Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11

— Ты видела кого-нибудь из них в лицо?

— Нет. Просто ощущение, что за спиной все время кто-то стоит, дышит тебе в затылок.

Ощущение, хорошо мне известное.

— Вчера ты об этом хотела мне рассказать?

— Да.

— И побоялась, что я имею отношение к этим письмам?

Нина кивнула.

— Я подумала, что они выполнили угрозу… — Она не договорила, и я закончил вместо нее:

— И послали меня за деньгами?

Она закрыла лицо руками:

— Я не знаю, чего они хотят от меня, о каких деньгах пишут…

Только теперь я в полной мере осознал, какой ценой дался ей этот разговор. Три дня сомнений, колебаний, страха и неуверенности. Три дня рядом с человеком, в котором видела то друга, то заклятого врага. А разве раньше было легче? Одиночество, муж, ушедший в мир, где счастье определяется номером и серией лотерейного билета, его внезапная смерть, преследования, угрозы.

Хотелось сказать: «Потерпи, потерпи немного. Ты не одна. Сейчас десятки людей заняты тем, чтобы на твоем лице чаще появлялась улыбка, чтобы жизнь не казалась мрачной и опасной загадкой». Хотел, но не сказал — это было бы равносильно признанию своей причастности к расследованию, которое ведется органами правосудия, а на такое признание я не имел права.

Вместе с тем перелом, который произошел в разговоре, давал мне кое-какие преимущества: я мог, не таясь, задавать вопросы и рассчитывать получить на них прямой и честный ответ.

— Ты сказала, что в последний год к нему зачастили друзья. Ты имела в виду Стаса?

— Да, он приходил чаще других.

— А ты не допускаешь, что письма — дело его рук?

— Не знаю, — сказала она.

— Ну хорошо, а остальные? Вадим, Стас, кто еще?

— Кроме Стаса, приходили еще двое. А Вадим, последний раз он приезжал, кажется, весной, в мае. С тех пор я его не видела.

— Какие они из себя?

— Кто?

— Ну эти двое?

— Один такой толстый, прыщавый и глаза крохотные, как пуговки.

— А другой?

— Другой худощавый. Одет всегда строго. Все время резинку жует.

— Витек?

— Имени я не знаю. Он часто приносил с собой спиртное. И всегда такие необычные бутылки с яркими этикетками. Они и сейчас в сарае стоят.

— А Тофик? Тофик Шахмамедов? Брюнет, среднего роста, прическа такая — шаром, он бывал у вас?

— Приходил несколько раз. Я имя запомнила. Он, по-моему, на такси работает.

— Больше никто?

— Кажется, нет.

Итак: Стас, Витек, Герась и Тофик — «невидимки», друзья, которых мы искали.

Круг, кажется, установился.

— Нина, после пятнадцатого Сергей где-то скрывался почти двое суток. Как ты считаешь, он мог прятаться у кого-нибудь из своих приятелей?

— Конечно, мог. — Она подняла голову, улыбнулась устало: — Еще есть вопросы?

О вопросы! Я был напичкан ими, как задачник по математике. Но стрелки уже подбирались к трем, и пора было закругляться.

— А почему ты так уверена, что мы с Вадимом договорились встретиться?

— Как видишь, я тоже кое-что понимаю. Ты не мог пропустить возможности пообщаться с ним, верно? Ведь он знал Сергея как никто другой — они с детства дружили.

— А дача? С чего ты взяла, что он должен был позвать меня на дачу?

— Он любит похвастать своей аппаратурой, коллекцией пластинок. Он меломан.

— Между прочим, твой меломан вручил мне контрамарку на открытие фестиваля. На две персоны.

— Ты что, хочешь меня пригласить?

— А ты против?

— Я не против, Володя, — с каким-то особым выражением сказала она. — Только боюсь загадывать на будущее, я каждую минуту жду, что что-нибудь случится и…

По Приморской, шурша шинами, проехала машина. Где-то в районе магазина «Канцтовары» она остановилась, и оба мы невольно замерли, вслушиваясь в наступившую тишину.

Машина отъехала. По асфальту застучали каблучки. Звук шагов постепенно стих, удаляясь.

Мне стало неловко, словно своим молчанием я лишний раз подтвердил, насколько реальна опасность, о которой только что говорила Нина. Глупо, конечно: молчи не молчи, а самые веские доказательства этой опасности находились сейчас у меня в руках.

Я вложил листок обратно в конверт и протянул пачку Нине.

— Оставь себе, — сказала она. — Мне они ни к чему, а тебе могут пригодиться.

Глава 5

1

Ночь я провел в сарае.

Это была кирпичная, примыкающая к дому постройка, сухая и теплая. Внутреннее ее убранство состояло из сваленной в углу пустой стеклотары, двух стульев, тумбочки и стола. Стену украшало старое, побитое оспой зеркало в тяжелой резной раме.

Пока я болел, Нина из жалости оставляла меня в доме, предоставив в мое распоряжение мягкие диванные пружины, но теперь, когда я выздоровел, она деликатно напомнила о поставленном с самого начала условии и переселила меня в сарай. Здесь было бы даже уютно, если б не тусклая, свисавшая с потолка лампочка и раскладушка, на которую и указала мне Нина, прежде чем пожелать спокойной ночи.

Погасив свет и забравшись в постель, я долго ворочался с боку на бок, а когда глаза наконец начали слипаться, заказал себе сон без сновидений.

Действительность превосходила самые смелые фантазии — добавлять к ней что-либо было лишним.

Разбудил меня солнечный луч, ненароком проникший сквозь узкую дверную щель.

Зажмурившись, я с минуту лежал неподвижно, витая где-то на грани между сном и реальностью. В памяти обрывками всплывали дождь и навес, беседка, залитая лунным светом, и точно камертон, отозвавшийся на верно взятую ноту, внутри возникло легкое, ни с чем не сравнимое чувство радости. Оно росло и ширилось, вытесняя последние остатки сна, и вскоре заполнило всего, с головы по самые пятки. Отбросив одеяло, я вскочил с раскладушки.

Было уже девять. На тумбочке, у изголовья, рядом с пачкой анонимных писем лежал ключ от входной двери, а под ним записка.

В помещении стоял полумрак. Лампу включать не хотелось. Я распахнул дверь и, как был, в одних трусах выбежал на яркий дневной свет.

На четвертушке вырванного из ученической тетрадки листа было написано:

«Позвони. Буду ждать. Н.».

Я перечитал записку несколько раз. Что-то в ней было не так. Я не сразу понял что. И только присмотревшись, обнаружил, что именно: буква Н стояла под чуть более острым углом, нежели остальные буквы в строке, а линия обрыва проходила слишком близко к тексту.