Ангельский грешник
Шрифт:
В памяти сохранились торжества по случаю его восшествия на престол. Родители взяли его с братом в Москву, они едут в собственной карете с гербом рода Юсуповых среди вереницы экипажей по Охотному ряду. Пестрит в глазах от сверкающих на солнце золототканых мундиров, орденов на груди военных, украшений на платьях и в волосах великосветских дам.
– Смотри, смотри! – хватает он то и дело за локоть брата.
Шумит запрудившая тротуары праздничная толпа, гремят военные оркестры, движутся нескончаемым потоком в сторону Кремля гвардейские части, казаки, представители подвластных России народов в пестрых одеяниях, чины Двора, царская охота со стремянными
После окончания коронации в их загородном имении Архангельское толпы гостей, среди которых престолонаследник Румынии Фердинанд с супругой, ради которых батюшка выписал модный в Европе оркестр румынских цыган со знаменитым цимбалистом Стефанеско. Прибывают без конца, катят через ворота по центральной аллее позолоченные кареты высаживая мужчин в военных мундирах и парадных костюмах, пышно одетых дам. Из Москвы телефонируют: через час-полтора в имение прибудет их императорское величие. Верхом, в сопровождении казачьего эскорта. Отец торопится к воротам, встречает сиятельного гостя. Государь в отличном настроении, говорит, что прокатился бы с удовольствием по лесу. Батюшке седлают коня, он едет впереди кавалькады, показывает дорогу.
В выходящей в парк срединной зале для особых торжеств накрывают столы, гремит с антресолей музыка. Вечером, после обеда, прогулок, любования с террасы зелеными лужайками, синеватой лесной дымкой на горизонте с предзакатным солнцем публика заполняет ряды домашнего театре. Обещан «Фауст» Гуно с приглашенным хором «Ля Скала» и итальянскими оперными звездами: тенором Маццини и несравненной этуалью, меццо-сопрано госпожой Арнольдсон.
Проиграли знаменитую увертюру, пошел занавес, прошло «на бис» первое действие. За минуту до второго матушке в ложу прислали записку: госпожа Арнольдсон, исполнявшая партию Маргариты, петь отказывается: в сцене в саду декораторы поставили цветы, запаха которых она не выносит.
В считанные мгновения цветы заменяются кустами живой изгороди из сада, занавес взвивается, вышедший на авансцену студент Зибель поет глядя на зеленые ветки:
– Расскажите вы ей, цветы мои!
Поздний ужин на террасе с канделябрами на столиках. В синем небе оглушительно хлопает, рассыпается пурпурным хвостом первая ракета фейерверка.
– Бежим! – хватает он за руку Николеньку, с которым они смотрят на огненную феерию из окон спальни.
Наскоро одевшись они бегут вниз по лестнице. Стоят завороженные у фонтана возле мраморных химер, на головы которых сыплется с небес золотой дождь.
На третий день празднеств случилось непонятное: родители с прибывшими родственниками о чем-то совещались запершись в кабинете отца, гости спешно отъезжали, прислуга шепталась по углам об ужасном происшествии на Ходынском поле. Уже вернувшись в Петербург, из обрывков взрослых разговоров он узнал: на одной из московских окраин власти устроили в честь коронации нового монарха гулянье для простого люда с аттракционами и раздачей подарков. Место выбрали неудачно: на изрытый рвами и канавами пустырь устремились за дармовым подношением (полфунта колбасы, сайка, пряник, леденцы и орехи) сотни тысяч горожан. Давка была невероятная, люди пробовали вырваться наружу, спотыкались, падали, по их головам несся обезумевший человеческий вал.
– Бают, полторы тыщи отдали Богу душу, – качал головой лакей Иван. – Покалеченных невиданно…
Он задумывался. Нестись за полуфунтом колбасы и леденцами невесть
куда? Не укладывалось в голове. Вспомнился почему-то курьезный случай, свидетелем которого ненароком оказался. Матушка принимала в доме бывшего проездом в Петербурге китайского министра. Вышла к гостю в платье абрикосового цвета с собольей оторочкой и пандане с бриллиантовым колье, красивая, глаз не оторвешь. Под конец обеда двое сопровождавших министра слуг с черными лоснящимися косицами приблизились к нему низко кланяясь, один с серебряным тазиком, другой с павлиньими перьями и цветастым полотенцем. Министр, взяв из рук слуги перо, пощекотал им себе в горле и на глазах у изумленных сотрапезников изрыгнул съеденное в тазик. Матушка в ужасе обернулась с сидевшему рядом дипломату долго жившему в Поднебесной.«Княгиня, – шепнул, – считайте, что вам оказана величайшая честь. Своим поступком китайский гость дал понять, что отведанные им кушанья были восхитительны и он готов еще раз у вас отобедать»…
– К ужину зовут! – отрывает его от мыслей отворивший дверь в комнату старший камердинер.
Он бежит по переходам, врывается в столовую.
– Это еще что такое? – в гневе приподнимается с кресла батюшка.
Сидящий в дальнем конце стола брат показывает выразительно жестикулируя себе на щеки.
Боже, он забыл, кажется, стереть румяна, которыми намазался от нечего делать у себя в комнате.
– Марш в ванную! – гремит голос родителя.
Очередная воспитательная беседа в отцовском кабинете. Что, позвольте спросить, с ним происходит? Эти постоянные сумасбродства, чудачества. Переодевания, возня с бабскими нарядами. Брат студент университета, а он? Ленив, капризен. Хватит воображать себя нежным растением, прятаться под матушкину юбку! Завтра же едем поступать в военную школу. Свободен!
Словами отец не бросается: на следующий день его везут экипажем в Павловское кадетское училище. В трехэтажном здании на Большой Спасской переполох: адъютант его высочества великого князя Сергея Александровича генерал-лейтенант от инфантерии Юсупов предпочли именно их прославленное заведение другим, привезли самолично младшего сына для поступления! В вестибюле с портретами знаменитых воспитанников на стенах их встречает начальник училища, ведет парадной лестницей в кабинет. Непродолжительный разговор:
– Так точно… Ясно, ваше превосходительство… Надеюсь, Феликс станет образцовым кадетом… Вот, извольте: перечень предметов, по которым необходимо сдать экзамены… Ждем. Честь имею!
Черта лысого станет он военным! На первом же вступительном экзамене по Закону Божьему поспорил нарочно с батюшкой. Тот велел ему назвать чудеса Христовы.
– Накормил пять человек пятью тысячами хлебов, – молвил он без запинки.
– Не торопитесь, пожалуйста, – попросил батюшка решив, что он оговорился. – Итак?
– Я же сказал, святой отец (его, по обыкновению, несло). Накормил пятерых голодных пятью тысячами хлебов.
– Пятерых пятью тысячами?
– Именно так.
В ведомости против графы «Закон Божий» батюшка поставил ему выразительный «кол», в приеме в училище, как он и надеялся, ему отказали. Отцовского гнева, слава богу, удалось избежать: родитель отбыл куда-то в срочном порядке с великим князем на инспекторскую проверку. Сердобольная матушка воспользовавшись моментом отдала его на учебу в знаменитую классическую гимназию Гуревича. Упредила, зная его характер, повторение конфуза в кадетском училище: уговорила директора принять сына в порядке исключения без вступительных экзаменов.