Анаконда
Шрифт:
Конечно, парни из УВД крупно подставились с протоколом. Но в провокации их Мищенко не подозревал.
— А что, если тут не милицейская провокация, а...
— А чья? — вытаращился Деркач.
— Криминальная?
— Не понял, Александр Петрович. Что-то вы мудрите.
— Это, похоже, не я мудрю. Это, возможно, намудрил какой- то опытный уголовник.
— Не врублюсь, виноват.
— Да ни в чем вы не виноваты. Просто у меня опыт больше. Помню случай, когда я еще на следствии работал... Было совершено убийство женщины из ревности. Убил, как оказалось, муж, а улики подсунул предполагаемому любовнику. Вроде как двух зайцев сразу убивал: и жену неверную наказал, и коварного
— И как же вы доказали вину мужа? Он сознался?
— Поначалу ни в какую. Но припер я его.
— Как же? Интересно. Расскажите, товарищ советник юстиции.
— Вспомнил я лекции кандидата юридических наук по фамилии Бобренев. Он работал в военной прокуратуре и лекции читал в Институте повышения квалификации при Генпрокуратуре. Он разбирал наиболее типичные варианты создания у допрашиваемого преувеличенного представления об осведомленности следователя. Сущность этого тактического приема состоит в том, что следователь создает определенные психологические предпосылки, когда используемая им при допросе осведомленность по какому-то отдельному обстоятельству субъективно распространяется допрашиваемым на другие обстоятельства дела и приводит его к отказу от ложной позиции.
Вы считаете, что Авдеев что-то скрывает?
Уверен. Не понял только, из страха быть уличенным в двойном убийстве или имеет другую причину.
— Какую?
— Корысть, например.
— Так вы думаете, что не он убил этих женщин?
Не знаю, не знаю... Может, и он. Но есть сомнения.
— И что будем делать?
— Применять шестой вариант: в Институте повышения квалификации нам рассказывали о шести вариантах создания у подозреваемого преувеличенного представления об осведомленности следствия. По шестому варианту такое представление создается путем формирования у допрашиваемого убежденности в наличии важных улик. Суть его заключается в показе подозреваемому в совершении преступления предметов, которые имеют отношение к расследуемому делу. Но при этом сам следователь должен быть убежден в преступной осведомленности допрашиваемого.
— Вы убеждены?
Да. Он что-то знает, но юлит, скрывает, уводит следствие в сторону. При этом уверен, что доказать его вину не удастся. А почему он, собственно, уверен, если улики против него? А потому, что знает или подозревает истинного убийцу.
— Так что, будем вызывать Авдеева на допрос?
— Будем...
Авдеев на этот раз выглядел спокойнее, увереннее. Видно, тщательно продумал линию защиты. Отвечал на вопросы неторопливо, аргументируя свои ответы и придерживаясь избранной накануне позиции.
Совершение каких-либо преступлений, кроме кражи водки, отрицал, по предъявляемым предметам требовал доказать, что они не были подсунуты ему милицией. Что не мог объяснить, оправдывался сильным опьянением. По его словам, пил он «по-черному» уже неделю до описываемых событий.
— Я того мужика, знаешь, чем прижал? — наклонился Мищенко к уху Деркача, поначалу ведшего допрос Авдеева.
Я сказал ему, что на часах и колечках убитой остались его отпечатки пальцев. Он говорит, ничего странного, жена ведь она ему; а они, экспертиза доказала, были поверх и «пальчиков» любовника. Так что, выходит, муж последним касался. Ты его по «пальчикам» попробуй прижми.
Авдеев насторожился, видя, что прокуроры шепчутся, стал ожидать каверзы. Деркач сделал умный вид, словно ему прокурор города про что-то важное напомнил.
А
дело в том, что перстни, изъятые у Авдеева, действительно были опознаны подругами Селивановой. Но, как говорят юристы, опознаны по родовым признакам. Такие перстни могли быть у любой другой женщины, могли быть куплены чисто теоретически самим Авдеевым в 90-е годы и приготовлены для подарка своим собутыльницам. Не слабый вариант защиты для подозреваемого.— Авдеев, вы не отрицаете, что у вас были изъяты перстни, принадлежавшие Селивановой?
— Не отрицаю.
— Их вам не милиция, случаем, подбросила?
— Нет.
— Уже хорошо. Значит, вы не отказываетесь?
— Не отказываюсь.
— Как вы показали, вы их приобрели для подарка любовнице в областном центре три года назад с рук на базаре. И в вечер задержания имели при себе, так как намеревались подарить их своей любовнице Верке?
— Все истинная правда, гражданин следователь. Приятно иметь дело с грамотным юриспрудентом, я извиняюсь, конечно, за это слово.
— А как вы объясняете тот факт, что на перстнях, кроме ваших отпечатков пальцев, есть еще одни — женские.
— А давал Верке подержать, когда склонял к совершению полового акта.
— Верке?
— Верке.
— А более никому?
Задергался на стуле Авдеев.
— Вроде никому. Не припомню.
— Селивановой не давали?
Опять пауза. Что отвечать? Давал или не давал? Какую подлянку следователь готовит?
— А зачем мне Селивановой давать? Она мне не «давала», и я ей нет.
— В таком случае как вы объясните, что, кроме ваших отпечатков, там оказались не Веркины, а Селивановой четкие отпечатки? Причем на одном перстне, с левой руки, — отпечатки пальцев правой, а на перстне, который подруги видели у нее на правой руке, — отпечатки ее же левой руки?
— Не могу знать. Я такую науку еще не превзошел. Я, конечно, человек начитанный. Но... Чего не знаю, того не знаю.
Задергался, задергался Авдеев. Ждет подвоха. Напрягся весь.
Конечно, если бы следствие располагало заключениями экспертов, которые в настоящее время еще работали с вещдоками, Мищенко и Деркач имели бы возможность предъявить их подозреваемому и с их помощью изобличить его. Но, как известно, от момента обнаружения следов и вещественных доказательств до получения заключений экспертиз проходит длительное время. А следователю важно получить доказательства правильности выбранного пути, верности версии именно на начальном этапе расследования. Что, если вовсе не Авдеев убил двух женщин? Что, если он по каким-то причинам заинтересован в том, чтобы сбить сыскарей со следа?
Вот и решили Мищенко и Деркач провести предварительное исследование вещественных доказательств, а подозреваемого Авдеева сделать своего рода участником этих исследований.
Пока их эксперт Татьяна и областной криминалист Емельянов работали со своими соскобами, микрочастицами, срезами, сами вещдоки им были не особенно нужны. Их и использовали Мищенко и Деркач.
— Вы признаете, что это ваш плащ-болонья? Он был изъят при осмотре вашей квартиры.
— Признаю. Старый плащ, конечно, но, как говорится, в вину мне его не поставите...
— Как сказать. Обратите внимание, в области левой лопатки мел настолько глубоко проник в ткань, что сразу, видимо, отчистить его не удалось. Посмотрите...
Мищенко и Деркач стали в присутствии Авдеева внимательно осматривать расползшееся на ткани пятно.
— Странно, действительно какое-то пятно, глубокомысленно заметил Мищенко.
— Вы его оттирали? — спросил невинно Авдеева Деркач.
— Ага, — неуверенно ответил Авдеев. — Раз уж запачкался, так что и не оттереть? Оттирал.