Анатомия бабника

Наконец, дверь снова отворилась.

— Дело вот в чем. У меня был тяжелый день, и я просто хочу расслабиться и посмотреть передачу, которую ждала дольше, чем могу признать. Поэтому ты можешь зайти, если, во-первых, не будешь смеяться над тем, что я смотрю и, во-вторых, заплатишь за пиццу, — Уитни скрестила руки и вздрогнула, будто это движение далось ей с трудом. — Таковы мои условия.

— Я согласен со вторым, но тебе лучше заказать вторую пиццу. А что касается передачи, я сделаю все возможное, — будь моя воля, мы бы все равно долго ее не смотрели. Я шел медленно и ждал своего часа, но в последние несколько дней я много думал о том, чтобы поцеловать ее. Пришло время сделать первый шаг, прежде чем я, и вправду, не окажусь во френдзоне. Если попадешь туда, вряд ли уже выберешься обратно.

Не то, чтобы у меня был большой опыт в этом вопросе. Не часто я оказывался в подобных ситуациях, еще со времен старших классов. Но видел достаточно, чтобы знать, как это случается.

Теперь, оказавшись в квартире, я заметил, что несколько прядей волос Уитни выпали из пучка. Узел на голове был свободнее и неряшливее, чем обычно. Это придавало ей мягкий и расслабленный вид, даже если выглядела она уставшей.

С дивана убрали газеты, но взгляд Уитни метался по комнате, будто она прятала парня и была уверена, что я найду его. Затем она подняла руку и потерла шею.

Я легонько положил руки ей на плечи.

— Выглядишь уставшей, — я подумал о том, чтобы сделать ей массаж, но скорее всего она решит, что я извращенец, во всяком случае, если я сделаю это без разрешения. — Знаешь, я мог бы помочь с этим.

Ее мышцы напряглись еще больше, и я понял, что прозвучало это как подкат, хотя у меня и в мыслях не было ничего подобного.

— Не в том смысле, о чем ты подумала, — я нежно сжал ей плечи. — Я имел ввиду массаж, чтобы убрать напряжение в шее и плечах. Это мое второе призвание, после впечатывания парней в лед. Но, уверен, тебе покажется это таким же расслабляющим, как и мне.

Теперь все, о чем я мог думать, это секс и ее мягкая кожа подо мной. Это был бы убийственный способ снять стресс.

— Я в порядке, — сказала она, а затем повернула шею, издав громкий треск.

Я посмотрел на нее, давая понять, что все слышал, но она проигнорировала это и схватила телефон.

— Мне нужно добавить еще одну пиццу к заказу. Есть какие-то конкретные пожелания?

Я попросил большую королевскую пиццу. Она сделала звонок, и мы уселись на диван.

— Так, о чем твоя передача? — спросил я, махнув головой в сторону экрана телевизора.

— Это документальный фильм о собаках, которых бросили или подвергли жестокому обращению. Они находятся в тюрьме, где заключенные заботятся о них. Это как реабилитация и для собак, и для заключенных.

— Звучит круто.

— Вон тот парень… — она показала на мужчину в бейсболке, который говорил что-то в камеру, пока гладил черного лабрадора, — …спасает обиженных и брошенных собак, над которыми издевались. Я смотрю эту программу всего минут десять, но уже влюбилась в него.

— Значит, секрет завоевания твоего сердца кроется в том, чтобы спасти собаку?

Она медленно взглянула на меня, в ее глазах мелькнуло недоверие.

— Вообще-то он спас больше тысячи, — в голосе явно слышалось восхищение, за которым скрывался вызов.

— Что ж, мне есть к чему стремиться, — по какой-то причине фраза, которую я обронил в шутку, поразила меня в самое сердце. Когда я только поступил в колледж, у меня горели глаза. Я представлял, что смогу сделать, имея такое образование. Моей целью было спасать детей.

Сейчас же эта цель казалось такой же, как и полет на Марс. Недосягаемой. Следующие полчаса я сравнивал себя с собаками и заключенными. Этот фильм сводил меня с ума.

Уитни поглощала каждую секунду. Беспокойство и восхищение вспыхивали на ее лице. Она была из тех, кто делает добро. Уверен, она не давала какой-то лекции или семинару стоять у нее на пути. У меня не было сомнений, что она хорошо справлялась со своими занятиями.

Пицца прибыла, и, так как Уитни пыталась встать и смотреть программу одновременно, я легонько посадил ее обратно на диван и сам открыл дверь.

За следующие полчаса я съел всю пиццу и последний кусок ее. Вообще-то то, сколько она съела сама, было впечатляюще.

Фильм подходил к концу, и внезапно Уитни сказала:

— Окей, теперь не смотри на меня, — ее голос показался немного писклявым, и я повернулся к ней. Она вытянула руки и закрыла мне глаза. — Сказала же, не смотри.

— Ладно, ладно.

Когда я снова посмотрел вперед, она убрала руки. Спустя пару секунд я искоса взглянул на нее, чтобы она не заметила. На экране показали тюремщика с дредами, который слезно рассказывал о том, как собака спала ему жизнь. И Уитни плакала вместе с ним.

Так как я связывал себя с собаками слишком сильно, я испытал небольшое потрясение, видя, как все сложилось у этих двоих.

Уитни вытерла слезу, и ее рука опустилась на колени, всего в нескольких сантиметрах от моей.

Я вытянул палец и провел им по тыльной стороне ее ладошки. Я ждал, что она накричит на меня за то, что я снова посмотрел на нее, но вместо этого она тяжело выдохнула. Поэтому я провел пальцем по костяшкам ее пальцев, а затем взял ее маленькую ручку в свою.

Легкий поворот запястья, и наши ладони встретились. Что-то сжало мою грудь. Ощущение такое неизвестное, что я не мог понять, что оно означает, но знал, что хочу чувствовать его как можно дольше.

Глава 23

Уитни

Я пыталась сдержать слезы, но, когда видишь заключенного, плачущего из-за собаки, которую он выходил… нужно иметь каменное сердце, чтобы ничего не почувствовать.

Хадсон не плакал, но мне бы хотелось думать, что, судя по тому, как он морщил лоб во время фильма и как тяжело сглотнул в конце, он тоже что-то почувствовал.

Кстати о чувствах. Я не могу отрицать, что нервные окончания работали на полную катушку. Маленькие искорки, образовавшиеся в наших соединенных руках, пробежали по телу, прежде чем осесть в моей груди.

— Теперь ты знаешь мой постыдный секрет, — прочистив горло, выговорила я. — Я люблю документальные фильмы.

— Я же не могу ничего комментировать, так ведь? Ты ведь взяла с меня слово, и меня страшит даже мысль о том, что ты сделаешь, если я его нарушу, — дразнящий тон ясно дал понять, что он совершенно меня не боится.

Жаль, я не могла сказать то же самое насчет себя. Он пугал меня, но я не понимала почему. Даже когда я говорила себе, что контролирую ситуацию, делая его объектом исследования. Что я…