно росла дикая трава. Отставая от нее, подымались на пашнях ровные хлеба. В далеких островах заблестели водяные полосы.
По реке плыли лодки, высоко груженные свежим сеном. Зелень свисала с обоих бортов; и казалось издали, что река смыла стога с затопленных островов и несет их вниз, к морю.
Под обрывом бродяги переметывали с лодок сено на две кое-как скрепленные палки-волокуши и возили его вверх по обрыву на конях.
– Ну, Яков, – спросил Егор, разгружавший свою лодку с сеном, – а видел ли ты где-нибудь колеса на Амуре? Или всюду на палках сено возят? Ты ведь весь Амур прошел, должен знать.