Антология реалистической феноменологии

§ 3. Социальные акты

Из бесконечной сферы возможных переживаний мы выделим один определенный вид: переживания, которые принадлежат не только Я, но в которых Я обнаруживается в качестве деятельного. Мы обращаемся к какой-то вещи, мы формулируем намерение; это суть переживания, которые составляют противоположность не только тем случаям, где нам навязывается какое-либо препятствие или боль, но и тем, в которых нельзя говорить о пассивности Я в собственном смысле: когда мы веселы или печальны, когда мы чем-то воодушевлены или возмущены, когда у нас есть желание или намерение и мы несем его в себе. Эти переживания мы будем называть спонтанными актами; спонтанность должна означать при этом внутреннее деяние субъекта. Было бы совершенно ошибочно выделять эти переживания на основании их интенциональности. Интенциональным является и сожаление, которое во мне нарастает, ненависть, которая во мне возникает, поскольку и то, и другое сопрягается с чем-то предметным. Но спонтанные акты наряду с своей интенциональностью обнаруживают еще и свою спонтанность, и она такова, что в ней Я обнаруживается как феноменальный зачинщик этого акта. Спонтанность следует отличать также от активности во всех ее возможных значениях. Так, возмущение, которое исходит от меня, я могу назвать активным в противоположность печали, которая меня охватывает или неожиданно настигает меня. Или же я называю активным обладание намерением, поскольку я есмь тот, кто является носителем намерения. Однако от обладания намерением – будь оно актуально или неактуально – мы отличаем формулирование [Fassen] намерения, – от того, что находится в определенном состоянии, мы отличаем точечное переживание, которое ему предшествует или может предшествовать; и здесь в акте формулирования намерения, у нас есть то, что мы имели в виду: деяние Я и вместе с тем – спонтанный акт. Примеры таких спонтанных актов сразу в изобилии являются перед нами: принятие решения, предпочтение чего-то, прощение, похвала, порицание, утверждение, вопрошание, распоряжение и т. д. Если присмотреться к этим случаям поближе, то сразу бросается в глаза существенное различие; это различие важно для нас здесь.

Акт принятия решения есть акт внутренний. Он осуществляется без оглашения и не нуждается в том, чтобы быть оглашенным. Конечно, это решение может выражаться в мимике или в жестах; я могут также изъявить [kundgeben] его во вне, сообщить его другим, – если я того захочу. Но, разумеется, этому акту как таковому это не присуще, не является для него необходимым. Он вполне может протекать чисто внутренним образом, он может спокойно пребывать в самом себе, не получая внешнего выражения [eine "Ausserung] в каком бы то ни было смысле. Сразу можно видеть, что в случае некоторых других спонтанных актов дело обстоит иначе. Распоряжение или просьба и т. п., очевидно, не могут осуществляться чисто внутренним образом.

Рассмотрим несколько ближе один из таких своеобразных актов. Отдание распоряжения есть, несомненно, спонтанный акт, поскольку он представляет собой деяние субъекта. Но в отличие от других спонтанных актов, таких как обращение внимания или формулирование намерения, наряду с субъектом, осуществляющим акт, предполагается и второй субъект, к которому своеобразным образом относится этот акт, осуществляемый первым субъектом.

Есть переживания, в которых субъект, который осуществляет акт, и субъект, к которому этот акт относится, могут быть идентичны: есть обращение внимания на себя, есть ненависть к самому себе, любовь к самому себе и т. п. Для других переживаний, напротив, существенен другой субъект отношения; назовем их переживаниями, направленными на другое лицо [fremdpersonale Erlebnisse]. Я не могу завидовать сам себе, не могу сам себя прощать и т. п. Сразу ясно, что акт распоряжения следует характеризовать как акт, направленный на другое лицо. [306] Но это еще не исчерпывает его своеобразия. Сразу обращает на себя внимание, что он отличается в существенном пункте от иных актов, требующих другого лица, например от прощения. Он не только имеет необходимое отношение к другому субъекту, но он также обращается к нему.

306

Себе самому я могу дать распоряжение только в силу того, что я противопоставляю себе свое Я [Selbst] как нечто иное и квази-другое. Любовь к самому себе, напротив, не требует такой искусственности.

Как формулирование намерения, так и акт, который, прощая, обращается к другому лицу, может протекать чисто внутренне, без изъявления во вне. Напротив, распоряжение – в своем обращении к другому – объявляется, оно проникает в другого, для него существенна направленность на то, чтобы ему внял [vernommen] другой. Мы никогда не станем считать распоряжение отданным, если мы определенно знаем, что субъект, к которому мы обращаемся с распоряжением, не способен его усвоить [innezuwerden]. Распоряжение по своей сущности нуждается в том, чтобы ему вняли. Бывает, правда, так, что распоряжения отдаются, но им не внимают. В таком случае они не выполняют своей задачи. Они подобны брошенному копью, которое падает, не достигнув своей цели.

Спонтанные и нуждающиеся в том, чтобы им вняли, акты мы назовем социальными актами. Уже на примере прощения мы видели, что не все акты, направленные на другое лицо, нуждаются в том, чтобы им вняли. Позднее мы увидим, что не все акты, нуждающиеся в том, чтобы им вняли, направлены на другое лицо. Понятие социального акта определяется нами единственно из потребности в том, чтобы ему вняли.

Следует остерегаться искажения этой новой ситуации путем привнесения привычных представлений. Распоряжение не является ни чисто внешним поступком, ни чисто внутренним переживанием, ни изъявляющим выражением такого переживания. Последнее предположение напрашивается, пожалуй, в наибольшей степени. Но легко видеть, что в случае распоряжения нет совершенно никакого переживания, которое здесь выражается, или даже, пожалуй, могло бы выражаться; и далее, что в случае распоряжения нет ничего, что действительно могло бы схватываться как чистое изъявление внутреннего переживания. Отдание распоряжения есть, скорее, переживание особого рода, деяние субъекта, для которого, наряду с его спонтанностью, его интенциональностью и направленностью на другое лицо, существенна потребность в том, чтобы ему вняли. То, что излагается здесь относительно распоряжения, относится также к просьбе, увещеванию, вопрошанию, сообщению, ответствованию и еще многому другому. Все это суть социальные акты, которые тот, кто их осуществляет, в ходе самого осуществления направляет другому лицу, чтобы закрепиться в его душе.

Функция изъявления [Kundgabefunktion] социальных актов не могла бы выполняться среди людей, если бы эти акты не обнаруживались каким-то образом в явлении. Подобно всем иным переживаниям другого лица, социальные акты также могут постигаться только через физическое; они нуждаются во внешней стороне, если они предназначены для того, чтобы им вняли. Переживания, для которых несущественно обращение во вне, могут протекать, не обнаруживаясь каким бы то ни было образом в явлениях. Социальные акты, напротив, имеют внешнюю и внутреннюю сторону, подобно тому как есть душа и тело. Тело социальных актов может варьироваться в широких пределах, хотя душа их остается одной и той же. Распоряжение может проявляться в мимике, в жестах, в словах. Выражение социальных актов нельзя путать с той непроизвольной манерой, в которой различные внутренние переживания – стыд, или гнев, или любовь – могут отражаться во вне. Эта манера имеет, скорее, совершенно произвольную природу и – всякий раз в зависимости от способности понимания адресата – может выбираться с величайшей рассудительностью и осмотрительностью. С другой стороны, выражение социальных актов нельзя смешивать с констатацией переживаний, которые имеют место в настоящий момент или только что имели место. Если я говорю: «Я боюсь» или «я не хочу этого делать», – то здесь мы имеем обнаруживающую ссылку на переживания, которые могли бы протекать и без такой ссылки. Социальный акт, который каким-то образом осуществляется среди людей, напротив, не разделяется на самостоятельное осуществление акта и случайную констатацию, но образует внутреннее единство из произвольного [внутреннего] осуществления и произвольного выражения. Переживание невозможно здесь без выражения. Это выражение, в свою очередь, не есть нечто, присоединяющееся случайно, но оно стоит на службе социального акта и является необходимым для выполнения его изъявляющей функции. Конечно, в случае социальных актов также есть случайные констатации: «Я только что отдал распоряжение». Однако в таком случае эти констатации относятся к социальному акту в целом, вместе с его внешней стороной, которую ни в коем случае нельзя путать с констатацией самих социальных актов.

В этих рассуждения нельзя упускать одного важного пункта. Обращение к другому субъекту, потребность в том, чтобы ему вняли, абсолютно существенна для любого социального акта. Проявление этого акта внешним образом требуется только потому и только там, где субъекты, среди которых осуществляются социальные акты, могут постигать психические переживания лишь на физическом основании. Если мы представим себе сообщество существ, которые в состоянии воспринимать переживания друг друга прямо и непосредственно, то мы должны будем признать, что в таком сообществе вполне могут иметь место социальные акты, которые имеют только душу, но не обладают никаким телом. Поэтому мы, люди, в действительности отказываемся от внешнего проявления наших социальных актов, как только мы допускаем, что существо, к которому мы их обращаем, может прямо постигать наши переживания. Можно вспомнить о безмолвной молитве, обращенной к Богу и изъявляющейся ему, которая, согласно этому, должна рассматриваться как чисто душевный социальный акт.

Мы приступаем к более обстоятельному анализу отдельных социальных актов. Рассмотрим сперва сообщение. Я могу быть убежден в некотором положении дел, и это убеждение может быть заключено во мне. Этому убеждению я могу также дать выражение в утверждении. Но и здесь мы все еще не имеем сообщения. Я могу высказать это утверждение для себя, без какого бы то ни было другого лица, к которому оно могло бы быть обращено. Однако для сообщения это обращение является имманентным. В его сущности заключено – обращаться к другому и изъявлять ему свое содержание. Если оно направлено к человеку, то оно должно обнаружиться в явлении, чтобы адресат имел возможность усвоить его содержание. Вместе с этим усвоением цель сообщения достигнута. Тот ряд, который открывается вместе с развертыванием социального акта, в таком случае уже завершен.

В случае других социальных актов ситуация является несколько более сложной. Остановимся сперва на просьбе и распоряжении. Это довольно близкие друг другу акты; их родство отражается в значительном сходстве их внешних проявлений. Одни и те же слова могут быть выражением как распоряжения, так и просьбы; лишь в характере произнесения, в ударении, в интенсивности и сходных факторах, с трудом поддающихся фиксации, проступает различие. Распоряжение и просьба имеют содержание – так же, как и сообщение. Но в то время как в случае этого последнего адресату, как правило, должно быть изъявлено только содержание, а не сообщение как таковое, в первом случае распоряжение и просьба должны быть схвачены как таковые. И только вместе с этим усвоением открытый ряд достигает своего предварительного завершения. Мы имеем здесь социальные акты, которые – в противоположность сообщению – по своей сущности нацелены на соответствующие [korrespondierende] или, лучше сказать, ответствующие [respondierende] действия, даже если эти действия в действительности и не будут иметь место. Каждое распоряжение и каждая просьба нацеливаются на указанный в них образ действий адресата. Только реализация этого образа действий однозначно замыкает тот круг, который был открыт этим социальным актом.

Вопрошание также является социальным актом, который требует ответствующего деяния, правда, не внешнего действия, но также социального акта, «ответа» в узком смысле. В ответе мы имеем социальный акт, который не требует никакого последующего деяния, но всегда предполагает таковой – то есть некоторый социальный акт. Поэтому мы различаем простые социальные акты, затем социальные акты, которые предполагают другие социальные акты и, наконец, социальные акты, которые нацелены на последующие социальные акты или иные действия.

Социальные акты мы строжайшим образом отделили от всех переживаний, которые лишены функции изъявления. Сейчас мы констатировали примечательный факт, что все социальные акты предполагают такого рода внутренние переживания. Каждый социальный акт сообразно сущностному закону имеет свое основание во внутреннем переживании определенного вида, интенциональное содержание которого тождественно интенциональному содержанию социального акта или же связано с ним определенным образом. Сообщение предполагает убеждение в содержании сообщения. Вопрошание по своей сущности исключает такого рода убеждение и требует неопределенности в отношении своего содержания. В случае просьбы предпосылкой является желание того, чтобы то, о чем просят, произошло, точнее, чтобы оно произошло благодаря тому, к кому обращена просьба. Распоряжение имеет своим фундаментом не только желание, но и воление того, чтобы адресат выполнил то, относительно чего дается распоряжение, и т. д. [307]

307

Если мы противопоставляем таким образом желание и волю, то при этом, разумеется, предполагается определенное значение этих столь многозначных терминов.