Антология реалистической феноменологии

Все это приводит нас к вопросу о том, каким собственно образом нам даны положения дел. Сперва здесь обнаруживаются, правда, особого рода сложности. Возьмем наш пример с бытием красным розы. Я говорю – да и любой скажет то же, – что я «вижу» бытие красным розы, и при этом я подразумеваю не то, что я вижу розу или красный цвет, но я подразумеваю нечто очевидным образом отличное от красной розы, – то, что мы называем положением дел. Но здесь у нас возникают сомнения, как только мы попытаемся убедить себя в правомерности такого способа выражения. Я вижу перед собой розу, я вижу также момент красного цвета, в который окрашена роза. Но этим, на первый взгляд, исчерпывается все то, что я вижу. Сколь бы я ни напрягал свое зрение, я не могу таким вот образом обнаружить бытие красным розы. [267] И еще менее я способен видеть негативные положения дел, не-быть-белой розы и т. п. И все же, когда я говорю «я вижу, что раза красная» или «я вижу, что она не белая», я подразумеваю нечто совершенно определенное. Это не пустой оборот речи, – он опирается на переживания, в которых нам действительно даны подобного рода положения дел. Конечно, они должны быть даны иначе, чем роза и ее красный цвет. Так и есть в действительности. Видя красную розу, я «усматриваю» [ «erschaue»] ее бытие красным, оно мной «познается» [ «erkannt»]. Предметы видятся или рассматриваются [gesehen oder geschaut], положения дел, напротив, усматриваются или познаются. Нельзя дать сбить себя с толку той манерой выражаться, которая позволяет познавать также и предметы, например «как» людей или животных. Основанием такого словоупотребления является легко выявляемая эквивокация. Это познание в смысле формулирования в понятии есть нечто совершенно иное, чем познание в смысле постижения положения дел. Даже в указанных примерах познаются не предметы в нашем смысле, но «человечность» или «животность» этих предметов.

267

Ср. Husserl, ibid., [Bd.] II, S. 416; S. 609.

Эти соображения могут быть сразу обобщены и распространены на все суждения, которые выносятся на основании чувственного восприятия. Идет ли здесь речь о видимом, слышимом или обоняемом, соответствующие положения дел не видятся, не слышатся и не обоняются, но познаются. Но мы никоим образом не должны ограничиваться только этими сферами суждений. Если мы возьмем любое другое суждение, например «2 x 2 = 4», то и здесь следует различать то, каким образом нам даны предметы, входящие в суждение, в данном случае числа 2 и 4, и тот способ, каким нам дано все положение дел в целом. Числа, конечно, не воспринимаются чувственно, но было бы, тем не менее, опрометчиво отрицать у них какую бы то ни было сообразную восприятию или – если выбирать более подходящее к делу выражение – наглядную данность. И числа могут, конечно, представляться нам. На примере любых двух отдельных предметов я могу прояснить для себя, что такое число два; мой взгляд обращен к этой группе, состоящей их двух предметов, но моя интенция относится не к ней самой: на примере этой группы я обретаю наглядную данность [числа] два. Мы не имеем здесь возможности более обстоятельно изучать такого рода случаи наглядного представления идейных предметов. Гуссерль рассматривает их подробно и говорит при этом о «категориальном созерцании». [268] Подлинное познание положения дел мы должны отличать как от чувственного, так и от категориального представления предметов. Это ясно с первого взгляда: тот способ, каким нам даны числа два и четыре, полностью отличается от того, как мы постигаем равенство 2 x 2 и 4. Положение дел мы познаем; числа видятся нами, но по своей природе они никогда не могут быть нами познаны. Совершенно общим образом мы можем сказать: те предметы, что являются элементами положения дел, воспринимаются, видятся, слышатся или категориально схватываются [erfasst]. И на основании этих «представлений» в актах совершенно иного рода познаются сами положения дел. Представления, лежащие в основании этого познания, различны в зависимости от вида соответствующей предметности. Но строящееся на основании этой предметности познание положения дел не допускает дифференциации такого рода.

268

Ibid., [Bd.] II, S. 600ff.

Таким образом, мы уточнили определение положения дел: положения дел и только они познаются в том своеобразном смысле, который был раскрыт нами. Тем самым, правда, не утверждается, что положение дел не может быть представлено нами иначе, как только в акте познания. Напротив, мы хотели бы еще особо подчеркнуть, что есть такие способы живого представления положений дел, которые не сопровождаются никаким познанием. Бытие красным розы я могу живо представить себе на основании воспоминания, не воспринимая саму розу. Как познание положения дел основывается на подлинном восприятии вещи, так и это живое представление положения дел основывается на одном только живом представлении той же самой вещи. В самом по себе живом представлении вещи я еще не имею живого представления положения дел. Мы усвоили, что следует строго различать вещи и положения дел, и мы знаем, что к одному и тому же фактическому вещному составу [Dingtatbestand] относится целая совокупность наличествующих положений дел. На основании живого представления одной и той же вещи я могу живо представить бытие красным розы, не-быть-желтой той же розы и т. д. [269] Очевидно, речь здесь опять идет о том, что Гуссерль называет категориальным созерцанием, т. е. о наглядном представлении, которое само не является чувственным, хотя, пожалуй, и находит в чувственном [восприятии] свое последнее основание. Непосредственно очевидно, что живое представление положения дел не является познанием. Между тем, оно играет важную роль в теоретико-познавательном отношении, поскольку ему часто приходится опосредовать «понимание» предложения, а вместе с тем во многих случаях и познание положения дел. Мы не станем здесь прослеживать эти взаимосвязи дальше; для нас важно лишь отделить акт познания от всех других актов, посредством которых мы интенционально сопрягаемся с положением дел. [270]

269

Вопрос о том, существует ли наряду с живым представлением положения дел еще и восприятие наличествующего положения дел, не сопровождающееся в то же время познанием, – этот вопрос требовал бы здесь слишком далеко идущих изысканий, но на который, пожалуй, можно все же ответить утвердительно.

270

Согласно вышесказанному мы не можем согласиться с Майнонгом в том, что «объективы» могут «схватываться» только посредством суждений и предположений ("Uber Annahmen, S. 131ff.). Напротив того, существует (категориальное) живое представление, подразумевание, познание и еще целый ряд других актов, которые «схватывающим образом» сопрягаются с положениями дел.

Познание не является живым представлением; само собой разумеется, оно не является и утверждением положения дел. Для познания существенно, что в нем коррелятивное положение дел есть для нас «вот здесь» в точном смысле слова, в случае же утверждения положение дел только подразумевается [vermeint]. Познание является зрячим, утверждение как таковое – слепо. Дескриптивное различие этих двух актов непосредственно очевидно и не нуждается в том, чтобы мы останавливались на этом более подробно. Познание, на первый взгляд, можно было бы принять за убеждение. И при убеждении, в той мере, в какой оно рассматривается нами, представляется то положение дел, в которое верят. Но именно последние соображения, которые мы привели, ясно показывают нам абсолютное различие того и другого. Предположим, я живо представляю бытие красным некоторой розы, которое я уже прежде познал. Я убежден в нем так же, как и прежде; здесь имеет место убеждение в представленном положении дел, но познание здесь, конечно, отсутствует. Но и там, где познание и убеждение соседствуют друг с другом, их различие очевидно. Я познаю бытие красным розы; при познании мне живо представляется [pr"asentiert] положение дел, и на основании познания во мне возникает убеждение, вера в него. Убеждение в этом случае фундировано в познании; оно является моей позицией по отношению к нему, – так сказать, моей распиской в том, что предъявляет мне познание. О дескриптивном различии того и другого ясно свидетельствует, впрочем, уже то наблюдение, что степени достоверности, которые ведут от убеждения к сомнению, вообще не имеют места в случае познания, и что, далее, познание, точно так же как и утверждение, имеет совершенно точечную природу в противоположность длящемуся убеждению. Утверждение и убеждение называются суждением. Сейчас мы видим, что следует строжайшим образом отличать друг от друга суждение и познание. [271] И кроме того мы видим, что возникающее относительно представленного положения дел убеждение, которое мы ранее отделили от иначе образованных убеждений в качестве одного типа суждения, характеризуется ближайшим образом как убеждение, фундированное в познании положения дел. Положение дел есть то, во что мы верим и что утверждаем, – таково было первое определение положения дел; положение дел есть то, что познается, – это последнее определение, которое мы ему даем.

271

Поэтому недопустимо, что Майнонг определяет познание как истинное по своей природе суждение (Untersuchungen zur Gegenstandstheorie und Psychologie, S. 18). «Истинное» убеждение, строящееся на акте познания, само не является познанием. И, с другой стороны, не всякое познание является «истинным». Если я издали вижу приближение велосипедиста, то, говоря чисто дескриптивно, имеет место познание, даже если в действительности речь здесь идет не о велосипедисте, а о корове.

В споре о том, подвергаются ли суждению любые типы предметности или только отношения, не правы обе партии. Упущено третье образование – а именно положение дел, – которое не является ни предметом, ни отношением и которое только и может сущностным образом претендовать на место интенционального коррелята суждений. Спрашивается теперь, как же в таком случае обстоят дела с такими суждениями, как «А присуще В» или «А сходно с В»? Даже если допустить, что в суждении «А есть b» суждение относится не к отношению, то в этих случаях, по-видимому, все обстоит иначе. Несложно разрешить такого рода сомнения. Быть-сходным ["ahnlich-sein] А и В есть нечто такое, что может утверждаться, во что можно верить, что может познаваться, что может принимать модальности и т. д. Очевидно, что это – положение дел. Если это и другие положения дел той же формы назвать отношениями, то можно сказать: Есть положения дел, которые являются отношениями, а есть другие положения дел, например b-бытие некоторого А, которые таковыми не являются. Согласно этому суждения могут относится и к отношениям, и не к отношениям; но и там, где они относятся к отношениям, это интенциональное сопряжение определяется тем, что эти отношения являются положениями дел, а не тем, что они являются отношениями.

Но здесь можно добавить еще вот что. Термин «отношение» никоим образом не является однозначным. Отношением может быть названо как «слева» и «справа» или «сверху» и «снизу» и т. д., так и «быть-слева» и «быть-справа» или «быть-сверху» и «быть-снизу» и т. д. Но то и другое фундаментальным образом различны. Лишь последнее является положением дел, которое, конечно, нуждается в восполнении; первое же относится к нему, как красный цвет к бытию красным. Ни красный цвет, ни «слева» не может отрицаться или принимать модальности, но лишь бытие красным и бытие слева. В случае отношений определенного рода, такими как отношение сходства или присущности, это различие скрывается за двусмысленными именами «сходство» и «присущность». Сходство и присущность может в одном случае означать «быть-сходным» и «быть-присущим» [inh"arent-sein] (= быть свойственным [inh"arieren]); в этом смысле мы говорим о том, что сходство А и В может утверждаться или в него можно верить. Или же эти выражения могут означать то, посредством чего «бытие» в формулировке положения дел (которое, само собой разумеется, не следует путать с наличием положения дел [272] ) определяется в форму «бытие сходным» и «бытие присущим» [Inh"arentsein], то есть они могут означать «сходный» или «присущий». В этом смысле мы говорим о том, что А имеет некоторое сходство с В. Как предложение «А есть красное» мы можем модифицировать в предложение «А имеет красноту» [ «A hat R"ote»], причем краснота означает никак не бытие красным, но есть всего лишь субстантивация [прилагательного] «красное», точно так же и предложение «А сходно с В» мы можем модифицировать в предложение «А имеет некоторое сходство с В»; и здесь сходство не означает быть-сходным ["ahnlich-sein] – чтобы ни означало то, что А имеет сходство ["Ahnlichsein], – но является простой субстантивацией [прилагательного] «сходный».

272

Положение Амзендера: «любой позитивный объектив так-бытия есть отношение» (ibid., S. 75) не выдерживает, таким образом, критики. Но здесь следует сделать еще один шаг вперед. Дело не только в том, что имеют место «объективы так-бытия» (положения дел, имеющие форму b-бытие А), не являющиеся отношениями, но есть также положения дел, которые вместо двух или трех предметных членов могут иметь только один-единственный предметный член. В этом случае с первого взгляда ясно, что об отношении не может быть и речи; в то же время такого рода положения дел показывают, что сделанное Майнонгом подразделение положений дел на такие, которые имеют форму «А есть», и такие, которые имеют форму «А есть В» (ibid., S. 72), не является подлинным различением. Примерами здесь могут служить такие положения дел, как «быть-теплым», «быть-гладким» и т. п., которые никак не могут быть перетолкованы в «онтологические объективы» (существование теплоты) или в двучленные «объективы так-бытия» (бытие теплым какого-то предмета). В такого рода одночленные положения дел можно верить и их можно утверждать. Таким вот образом мы получаем суждения «тепло» [ «es ist warm»] и «гладко». На основании этого сразу разрешается старый и не раз обсуждавшийся вопрос о сущности безличных суждений. Развитие этой мысли мы оставим для одной из последующих работ.

Таким образом мы видим, что об отношениях можно говорить в двух смыслах. В одном смысле отношения суть в то же время положения дел, в другом смысле они ими никогда быть не могут. Мы не будем решать здесь, какой смысл более целесообразно оставить за этим выражени ем, [273] но хотели бы сделать вывод применительно к нашему рассуждению. Если мы понимаем отношения во втором смысле, то отношения никогда не могут стать предметом суждения, так как они никогда не являются положениями дел. В таком случае положения дел могут быть поделены на такие, в которых отношения содержатся в качестве предметных элементов – как, например, сходство А и В, – и такие, где это не так – как, например, бытие красным розы. [274]

273

Они столь фундаментально отличаются друг от друга, что определение, которое Амзендер («Beitr"age zur Grundlegung der Gegenstandstheorie» in den Untersuchungen zur Gegenstandstheorie usw., [Leipzig, 1904] S. 54f) и Майнонг ("Uber Annahmen, S. 61) дают объективу: то, «что есть бытие и имеет бытие», по нашему мнению, может лишь способствовать путанице. Впрочем, и не все положения дел могут быть естественным образом представлены как некое «бытие». Следует подумать о тех положениях дел, которые соответствуют суждениям «станцевали» или «мне зябко».

274

Амзендер предлагает называть отношения во втором смысле «релятами» (ibid., S. 72). Ср. также Husserl, ibid., S. 609; Meinong, ibid., S. 57f.

Теперь мы нашли средство, чтобы ответить на поставленный нами вначале вопрос. Мы исходили из позитивного убеждения, которое относится к чему-то негативному, и говорили о тех трудностях, которые здесь обнаруживаются. Такого рода трудности неизбежны для традиционной точки зрения, которая позволяет рассматривать отношения как интенциональные корреляты суждений. Такой взгляд мог быть столь широко распространен в области позитивного потому, что, с одной стороны, некоторые положения дел, действительно, могут рассматриваться как отношения и, с другой стороны, хотя истолкование остальных положений дел, таких как, например, бытие красным розы, в качестве отношений и является ошибочным, однако оно возможно, если нет тщательного анализа. Совершенно иначе все обстоит в случае негативного; здесь-то совершенно ясно, что, когда утверждается не-b-бытие А, суждение выносится не об отношении. Поэтому совершенно понятно, что рассудительные логики старались перевести отрицание из области предметного в «область сознания». Мы видели, что эта попытка терпит неудачу когда речь идет о позитивном убеждении в чем-то негативном. Для нас теперь несложно справиться с этой ситуацией. То негативное, к которому относится позитивное убеждение в не-b-бытии некоторого А, не представляет собой, конечно, ни предмета, ни отношения, но это – негативное положение дел. Негативные положения дел наличествуют точно в таком же смысле и точно с такой же объективностью, как и позитивные положения дел. Субъективирующее истолкование негативности здесь не только не необходимо, но и невозможно. Рядом с негативным убеждением в позитивном положении дел теперь с полным правом занимает место и позитивное убеждение в негативном положении дел; и то, и другое может быть названо негативным суждением. [275]

275

Если в логике последовательно проводить различие между суждением и положением дел, подвергаемым суждению, то едва ли возникнет необходимость в классификации суждений в соответствии с особенностями положений дел.

Негативное убеждение в позитивном положении дел и позитивное убеждение в негативном положении дел, согласно приведенным выше рассуждениям, полностью скоординированы с позитивным убеждением в позитивном положении дел. Но если мы обратим внимание на те обстоятельства, при которых они возникают, то в случае негативных суждений того и другого рода обнаружатся некоторые примечательные особенности, отличающие их от позитивного положения дел. До сих пор мы лишь мимоходом затрагивали эти отношения – теперь мы должны осветить их несколько более подробно. Позитивные положения дел могут быть, как мы однажды выразились выше, «считаны». Например, над чувственным восприятием некоторой вещи надстраивается познание относящегося к нему положения дел и позитивное убеждение в нем. Негативное положение дел никогда не может быть считано описанным образом, и так не может возникнуть негативное убеждение. Рассмотрим сперва негативное убеждение.

Негативное убеждение, как мы ранее уже заметили, имеет своей психологической предпосылкой интеллектуальную позицию, или установку, [intellektuelle Stellungnahme] по отношению к положению дел, с которым оно сопрягается, – независимо от того, заключается ли эта установка в позитивном убеждении, в предположении, в вопросе или чем-то подобном. Находясь в этой установке, мы сталкиваемся с положением дел, которое противоречит первому положению дел. Познавая его и одновременно постигая его противоречие с первым положением дел, мы видим это первое положение дел совершенно новым образом, для которого у нас нет подходящего выражения и на которое мы можем сперва лишь указать. Второе положение дел, которое познается, противостоит нам таким образом, который можно охарактеризовать как его очевидность. В ходе познания это положение дел становится для нас очевидным. [276] Если же мы познаем то противоречие, в котором первое положение дел находится ко второму, то это второе положение дел приобретает такой облик, который мы, пожалуй, могли бы наиболее понятным образом обозначить как негативную очевидность. Только на основании этой негативной очевидности в нас возникает соответствующее негативное убеждение.

276

Под очевидностью мы понимаем здесь не только идеальный случай абсолютной самоданности, но любую данность положения дел в акте познания.

Давайте продумаем один пример. Осматривая окружающий нас мир, мы можем, конечно, прийти к позитивному убеждению в том, что некоторый предмет является красным, но мы никогда не приходим к негативному убеждению, что он желтый. Предпосылкой этого последнего убеждения является то, что я каким-то образом – вопрошая, сомневаясь и т. п. – обращаю внимание на это положение дел. Что же происходит, когда мы из такой установки внимания переходим к заключительному убеждению? Мы оказываемся перед фактическим составом в существующем мире и познаем, что предмет является красным. Поскольку вместе с тем это положение дел позитивным образом очевидно для нас, мы постигаем то противоречие [Widerstreit], в котором по отношению к этому обратившему на себя наше внимание положению дел находится положение дел бытие желтым этого предмета, – и в то же время это последнее приобретает тот особый облик, который мы – чтобы каким-то образом зафиксировать это терминологически – назвали негативной очевидностью. Только в этот момент в нас возникает неверие в это положение дел.