Анаконда

Мищенко, сокрушенно покачав головой, набрал номер телефона капитана Петруничева.

ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО. КРОВЬ НА КАМНЕ. ПЕРСТНИ ГРАФИНИ БАГУЧЕВОЙ

Екатерина глянула в серебряное венецианской работы изящное зеркальце, поправила мизинцем мушку на щеке, улыбнулась своему нарумяненному, напудренному изображению: «Коли краса от Бога, так не отнимешь...»

Взгляд ее пробежал по изящным вещицам, в беспорядке разбросанным на секретере, остановился на прелестной миниатюре, изображавшей Светлейшего Князя Григория Потемкина в блестящем мундире со всеми орденами и лентами, ею пожалованными, ласково улыбнулась еще раз, уже любуясь красотой князя, снова повторила: «Коли краса от Бога, как отнимешь?»

Обмакнула гусиное перо в хрустальную чернильницу, записала:

«Любя тебя безмерно и веселясь твоей ко мне любовью, милой и безценной мой друг собственной, галубчик, Ангьел, теперь принялась за дело. Грусьно до безконечности что ты не домогаешь... Милая душа, верь, что я тебя люблю до безконечности.

Пожалуй, дай мне знать, досадил ли тебя Александр Дмитрия и сердися ли на него и за что именно? Не сердись, душа моя милая, — всяк свою слабость имеет. Если вы хотите говорить со мной, вы можете притти. А коли нет, и так вашу сердешную просьбу подпишу, и будет камер-юнгфера моя Марья Саввишна Багучева к Катерине Дашковой, как вы просили, назначена.

Мой дорогой друг, я кончила обедать и дверь с маленькой лестницы открыта...»

Увлечения государыни были страстными, но и преходящими. Любовь же к «батинке», Светлейшему Князю Григорию Потемкину была стойкой, многолетней супружеской любовью и нежностью. Появлялся у государыни новый любовник, появлялись у князя Потемкина новые имения, перстни с брильянтами, ордена. Не задабривала своего первого подданного императрица, не платила за смирение. Просто дарила подарки, чтобы сгладить свою неловкость, свою ненасытность в любви. И какой бы страстный и старательный ни попадался ей любовник, и ее сердце, и дверь с маленькой лестницы, ведшая в ее спальню с тайного хода, всегда были открыты для Светлейшего Князя.

Она была ревнива. И, если заставала своего нового любовника с иной пассией, бывала скора на расправу и безжалостна. И тут же появлялся новый фаворит. В такие переходные периоды государыня была особенно расположена к Потемкину и не только позволяла ему заводить своих фавориток, но и, удовлетворяя его просьбы, награждала их, давала престижные назначения.

11 октября 1779 года произошло событие, никак серьезно не отразившееся на делах огромной Российской империи, но, как ни странно, оказавшее определенное влияние на развитие сюжета нашего романа: фаворит Екатерины II И.Н.Римский-Корсаков получил отставку. В четыре утра он ушел из спальни государыни, а в шесть утра, когда Екатерина (ей не спалось, мучила изжога после плотного ужина), пройдясь по анфиладе царских покоев, выпив ставшего теплым изюмного квасу из тяжелого хрустального графина и тяжело рыгнув, устало прошаркала в спальню юного Корсакова, надеясь разбудить его и повторить недавние его изощренные ласки, после них крепко заснуть, застала в его постели свою камер-юнгферу Анну Степановну Воронихину, бесстыдно демонстрировавшую на желтом шелковом одеяле свои голые груди и ноги.

Отставку Корсаков получил от императрицы тут же в виде царской тяжелой оплеухи, от которой у него три дня горела красным левая щека. Воронихина была выслана в Петрозаводск Олонецкого края, а Корсаков — в свое имение. С наградами за труд.

В семь утра того же дня И.И.Бецкому было поручено изучить ситуацию и предложить государыне прожекты для ее царственного решения.

Через несколько дней место фаворита императрицы занял А.Д.Ланской. Уже в ноябре 1779 года он был пожалован флигель-адъютантом, получил сто тысяч рублей на гардероб и переехал во дворец. Вскоре его состояние оценивалось уже в семь — восемь миллионов.

Но это — потом. А поначалу было у Александра Дмитрича, но свидетельству современников, всего пять рублей в кармане.

Государыня первые дни сильно стеснялась перед Потемкиным и быстроты своего решения, и юности нового фаворита. Отношения у них были дружеские. Кто бы ни был фаворитом, Светлейший Князь в любое время суток имел право пройти по тайной витой лестнице, своим ключиком открыть маленькую потайную дверцу, проникнуть в покои императрицы и иметь с нею аудиенцию по государственным делам или личной прихоти.

Сим правом князь не злоупотреблял.

Тем более, что по прихоти проникать в покои императрицы желания не имел.

Ибо глаз свой пронзительный уже месяц как положил на камер-юнгферу императрицы Марью Саввишну Багучеву, девицу из рода знатного, отличавшуюся и разумностью, и красотой, и благородной сдержанностью манер, что после некоторой вульгарности императрицы князя особенно пленяло в ней и о чем он, естественно, никогда не говорил в ночных доверительных беседах с Екатериной II.

Благоприятный момент был использован.

У Екатерины появился новый красавчик-фаворит, а у ее «батинки», как она звала князя, новая любовница, фаворитка, протеже.

Без слов была достигнута договоренность: никто никого не ревнует.

Все такие договоренности до поры до времени.

В марте 1780 года судьба особенно была благосклонна к умным женщинам в России. Дела государственные складывались благополучно и для Екатерины II. Все чаще прислушивалась она к советам своих статс-дам, принимая те или иные важные государственные решения.

В марте 1780 года планета Фелита максимально приблизилась к земле, вызывая активность женщин в быту, в искусстве и государственных делах.

Март—апрель, как ни странно, отмечен и всплеском женской преступности: замечен рост числа убийств женами мужей, поджогов бабами соседских изб в деревнях по причинам немотивированным. В Петербурге было совершено пять отравлений мужей женами только за март — май 1780 года. И еще шесть отравлений предполагаемых любовниц женами, мужья которых изменяли им.

Из письма Екатерины II графине Марье Саввишне Багучевой.

«...Милостивая Государыня. Я получила письмо, с которым Вы обратились ко мне через генерал-фельдцейхмейстера графа Орлова. Нет ничего более лестнаго для меня, для человека вообще, как видеть, что его враги отдают ему справедливость. Конечно, сударыня, Вы не ошибаетесь в своем задушевном убеждении, что я не только не ненавижу своих врагов, но и, коли они сами ко мне зла не питают, и коли исправно служат нашему отечеству, то и награждаю их. Пожалованный Вам титул тому свидетельство. Я оказываю доверие тем, кто предпочитает мое доброе имя моей милости. Вы умно ведете себя, не суетитесь, не жадничаете, проявляя ум и тщания к наукам. Я не держу зла на Вас и Князя. Бог с вами. Соблаговолите быть завтра при дворе.

23 марта 1783 г.»

Март 1783 года снова был благоприятен для женщин в России. Княгиня Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова была назначена Екатериной директором Петербургской Академии наук и президентом Российской Академии.

24 марта 1783 года во дворце был большой прием. Екатерина вышла на бал расстроенной: ей доложили, что нынешний март снова, как и в 1780 году, ознаменовался ростом женской преступности.

— Бабы словно с ума посходили, — жаловалась Екатерина своей тезке Дашковой, — только в столице три случая убийства женами мужей, пять поджогов, совершенных женщинами подлого звания, а Марья Перекусихина, из хорошей дворянской семьи, зарезала кинжалом свекра, графа Петра Степановича Перекусихина. И без всякого на то повода. Какая-то шайка воров в Петербурге появилась, докладывают мне, тоже из баб составленная. Крайней жестокости... Ума не приложу, что с народишком творится...