Аннелиз
Шрифт:
Иногда Анна еще ощущает под ногами ледяную землю. Марго отправилась с ней в барак, чтобы она не была в одиночестве, и скоро чесотка была у обеих — ничего удивительного. Они сидели рядышком на грязных нарах, в полумраке, подоткнув под себя одеяло, и молчали. Анна смотрела в пустоту, слушая стоны больных и возню попискивающих крыс. Когда из-под стены в барак проник луч света, она не сразу поняла, что происходит. И тут услышала голос матери. «Получилось?» — спрашивала она, и другой женский голос ответил: «Да». Мама и еще одна женщина из барака умудрились сделать подкоп под стену. Анна услышала, как мать зовет их с Марго, но к тому времени почти лишилась голоса и не могла прокричать ответ.
16. Доверие
У меня счастливый характер, я люблю людей, у меня нет к ним недоверия, и я хочу, чтобы все они были счастливы вместе со мной.
К полудню от солнечного света небо стало невыносимо синим, и Анна с Грит решают, что на сегодня с них хватит школы. Они бегут вниз по лестнице и выскальзывают на улицу. Прогульщиц укоряют лишь встревоженные крики чаек над каналом. На велосипеде до киношки всего минут двадцать. Ранним утром шел дождь, и камни мостовой серебристо блестят, но Анна свободно маневрирует среди прохожих, то и дело прибавляя скорость. Она ощущает радость быстрой езды, животное удовольствие от того, как скользят по улице шины. Люди громко бранят ее за наглость, но она лишь звонко смеется и громко призывает Грит не отставать, дико при этом веселясь.
Вновь открывшиеся в пробуждающемся городе пивные, танцевальные залы и столики кафе заняты канадскими вояками. Пайковые сигареты на долгие месяцы стали ходовой валютой в городе. Владельцы лавок вывешивают в витринах объявления: ДЕНЕГ НЕ БЕРЕМ. ТОЛЬКО СИГАРЕТЫ. В кинотеатрах господствует английский, голландцам приходится довольствоваться субтитрами.
Анна и Грит покупают билеты и входят в темный кинозал: помещение с рядами стульев напротив беленой стены, играющей роль экрана. Чтобы громко заявить о своей свободе, они цепляются ногами за передние стулья: юбки натягиваются, оголяя колени и демонстрируя икры.
Фильм оказывается комедией. Толстый коротышка и долговязый человек — лучшие друзья, но толстяк вечно напрашивается на шлепок или тумак. Легко заметить, что именно он веселит аудиторию и всех смешит. А от тощего лишь отскакивают шутки, и он смешно лупит друга бутылкой газировки или отвешивает ему оплеухи. За толстячком с лаем гонится болонка. А еще гонится повар-китаец, размахивая разделочным ножом. А еще женщина, которой порвали юбку. Все смеются. Анна смеется. Так, будто не может перестать, будто вот-вот утонет в собственном смехе.
Вывалившись на улицу, девочки все еще смеются. Прислонившись к оконному переплету, украшенному рекламными плакатами, отдуваются.
— Господи Иисусе, это уж слишком, — стонет Грит.
Анна, со смехом замечает:
— Ни разу не слышала, чтобы ты это говорила.
— Что говорила?
— Господи Иисусе.
Грит лишь пожимает плечами:
— Да это просто присловье такое.
Мимо проезжают на велосипедах двое канадских солдат:
— Эй, красотка! — Один из них широко улыбается Грит. — У тебя сейчас блузка порвется! — И еще что-то, на что Анниного английского не хватает, но отчего
оба фыркают — и колесят дальше по своим делам.— Что он сказал? Что сказал? — Грит изнемогает от любопытства.
— Он сказал: «Здравствуйте, прекрасные дамы, пожалуйста, выходите за нас замуж и поедем жить в наши замки в Канаде».
— Что, правда?
— Не-а.
— А в Канаде есть замки?
— Не знаю. Может, и есть. — Она выдыхает. — Мне пора.
— Ой, только не говори, что тебе снова надо в эту дурацкую контору отца!
— Надо.
— Так нечестно. Пошли ко мне. В это время дома никого. Будем делать, что захотим.
— Может, завтра. Сегодня я обещала отцу.
— Обещания, — Грит пожимает плечами. — Но пока ты не ушла, — улыбается она, — у меня для тебя кое-что есть.
Подруга извлекает из кармана губную помаду, и Анна улыбается в ответ:
— Откуда она у тебя?
— От Хенка. Его брат дал ему целую кучу, — шаловливо шепчет Грит, снимая колпачок. Анна в ответ складывает губы бантиком. Чувствует липкое, жирное прикосновение помады. Сама Грит круглит рот, показывая, как надо. — Идеально! — раздается ее озорной смех. — Ты неотразима!
Но внимание Анны привлекает фигура человека, прислонившегося к кирпичному парапету в конце моста через канал. Это тот самый юнец с соломенными волосами, работник склада. Болтается без дела в лохмотьях не по размеру и глазеет на них.
— А это кто? — любопытствует Грит.
— Имени не знаю. Работает у моего отца на складе.
— Ага. Кажется, что-то его очень интересует, — подчеркивает она и подталкивает Анну локтем. — Знать бы, что именно.
Любопытство. Вот и все. Именно из любопытства Анна ведет велосипед до Принсенграхт, а не едет на нем. Поначалу она украдкой оглядывается через плечо. Нагнувшись поправить шнурок, нет-нет да посмотрит. Пропускает старика с тростью, уступает дорогу паре велосипедистов, звенящих в звонок — хотят свернуть на Лейдсеграхт. Всякий раз она видит его позади: парень целеустремленно шагает, руки в карманах, плечи ссутулены.
Она взволнованна и немного напугана. Над головой с криками реют чайки. От лодочных моторов разит бензином. Когда она добирается до толстой желтой афишной тумбы на углу Розенстраат, оглядывается уже в открытую. На полпути через мост к Вестермаркт, пока катер медленно пыхтит под мостом, она останавливается и прислоняет велосипед к каменной кладке. Мгновение преследователь медлит, но тут же идет к ней.
— Ты за мной следишь, — прямо заявляет она.
— Может, и так, — отвечает он.
— А зачем? — Она чувствует, что его взгляд проникает сквозь ее напускную храбрость.
— А ты как думаешь?
— Понятия не имею.
— Не имеешь? — Его губы кривятся в ухмылке. — Заметил, как ты выходила из киношки. Тебе нравится, когда солдаты свистят вслед?
Внезапно становится горячо:
— Они не мне свистели.
— A-а. Хочешь сказать, твоей подружке с большими титьками?
Анна поджимает губы.
— Ну а мне больше нравишься ты, — говорит парень.
— Правда? Какая честь. — Она хмурится. Однако чувствует прилив радости — и удивляется этому ощущению.
— Мне нравится твое лицо. И как ты смотришь.
— На что смотрю?
— Смотришь на всякое. — Он пожимает плечами. — Мне понравилось, как ты смотрела на меня. Но я не был уверен.
— В чем?
Парень смотрит на нее.
— Ты — дочка хозяина. А я — просто уборщик. Вроде мусора из канала.
Анна отвечает на его взгляд.
— Ты христианин, — говорит она. — А я — еврейка. — Сказав, ждет ответа. Чтобы оценить его. Но следует лишь ленивый выдох. — Для тебя это ничего не значит?