Анатомия Меланхолии

ПОДРАЗДЕЛ II Душевные симптомы, или признаки, Меланхолии

Аркулан в комментариях к 9 Rhasis ad Almansor (cap. 16) [к 9-й гл. сочинения Разиса «Альманзор» (гл. 16)] склонен считать, что число таких симптомов бесконечно, как это и есть на самом деле, и что ни человек, то другие симптомы, и «едва ли сыщется один на тысячу, слабоумие которого проявляется так же, как и у другого» (Лауренций, cap. 16 [гл. 16]) [2443] . Я укажу лишь на немногие, особенно заметные, и в их числе на состояния страха и печали, поскольку именно они часто являются причиной, и, если они длятся продолжительное время, то, согласно изречениям Гиппократа и Галена [2444] , это наиболее достоверные признаки, неотделимые спутники и свойства меланхолии, меланхолии, владеющей человеком в настоящее время и ставшей его привычным состоянием, говорит Монтальт (cap. 11 [гл. 11]), и эти состояния характерны для всех них, как считают Гиппократ, Гален, Авиценна и все современные медики. Однако как гончие нередко устремляются с громким лаем по неверному следу, никогда не замечая своего заблуждения, так ведут себя и врачи. Ибо в древности Диоклес (которого опровергал Гален), а из числа более молодых Геркулес Саксонский [2445] и Лод. Меркадо (cap. 17, lib. I de melan. [гл. 16, кн. I о меланхолии]) дополняют этот афоризм Гиппократа справедливым исключением, считая, что это не всегда так и не должно непременно именно так истолковываться. Страх и печаль никоим образом не являются непременными признаками всякой меланхолии. «По более зрелом размышлении я нахожу (говорит он {1864} ), что это не обязательно так, у некоторых она сопровождается печалью, но никакого страха они не испытывают, другие же, напротив, боязливы, но нисколько не опечалены, некоторые не испытывают ни того, ни другого, а некоторые подвержены и тому, и другому». Он исключает из этого числа четыре разновидности. Это прежде всего одержимые, какими были, к примеру, Кассандра, Манто, Никострата, Мопс, Протей и Сивиллы {1865} , коих Аристотель [2446] считал закоренелыми меланхоликами. Ему вторит Баптиста Порта (Physiog. lib. I, cap. 8 [Физиогномистика, кн. I, гл. 8]), говоря, что их приводила в такое состояние atra bile perciti [возбуждала черная желчь]. Сюда же относятся демонические личности, а также те, что произносят весьма странные речи: некоторые поэты и еще те, что постоянно смеются или воображают себя королями, кардиналами и пр.; они, как правило, сангвиники, склонные большей частью к веселому настроению, в котором почти постоянно и пребывают. Баптиста Порта [2447] считает, что только те, кто холоден, испытывают страх и печаль, что же до влюбленных, прорицателей и всякого рода исступленных, то их он полностью из этого числа исключает. Так что я, сдается мне, могу по справедливости умозаключить, что такие люди отнюдь не всегда печальны и боязливы, а скорее обычно таковы, и притом без всякой на то причины [2448] , timent de non timendis (Гордоний) quaeque momenti non sunt [они страшатся, когда их страх лишен какого бы то ни было основания, и тревожатся по пустякам]; «однако пусть и не в одинаковой мере, — говорит Альтомар, — но, похоже, все они испытывают страх [2449] , а некоторые чрезвычайный, непреодолимый» [2450] (Аретей). Многие страшатся смерти и тем не менее при неблагоприятном душевном состоянии кончают самоубийством» [2451] (Гален, lib. III de loc. affect, cap. 7). Некоторые страшатся, что небо упадет им на голову, другие — что они осуждены на вечные муки или будут осуждены. «Одним не дают покоя муки совести, другие сомневаются в божественном милосердии и считают поэтому, что им не миновать ада и они непременно станут добычей дьявола, а посему оплакивают свою участь» [2452] (Язон Пратенций). Они боятся дьявольских козней, смерти или ожидающих их в грядущем тех или иных недугов; любой предмет вызывает у них трепет, они страшатся, что вот-вот умрут или что кто-то из их ближайших друзей или близких свойственников уже несомненно преставился; других же мучает мысль о надвигающейся опасности, утрате, бесчестье; а этим мнится, будто они состоят целиком из стекла, и посему чье бы то ни было приближение для них нестерпимо, или же будто их тело подобно пробке и легкое, как перья, другим же, напротив того, будто оно тяжелое, как свинец; некоторые опасаются, как бы их голова не свалилась с плеч, а другим чудится, что в животе у них лягушка и пр. Монтан (consil. 23 [совет 23]) рассказывает об одном пациенте, «не отваживавшемся покидать свой дом в одиночку из боязни утонуть или умереть [2453] ; другой же «опасался, как бы любой встречный не ограбил его, затеял с ним ссору или, чего доброго, убил» [2454] . Третий тоже не решался гулять в одиночку, опасаясь, как бы ему не повстречался дьявол или вор, или как бы он неожиданно не захворал; страшатся также всех старух, подозревая, что это колдуньи, и каждой черной кошки или собаки из опасения, что это дьявол; иной убежден, что каждый приближающийся к нему затаил что-нибудь недоброе, что любое без исключения существо только и думает, как бы ему навредить, замышляет его погибель; другой не осмеливается переходить через мост, приближаться к пруду, к скале, крутому склону холма, ночевать в комнате с поперечной балкой на потолке из боязни искушения повеситься, утопиться или броситься в пропасть. Попав в какое-нибудь молчаливое собрание, к примеру на проповедь, он боится, как бы он нечаянно не произнес громко что-нибудь неподобающее, неуместное. Когда же ему случается оказаться запертым в небольшой комнате, он страшится задохнуться от недостатка воздуха, да еще вдобавок берет с собой коньяк, спирт или еще что-нибудь из крепких напитков на случай, если с ним приключится обморок или он захворает; а еще, если он оказывается в толпе, посреди церкви или иного скопления людей, откуда нелегко выбраться, то, хотя он и сидит вполне удобно, ему все равно становится не по себе. Он склонен охотно давать обещания, готов заблаговременно приняться за любое дело, но, когда приходит срок исполнить обещанное, не находит в себе решимости, заранее предчувствуя ожидающие его бесчисленные опасности и несчастья. Одни «боятся сгореть во время пожара [2455] , или что под ними разверзнется земля [2456] и мгновенно их поглотит [2457] , или что король призовет их к ответу за какие-то деяния, коих они никогда не совершали (Разис, Cont. [Основы]), и что их ожидает неминуемая казнь». Страх перед подобной смертью так же не дает им покоя и так же терзает им душу, «как и тем, кто и в самом деле совершил убийство, и эта мысль безо всякой причины постоянно их преследует, словно их и в самом деле ожидает теперь смертная казнь» [2458] (Платер, cap. 3 de mentis alienat. [гл. 3 об умственных расстройствах]). Их преследует боязнь какой-либо утраты, грозящей опасности, неизбежной потери жизни, имущества, всего их достояния, хотя они и не ведают, по какой именно причине. У Тринкавелли (consil 13, lib. I [совет 13, кн. I]) был пациент, который непременно наложил бы на себя руки из страха, что его повесят за убийство, и три года кряду его невозможно было убедить, что никакого убийства он не совершал. Платер (Observat. lib I [Наблюдения, кн. I]) приводит еще два примера, когда люди опасались, что их казнят без всякой на то причины. Стоит им оказаться на том месте, где были совершены грабеж, воровство или сходное с этим преступление, они тотчас испытывают страх, что именно их непременно в нем заподозрят, а посему не раз без всякой причины указывали на свою виновность. Французский король Людовик Одиннадцатый подозревал в измене каждого из своего непосредственного окружения и ни одному из приближенных не доверял. Alii formidolosi omnium, alii quorundam (Фракасторо, lib. II de Intellect. [кн. II об интеллекте]), у некоторых буквально все вызывают страх, другие же страшатся лишь определенного рода людей [2459] и совершенно не в силах выносить их присутствие, они буквально заболевают, оказавшись в таком обществе или же очутившись вне своего дома. Одним постоянно мерещится предательство [2460] , другие же «опасаются самых любимых и близких своих друзей» [2461] (Меланелий, e Caleno, Ruffo, AEtio [из сочинений Калена, Руфа, Аэция]) и не отваживаются остаться в одиночестве в темноте из боязни домовых и чертей: такому во всем, что он слышит и видит, мнятся дьявол или колдовские чары, и его воображению тотчас являются тысячи химер и видений, которые, как ему мнится, он видит наяву, всякого рода пугала, и он будто бы говорит с чернокожими, привидениями, злыми духами и пр.

2443

Aphorism. et lib. de melan. [Афоризмы и кн. о меланхолии.]

2444

Lib. 2, cap. 6, de locis affect. Timor et moestitia, si diutius perseverent, etc.

2445

Tract. posthumo de Melan. edit. Venetiis 1620, per Bolzettam Bibliop. [Посмертный трактат о меланхолии», изданный в 1620 году в Венеции книгопродавцом Больцеттой.] Mihi diligentius hanc rem consideranti, patet quosdam esse, qui non laborant maerore et timore.

1864

…говорит он. — Имеется в виду Больцетта, Франческо (конец XVI — начало XVII века), книгопродавец из Болоньи, издавший в Венеции посмертный «Трактат» Геркулеса Саксонского.

1865

Одержимые — Кассандра, Манто, Никострата, Мопс, Протей, Сивиллы. — Кассандра — героиня греческих мифов троянского цикла, дочь царя Трои Приама, Аполлон наградил ее даром пророчества, но ей никто не верил; Манто — в греческой мифологии дочь прорицателя Тиресия и мать прорицателя Мопса; Никострата — прорицательница и жрица Аполлона; Мопс — сын Манто и Аполлона; Протей — в греческой мифологии существо, постоянно меняющее свой облик; Сивиллы — в римской мифологии женщины-пророчицы.

2446

Prob. lib. 3.

2447

Physiog. lib. I, cap. 8. [Физиогномистика, кн. I, гл. 8.] Quibus multa frigida bilis atra, stolidi et timidi, at qui calidi, ingeniosi, amasii, divino spiritu instigati, etc.

2448

Omnes exercent metus et tristitia, et sine causa.

2449

Omnes timent licet non omnibus idem timendi modus. — Aetius Tetrab. lib. 2, sect. 2, cap. 9. [Аэций. Четверокнижие, кн. II, раздел. 2, гл 9.]

2450

Ingenti pavore trepidant.

2451

Multi mortem timent, et tamen sibi ipsis mortem consciscunt, alii coeli ruinam timent.

2452

Affligit eos plena scrupulis conscientia, divinae misericordiae diffidentes. Orco se destinant, foeda lamentatione deplorantes.

2453

Non ausus egredi domo ne deficeret.

2454

Multi daemones timent, latrones, insidias. — Avicenna. [Авиценна.]

2455

Alii comburi, alii de Rege. — Rhasis. [Разис.]

2456

Ne terra absorbeantur. — Forestus. [Форест.]

2457

Ne terra dehiscat. — Gordon. [Гордоний.]

2458

Alii timore mortis timentur et mala gratia principum putant se aliquid commisisse, et ad supplicium requiri.

2459

Alius domesticos timet, alius omnes. — AEtius. [Аэций.]

2460

Alii timent insidias. — Aurel. lib. I de morb. Chron. cap. 6. [Аврелиан, кн. I о хронических болезнях, гл. 6.]

2461

Ille carissimos, hic omnes homines citra discrimen timet.

Omnes se terrent aurae, sonus excitat omnis [2462] . [Ныне любых ветерков, любого шума пугаюсь.]

Другой нигде не появляется по причине застенчивости, подозрительности и робости; «ему милее мрак ночной, несносен свет дневной» [2463] , как и несносно сидеть на освещенных местах, его шляпа в таком случае надвинута на глаза, ибо он не желает по доброй воле ни видеть, ни быть на виду (Гиппократ lib. de Insania et Melancholia [кн. о безумии и меланхолии]). Он не осмеливается появиться в обществе из опасения, как бы с ним не обошлись дурно, не осрамили или как бы он в своем поведении или речах не зашел слишком далеко, или еще как бы он, чего доброго, не захворал; ему кажется, что каждый что-то против него затаил, хочет поднять его на смех или замышляет что-то недоброе. Они <меланхолики> большей частью «боятся, что на них навели порчу, что они одержимы бесом или отравлены своими врагами», и они подозревают в этом подчас самых близких своих друзей; «ему кажется, будто кто-то внутри него то ли говорит, то ли обращается к нему и извергает яд» [2464] . У Кристофера а Веги (lib. II, cap. 1 [кн. II, гл. 1]) был пациент, испытывавший такого рода беспокойство, и никакими уговорами или лекарствами его невозможно было переубедить {1866} . Некоторые страшатся того, что иу них будет такая же ужасающая болезнь, которую им привелось наблюдать у других или читать и слышать о ней, а посему они избегают слушать или читать о подобных вещах, нет уж, увольте, и в том числе о самой меланхолии, дабы, прилагая то, что они слышали или читали, к самим себе, не отяготить и не усугубить свое самочувствие. Стоит им увидеть одержимого бесом или заколдованного, страдающего от эпилептических припадков или судорог, водянки, головокружений, пошатывающегося или стоящего на опасном месте и пр., и этого достаточно, чтобы много дней спустя увиденное преследовало их и занимало их мысли; они страшатся, что и их ожидает то же самое, что и им угрожает такая же опасность, как удачно отмечает в своих «Делах совести» Перкинс {1867} (cap. 12, sect. 2 [гл. 12, раздел 2]), и они неоднократно силой воображения представляют себе это. Они не в состоянии выносить какой-либо устрашающий предмет — монстра, казненного человека, труп, слышать упоминание дьявола или смотреть на какую-нибудь трагическую историю, без того чтобы не трепетать от ужаса, Hecatas somniare sibi videntur {1868} (Лукиан), им чудятся домовые, и они потом очень долго не могут избавиться от этих фантазий; все, что они слышат, видят, о чем читают, они, как я уже говорил, непременно примеряют к себе. Это подобно тому, что Феликс Платер говорил [2465] о молодых врачах, которые, изучая то, как лечить некоторые болезни, тут же сами их подхватывают, заболевают и обнаруживают у себя все те симптомы, о которых им рассказывали применительно к другим. А посему quod iterum moneo, utcunque nauseam paret lectori, malo decem verba, decies repetita licet abundare, quam unum desiderari, я повторяю свой совет, хотя и рискую раздражить читателя; быть может, я покажусь ad nauseam [тошнотворно настойчивым], но все же предпочитаю сказать одно и то же десять раз, нежели вовсе ни разу. И я посоветовал бы тому, кто действительно подвержен меланхолии, не читать этот раздел о симптомах, чтобы не потерять покой и не почувствовать себя на какое-то время хуже, нежели до его прочтения. Вообще же относительно их всех следует иметь в виду, что de inanibus semper conqueruntur et timent, говорит Аретей; они жалуются по пустякам и страшатся без всякой причины [2466] ; они склонны считать свою меланхолию самым что ни на есть мучительным недугом, уверены, что никто другой не страдает так, как они, хотя в действительности они не испытывают ничего из ряда вон выходящего, и все же несомненно никто другой и в самом деле никогда так и таким образом не страдал, поскольку они испытывали мучения и в своем смятении доходили до полного отчаяния, а все по пустякам, из-за мелочей (над которыми они сами же впоследствии смеются), как если бы это были самые что ни на есть реальные и существенные вещи, заслуживающие подобных опасений, которые невозможно рассеять. Успокойте их относительно чего-либо одного, они мгновенно начинают мучиться какими-либо новыми страхами; вот и выходит, что они постоянно чего-то опасаются, хотя это плод их дурацкого воображения или выдумка, нечто, никогда, без сомнения, не существовавшее и не могущее произойти ни сейчас, ни, похоже, в грядущем; любой незначительный повод бередит им душу, лишает покоя, вызывает жалобы; они горюют, огорчаются, подозревают, ропщут, досадуют и, пока длится меланхолия, не в силах от этого состояния избавиться. Если же их душа в данный момент более или менее умиротворена и они избавлены от каких бы то ни было внешних грозящих им обстоятельств, тогда что-то неладное обнаруживается в их организме, им начинает мниться, будто какой-то орган у них не в порядке: то головные боли, то пришли в расстройство сердце, желудок, селезенка и пр., они уверены, что это свидетельство какой-то болезни, что это какой-то телесный или душевный недуг, а может, то и другое одновременно, и вот пустая и болезненная фантазия или случайное недомогание становится источником постоянной тревоги. И однако при всем при том, как отмечает Гиачини [2467] , «помимо этих дурацких, смехотворных, ребяческих опасений, во всех других вещах они проявляют и мудрость, и трезвость суждений, и благоразумие и не совершают ничего не подобающего их достоинству, личности или данному месту»; этот страх так же сильно и неотступно терзает и распинает их души, как беспрерывно лающая собака, которая постоянно рычит, но очень редко кусается; он непрерывно досаждает, и, пока длится сама меланхолия, от него невозможно избавиться.

2462

Virgil. [Вергилий. <Энеида, II, 728, пер. С. Ошерова.>

2463

Hic in lucem prodire timet, tenebrasque quaerit; contra, ille caliginosa fugit. <Источник этой латинской цитаты не установлен, но характерно, что в основном тексте Бертон дает ее английский перевод в кавычках и в стихотворной форме: «loves darkness as life, and cannot endure the light».>

2464

Quidam larvas, et malos spiritus ab inimicis veneficiis et incantantionibus sibi putant objectari. — Hippocrates. [Гиппократ. <Воздействие черной желчи («De atrae bilis agitatione»). — КБ.>] Potionem se veneficam sumpisse putat, et de hac ructare sibi crebro videtur. Idem Montaltus, cap. 21, AEtius, lib. 2, et alii, Trallianus, lib. I, cap. 16. [О том же Монтальт, гл. 21, Аэций <Четверокнижие>, гл. 2 и др., Траллиан, кн. I, гл. 16.]

1866

…невозможно было переубедить. — На самом деле в сочинении Кристофера а Веги «De arte medendi» («Об искусстве лечения», III, 14, а не II, 1, как указано у Бертона) речь идет о пациенте, который до того был устрашен грядущим днем Страшного суда, что повесился. — КБ.

1867

…удачно отмечает в своих «Делах совести» Перкинс. — Перкинс, Вильям (1558–1602) — английский священник-пуританин, автор сочинения «The Whole Tractat of the Cases of Conscience» (Кембридж, 1608), где он, в частности, пишет: «Во вторую очередь меланхолия влияет и воздействует на сердце. Ибо существуют гармония и согласие между сердцем и мозгом, мыслями и чувствами: на сердце воздействует лишь то, что замышлено разумом. Так вот, если разуму вообразились, представились, если возникли какие-либо устрашающие мысли, тогда вослед возникает чувство, соответствующее воображению. И отсюда возникают ужасы, опасения и отчаяние даже в возможности самого спасения…» (I, 12, 1606). — КБ.

1868

…sibi videntur. — Лукиан. «Псевдофилософ» («Philopseudes»), 39.

2465

Observat. lib. I. Quando iis nil nocet, nisi quod mulieribus melancholicis [Наблюдения, кн. I. Когда ничто не причиняет им вред, за исключением того, что вредно меланхолическим женщинам. <У Платера этой фразы нет. — КБ.>]

2466

Timeo tamen metusque causae nescius, causa est metus. — Heinsius, Austriaco. [Я страшусь, не ведая причины, но, быть может, она в самом страхе. — Гейнзий.]

2467

Cap. 15 in 9 Rhasis. [Гл. 15 в Комментарии к 9-й кн. Разиса.] In multis vidi, praeter rationem semper aliquid timent, in caeteris tamen optime se gerunt neque aliquid praeter dignitatem committunt.

Печаль — вот другая характерная черта и неразлучный спутник меланхолии, и притом столь же от нее неотделимая, как Святые Козьма и Дамиан {1869} или как fidus Achates [верный Ахат]; согласно свидетельству всех пишущих о меланхолии это обычный ее симптом, притом без всякой видимой причины, moerent omnes et si roges eos reddere causam non possunt [2468] ; они испытывают постоянное уныние, но не могут объяснить, по какой причине: Agelasti, moesti, cogitabundi [никогда не улыбаются, всегда угрюмы и погружены в свои мысли]; у них такой вид, словно они только что вышли из пещеры Трофония {1870} . И хотя они часто смеются и кажутся чрезвычайно веселыми (какими они по временам и бывают), однако в одно мгновение к ним возвращается обычная угрюмость, и они вновь становятся унылыми и хмурыми, semel et simul [и то и другое одновременно], веселыми и печальными, но большей частью печальными: Si qua placent, abeunt; inimica tenacius haerent [2469] [То, что радует, вскоре исчезает, ато, что гнетет, вцепляется мертвой хваткой], печаль же остается при них постоянно и гложет их подобно коршуну, терзавшему печень Тиция [2470] {1871} , и они не в силах избавиться от нее. Они не успевают открыть глаза, как тотчас после ужасных и мучительных снов их отягощенные сердца принимаются вздыхать; они все еще никак не придут в себя, взбудоражены, горюют, жалуются, перебирают свои прегрешения, раскаиваются, ропщут, плачут, Heautontimorumenoi [занимаются самоистязательством], мучая себя, бередя свою душу [2471] неспокойными, тревожными мыслями, неудовлетворенностью либо собой, либо другими или же состоянием общественных дел, притом не имеющим к ним никакого касательства; вещами давнего прошлого или нынешними, или же грядущими, воспоминаниями о некогда перенесенных бесчестье, утратах, оскорблениях, обидах, обмане и пр.; все это вновь напрасно мучает их, как будто это произошло с ними только что; а с другой стороны, сокрушаются по поводу опасностей, утрат, нужды, позора, нищеты, в которые, как они подозревают и предчувствуют, они всенепременно будут ввергнуты в грядущем. Lugubris Ate [Скорбящая Ата] взирает на них с таким неодобрением, что Аретей удачно называет это angorem animi, душевной досадой, непрерывным мучением. Они навряд ли способны испытывать удовлетворение или наслаждаться душевным покоем, хотя, по мнению других, совершенно счастливы; они ходят, пребывают, бегают, ездят верхом, но ведь post equitem sedet atra cura [2472] […Забота / И за седлом примостится конским]; они не в силах избавиться от этой роковой кары, в каком бы обществе они ни появились, пусть даже самом желанном, все равно haeret lateri lethalis arundo [2473] [смертельная стрела впивается ему в тело], как у пораженного ею оленя, скачет ли он или бредет, находится ли по-прежнему в стаде или пребывает наедине с собой, эта беда неотлучно при нем; нерешительность, непоследовательность, душевная опустошенность, тревоги, мучения, озабоченность, недоверчивость, подозрения продолжаются, как и прежде, и они не в силах избавиться от них. Вот так и он жалуется [2474] у поэта:

1869

…Святые Козьма и Дамиан. — Согласно легенде, близнецы Козьма и Дамиан были практикующими врачами, оба приняли одновременно мученическую смерть, и почитаются поэтому вместе.

2468

Altomarus, cap. 7. Areteus. Tristes sunt. [Альтомар <Медицинское искусство («Ars medica»)>, гл. 7. Аретей. Они печальны.]

1870

…вышли из пещеры Трофония. — Трофоний и его брат Агамед — легендарные архитекторы, считавшиеся помимо прочего создателями храма Аполлона в Дельфах. Беотийский царь Гириэй поручил им строительство своей сокровищницы, что они осуществили таким образом, что могли сами входить в нее и выходить, похищая хранившиеся там ценности. Во время одного из таких посещений Агамед был схвачен на месте преступления, и тогда Трофоний, желая избежать разоблачения, отрезал ему голову. Преследуемый царем, он был поглощен землей неподалеку от горы Геликон, и Аполлон, который, согласно Павсанию (Описание Эллады, IX, 37, 5), был его отцом, превратил его в оракула; так возник культ Зевса Трофония. Чтобы услышать его прорицания, необходимо было спуститься к нему в Лейбадейскую пещеру, где взору являлось столь ужасающее зрелище, что, как говорили, побывавший там никогда уже больше не улыбался до конца своих дней (Афиней. Симпозиум [«Пир мудрецов»], 614а). Павсаний, который и сам будто бы посетил оракула, пишет, что каждый вопрошающий должен был исполнить ряд требований, в частности выпить «воду забвения».

2469

Mant. Egl. I. (Мантуанец <то есть последователь Вергилия, который был родом из Мантуи; в данном случае, анонимный автор буколических эклог, как и Вергилий>. Эклога I.]

2470

Ovid. Met. 4. [Овидий. Метаморфозы, IV <456–457>.]

1871

…терзавшему печень Тиция. — Тиций — в греческой мифологии великан, сын Зевса; пытался овладеть богиней Латоной, за что был убит стрелами ее детей — Аполлона и Артемиды; в подземном царстве два коршуна непрерывно терзают печень простертого на земле Тиция (Овидий. Метаморфозы, IV, 557–558).

2471

Inquies animus.

2472

Hor. lib. 3, od. I. [Гораций. Оды, III, 1 <40, пер. З. Морозкиной>.]

2473

Virg. [Вергилий. <Энеида, IV, 73; Бертон несколько изменил смысл строки, поместив ее в иной контекст, — в оригинале речь идет о покинутой Энеем Дидоне, которую поэт сравнивает с раненой пастухом серной.>]

2474

Menedemus, Heautont. Act. I, sc. I. [Менедем. Самоистязатель, акт I, сцена 1. <Менедем — уже упоминавшийся персонаж комедии Теренция «Самоистязатель» (122–127, пер. А. Артюшкова).>]

Domum revortor moestus, atque animo fere Perturbato, atque incerto prae aegritudine, Adsido: accurrunt servi soccos detrahunt: Video alios festinare, lectos sternere, Coenam apparare, pro se quisque sedulo Faciebant; quo illam mihi lenirent miseriam. [Домой иду в печали и смятении, Не зная, что мне делать, с огорчения. Сажусь; снимают обувь, подбежав, рабы; Гляжу — спешат другие, ложа стелются; Обед готовят; дружно все работают, Мою печаль смягчить стараясь всячески.]

Он возвращается домой с душой печальной и озабоченной; его слуги делают все, что в их силах, дабы ему угодить; один снимает чулки, другой стелет ему постель, а третий подает ужин, они делают все возможное, чтобы облегчить его горе и как-нибудь развеселить; он же пребывает в глубоком унынии, потому что потерял сына, illud angebat [и это его мучило] и было его Cordolium [сердечной печалью], его болью, страданием, которое невозможно было исцелить. Отсюда часто проистекает испытываемая ими <меланхоликами> усталость от жизни и приходит на ум роковое желание покончить с собой; taedium vitae [усталость от жизни] — это обычный симптом, tarda fluunt, ingrataque tempora {1872} [время тянется медленно и совершенно безрадостно], и вскоре они от всего испытывают усталость; то нет желания даже пошевелиться, а то не сидится на месте, лежат в постели — хочется тут же встать, не успели встать — вновь хочется лечь, только что были довольны, глядишь, уже опять недовольны; сейчас им все по душе, но вот уже все не нравится, от всего устали, sequitur nunc vivendi, nunc moriendi cupido [в одно время им хочется жить, в другое — умереть], говорит Аврелиан (lib. I, cap. 6 [кн. I, гл. 6]), но по большей части они убеждены, что vitam damnant [2475] [жизнь не стоит того, чтобы жить], неудовлетворенные, не знающие покоя, приходящие в замешательство по всякому поводу или причине, а то и вовсе без оных, они очень часто, как я уже сказал, чувствуют искушение наложить на себя руки: Vivere nolunt, mori nesciunt [2476] , они и жить не хотят и умереть не умеют {1873} , они жалуются, проливают слезы, сетуют и считают, что ведут самую ужасную жизнь, что никогда ни одному из людей не было так плохо, что каждый постучавшийся в их дверь нищий в сравнении с ними счастливец, и они бы с удовольствием поменялись с ним своим жребием, особенно если одиноки, праздны и разлучены с обычным своим окружением, терпят мучения, раздражены или раздосадованы горем, страхом, страданиями, недовольством, леностью, подозрениями или другими подобного рода чувствами, завладевшими ими помимо их воли. Но все же со временем, возвратясь в тот круг людей, который им по душе или удовлетворяет их, suam sententiam rursus damnant, et vitae solatio delectantur, они, как замечает Октавий Горациан {1874} (lib. II, cap. 5 [кн. II, гл. 5]), осуждают прежнее свое отвращение и вполне удовлетворены своей жизнью. В таком духе это продолжается до тех пор, пока не возникнет какой-либо новый повод для неудовлетворенности и тревоги, и тогда они вновь начинают испытывать усталость от своей жизни, усталость решительно от всего, хотят умереть и показывают, что живут скорее по необходимости, нежели из желания. Император Клавдий, судя по описанию Светония [2477] , был в некоторой степени подвержен этому недугу, ибо, когда его мучили боли в желудке, у него возникало желание покончить с собой. У Юлия Цезаря Клодина (consil. 84 [совет 84]) был один пациент, поляк, на которого это состояние воздействовало с такой силой, что не дававшие ему покоя страх и печаль вызывали у него ненависть к собственному существованию, ему все время хотелось наложить на себя руки, чтобы избавиться от этой муки [2478] ; другой подобный случай был у Меркуриалиса, когда другой несчастный тоже хотел покончить с собой, и это состояние продолжалось в течение многих лет.

1872

…ungrataque tempora. — Гораций. Послания, I, 1, 23; «Так же лениво течет для меня безотрадное время (пер. Н. Гинцбурга).

2475

Altomarus. [Альтомар. <Медицинское искусство («Ars medica»). — КБ.>]

2476

Seneca. [Сенека.]

1873

…умереть не умеют. — Сенека. Письма к Луцилию, IV, 5, пер. С. Ошерова.

1874

Горациан, Октавий (Горацианус, Октавиус, настоящее имя — Присциан, Теодор [Присцианус, Теодорус], IV—V века) — автор книги «Octavii Horatiani res medicae» («Октавий Горациан о предмете медицины», Страсбург, 1532), которую здесь и имеет в виду Бертон.

2477

Cap. 31. [Гл. 31.] Quo stomachi dolore correptum se, etiam de consciscenda morte cogitasse dixit.

2478

Luget et semper tristatur, solitudinem amat, mortem sibi precatur, vitam propriam odio habet. <Клодин. Консультации («Consultationes»). — КБ.>

Подозрительнось и завистливость тоже весьма распространенные симптомы меланхолии; такие люди обычно недоверчивы, склонны заблуждаться и преувеличивать, facile irascibiles [легко раздражаются], несговорчивы [2479] , обидчивы, неуживчивы и готовы брюзжать по любому ничтожному поводу [2480] , даже cum amicissimis [с самыми близкими своими друзьями], и притом без всякой причины, datum vel non datum [есть для этого основание или нет], все равно они готовы scandalum acceptum [считать себя оскорбленными]. Сказанное в шутку они воспринимает обычно совершенно всерьез. Если их не приветствовали, не пригласили, не осведомились об их мнении, не позвали посоветоваться или не выказали каких-либо знаков уважения, не произнесли хотя бы незначительный комплимент или обошли каким-то церемониалом, они воспринимают это как пренебрежение, как знак неуважения, и это еще долгое время мучает их. Если двое о чем-то друг с другом разговаривают, что-то обсуждают или о чем-то шепчутся, шутят или вообще рассказывают какую-то историю, он убежден, что они имеют в виду именно его, относит все сказанное на свой счет, de se putat omnia dici. Если же разговаривают с ним самим, он готов ложно истолковать любое сказанное ему слово и воспринять его в самом плохом смысле; он не выносит, когда кто-нибудь смотрит на него в упор, даже если обращается именно к нему, смеется, шутит или фамильярничает, или часто произносит «гм», или тычет пальцем, откашливается, брызгает слюной, или подчас очень шумлив. Ему все мнится, что смеются именно над ним, указуют на него или ведут себя так, чтобы унизить его, провести, выказать пренебрежение [2481] ; ему кажется, что все глядят именно на него; он бледнеет, краснеет, потеет от страха и досады, стараясь при этом, чтобы никто этого не заметил. Он сосредоточивается на этом, и много времени спустя это ложное мнение о перенесенном оскорблении не дает ему покоя. Монтан (consil. 22 [совет 22]) приводит пример с одним меланхоликом евреем, у которого нрав был iracundior Adria {1875} [более бурным, нежели Адриатическое море] и который был до того вспыльчивым и подозрительным, tam facile iratus [столь легко впадавшим в ярость], что никто не мог сказать, как же вести себя в его обществе.

2479

Facile in iram incidunt. — Areteus. [Легко впадают в ярость. — Аретей.]

2480

Ira sine causa, velocitas irae. — Savonarola, Pract. major. Velocitas irae signum. — Avicenna, lib. 3, fen. I, tract. 4, cap. 18. [Гнев без причины, скорый гнев. — Савонарола. Большая практика. <На самом деле у Савонаролы идет речь о беспричинном страхе. — КБ.> Быстрая гневливость — это симптом. — Авиценна.]

2481

Suspicio, diffidentia, symptomata. — Crato, Ep. Julio Alexandrino, cons. 185 Scholtzii. [Подозрительность и недоверие являются симптомами. — Кратон. Послание Юлию Александрину, Скольций, совет 185. <Это наблюдение Бертон почерпнул в сочинении Скольция «Consilium», а принадлежит оно Юлию Александрину. — КБ.>]

1875

…iracundior Adria. — Этот образ почерпнут Бертоном из од Горация (у Монтана его нет и в помине. — КБ); однако у Горация так характеризуется нрав некой Лидии, которая «непостояннее / Адриатики бешеной» (III, 9, 23, пер. С. Шервинского).

Такие люди непостоянны во всех своих поступках, у них голова идет кругом, они неугомонны, не способны решить любое дело, они и хотят и не хотят, достаточно любого ничтожного повода или произнесенного слова, чтобы они переменили свое убеждение на противоположное, и при этом если уж они приняли однажды какое-то решение, то упрямо стоят на своем, и их трудно склонить изменить его. Уж если они возымели к чему-то отвращение или что-то им не по нраву, не по вкусу и они утвердились на этом, то склонить их к другому мнению, пусть лучшему, ни соображениями выгоды, ни советами, ни убеждениями уже невозможно; тем не менее в большинстве случаев им свойственны колебания, нерешительность, они не способны как следует что-то обдумать из-за постоянных опасений, faciunt, et mox facti poenitent (Аретей) avari, et paulo post prodigi: то щедрые, то алчные, совершив какой-то поступок, они вскоре уже раскаиваются в нем, так что в обоих случаях — сделали они что-то или не сделали — они не ведают покоя, нуждаются ли в чем-то или обладают им, при удаче или промахе, в любом случае их не покидает тревога, и они чувствуют вскоре усталость, но все еще ищут перемен; неугомонные, непостоянные, неустойчивые, они не в силах оставаться долго на одном месте:

Romae rus optans, absentem rusticus urbem Tollit ad astra [2482] [В Риме тебя восхищает деревня, поедешь в деревню — Рим превозносишь до звезд];

долго бывать в одной и той же компании и сохранять постоянство в любом деле или предприятии:

Et similis regum pueris pappare minutum Poscit, et iratus mammae lallare recusat [2483] [Или, как царский сынок, ты требуешь, чтобы жевали Пищу тебе, и, на мамку сердясь, ты бай-бай не желаешь];

2482

Hor. [Гораций. <Сатиры, II, 7, 28–29, пер. М. Дмитриева.>]

2483

Pers. Sat. 3. [Персий. Сатиры, III <17–18, пер. Ф. Петровского.>]

сперва как будто доволен, но вдруг уже недоволен; они — как человек, который искусан блохами и потому не может заснуть и ворочается в постели с боку на бок, их не знающие покоя умы мечутся, будучи не в силах на чем-либо остановиться, — им недостает терпения дочитать до конца книгу, сыграть хотя бы одну-две партии, прогуляться хотя бы одну милю, усидеть час на одном месте; воодушевление в тот же миг сменяется унынием; увлекшись каким-нибудь начинанием, они от одного сказанного слова уже обескуражены и теряют к нему охоту.

Страстные до крайности, Quicquid volunt, valde volunt, если уж они чего-нибудь возжелали, то неистово этого добиваются; всегда неугомонные и изо всех сил чего-то домогающиеся, недоверчивые и боязливые, завистливые, зложелательные, то расточительные, а то бережливые, но большей частью скаредные, брюзжащие, сожалеющие, недовольные и постоянно жалующиеся, недоброжелательные, раздражительные, injuriarum tenaces, несклонные прощать оскорбления, быстро возбуждающиеся, неистовые во всех своих фантазиях, неприветливые в разговоре, неспособные на грубые комплименты, но угрюмые, хмурые, печальные, суровые; постоянно cogitabundi, погруженные в размышления, чрезвычайно напряженно сосредоточенные и схожие с той Меланхолией, которую нарисовал Альберт Дюрер [2484] , — в виде печальной женщины, опершейся на руку и с остановившимся взглядом, не обращающей внимания на свою одежду и пр.; некоторые считают их поэтому заносчивыми, простоватыми, глуповатыми или наполовину безумными и пр., подобно тому как абдеритяне думали о Демокрите, но все же притом весьма сметливыми, глубоко постигающими, рассудительными, мудрыми и остроумными: ибо я разделяю мнение одного благородного человека [2485] {1876} , сказавшего: «Меланхолия более, нежели любой темперамент, способствует человеческой проницательности» и совершенствует размышления более, нежели любой из крепких напитков или испанский херес. Эти люди отличаются в некоторых отношениях особой глубиной суждений, хотя в других случаях, подобно non recte judicant inquieti [охваченному страстью человеку не способны судить здраво], говорит Фракасторо (lib. II de Intell. [кн. II об интеллекте]). И, как характеризует это Аркулан (cap. 16 in 9. Rhasis [гл. 16 Комментария к сочинению Разиса]), Judicium plerumque perversum, corrupti, cum judicant honesta, inhonesta; et amicitiam habent pro inimicitia [их суждение обычно извращено и искажено, поскольку честность они принимают за бесчестность, а друзей — за врагов]; они способны обидеть своих лучших друзей и не осмеливаются оскорбить своих врагов. Они большей частью малодушны, et ad inferendam injuriam timidissimi, говорит Кардано (lib. VIII, cap. 40 de rerum varietate [кн. VIII, гл. 4 о разнообразии вещей]), и обычно несклонны кого-либо обидеть; если же им случается зайти слишком далеко в словах или поступках, или упустить из вида какое-либо незначительное дело или обстоятельство, или забыть о нем, они ужасно мучаются и выдумывают тысячи подстерегающих их вследствие этого опасностей и неудобств, ex musca elefantum [превращая муху в слона], стоит только этой мысли прийти им однажды в голову; любое благоприятное известие, рассказ, сулящее удачу событие приводит их в чрезвычайный восторг, они вне себя от радости, но опять-таки любая самая незначительная препона, плохая весть, поступок, ложно истолкованный как оскорбление, утрата, опасность огорчают их сверх всякой меры, повергают в отчаяние, приводят в замешательство, в глубокое уныние, они изумлены, охвачены нетерпением, пребывают в крайнем расстройстве, всего опасаются, всех подозревают. И при всем при том многие из них отчаянно легкомысленны, опрометчивы, беззаботны, готовы к тому, что их могут убить, поскольку не ведают никакого страха и таящейся угрозы и, согласно Геркулесу Саксонскому [2486] , «отличаются подчас такой смелостью, что некоторые из них осмеливаются в одиночку прогуливаться ночью по безлюдным и опасным местам, никого не боясь».

2484

На своей написанной в Голландии гравюре.

2485

Говард, cap. 7 Defens. [Доводы против отравы мнимых пророчеств («A Defensive against the Poison of Supposed Prophecies»), гл. 7.]

1876

...мнение одного благородного человека. — Имеется в виду Говард, Генри, граф Нортхэмптон (1540–1614) — автор книги «A Defensive against the Poison of Supposed Prophecies» (1620); он допускает в ней, в частности, что «различные особы способны оказывать глубокое воздействие в этом роде и выделяются своей проницательностью», но далее в соответствии с основным направлением своих рассуждений отрицает, что меланхолики будто бы обладают особой способностью к предсказанию и в заключение пишет: «Приступ меланхолии чаще применяется учеными людьми в качестве завесы, чтобы прикрыть, нежели в качестве фонаря, дабы обнаружить… так что человек скорее отыщет девственницу в Содоме, нежели истинного пророка в пещере меланхолии». — КБ. Таким образом, Бертон приписывает Говарду мысль, прямо противоположную его истинному мнению.

2486

Tract. de mel. cap. 2. [Трактат о меланхолии, гл. 2.] Noctu ambulant per silvas, et loca periculosa, neminem timent.

Они склонны влюбляться, и их легко пленить [2487] : Propensi ad amorem et excandescentiam (Монтальт, cap. 21 [гл. 21]), они быстро воспламеняются, души в ней не чают, любят нежно, потом встречают другую и души не чают в ней, et hanc, et hanc, et illam, et omnes [сперва эту, потом ту, потом еще другую и так каждую из них]; нынешняя более всего их возбуждает, а последнюю они обычно любят сильнее всего. И все же опять-таки некоторые из них являются anterotes [противникам любви], таким даже один вид женщины непереносим, секс внушает им отвращение, подобно тому московскому герцогу-меланхолику, который мгновенно заболевал, стоило женщине только попасться ему на глаза [2488] {1877} , или тем анахоретам, тело которых тотчас сводила жестокая судорога, стоило только привести к ним женщину [2489] .

2487

Facile amant. — Altom. [Альтомар.]

2488

Bodine. [Боден. <О государстве.>]

1877

…подобно тому московскому герцогу меланхолику... попасть ему на глаза. — Боден, приводя этот факт в своем сочинении «De republica», ссылается на «Историю Московии» Сигизмунда, то есть книгу австрийского дипломата и путешественника Герберштейна (Herberstein, 1486–1566) «Rerum Moscoviticarum commentarii» (Вена, 1549, 5, 1), и говорит, что речь идет об Иване II, которого он называет великим государем Москвы и Владимира. — КБ.

2489

Jo Major, vitis patrum, fol. 202. Paulus Abbas eremita tanta solitudine perseverat, ut nec vestem, nec vultum mulieris ferre possit, etc. [Джон Мэджор. Жизнеописания св. отцов, фолио 202. <Бертон спутал его с шотландским историком Джоном Маджером, хотя страницу указал правильно.> Отшельник Павел Аббас <Павел из Фиваиды> жил столь долго в полном одиночестве, что для него стали непереносимы ни вид женской одежды, ни женское лицо.]