Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Внезапно Плетнев выхватил из рук полковника ружье, прицелился в Мерзляева и спустил курок. Грохнул выстрел, но Мерзляев остался невредим. Плетнев рванул ружье у стоявшего рядом гусара и пальнул еще раз.

– Стреляй! Стреляй, дубина! – заорал в отчаянии Мерзляев. – Все стреляйте, олухи! Патроны-то холостые… А вы поверили… Да разве я имею право – без суда и следствия? Это ж не казнь была, а так… Я думал попугать!

– Ах зверь! Холостые?! – Лицо Плетнева исказила гримаса ненависти. – Да я тебя… сейчас.

Он побежал на Мерзляева со штыком наперевес. Жандармы набросились на корнета, началась свалка.

Мерзляев не обращал на это никакого внимания. Он положил мертвое тело на траву, поднялся с колен и пошел прочь…

– Боже! Какая жуть! Темные люди! В какое время я живу?.. За что, Господи?.. Как же я Насте объясню?.. Нет, нет! К черту! Все бессмыслица! Да будет ли когда-нибудь на этой земле порядок? Что же у нас все кровью-то кончается?

Штабс-капитан шел полем, не разбирая дороги, и размазывал по лицу слезы…

А когда зарю сыграли, Бабы слезы утирали, И, в котомки взяв харчи, Уходили трубачи! Ту-ру-рум! Ту-ру-рум! Ту-ру-рум!

Так оно и было на самом деле. Гусарский полк покидал гостеприимный Губернск. Перед полком шагал военный оркестр, наяривая залихватский марш. Впереди полка на лихом коне гарцевал бравый старый полковник. За ним, под звонкий цокот, прошли ослепительные майоры, волшебные штабс-капитаны, неотразимые поручики, восхитительные корнеты.

Город провожал своих любимцев. На балконах, в распахнутых окнах домов, в оживленной толпе были видны печальные лица женщин и повеселевшие физиономии их мужей.

Несмотря на бравурную музыку, было грустно, как и положено при разлуке. Гусары посылали воздушные поцелуи своим избранницам, избранницы украдкой утирали слезы, навеки запоминая «виновников милых проказ». Шум, возгласы, прощальные крики, цокот копыт – полк продолжал свой победный уход из покоренного города. Вдруг случилось непредвиденное: прямо перед носом колонны через улицу, усыпанную цветами, перебежала отвратительная драная черная кошка…

Оркестр встал как вкопанный. Музыка сбилась и смолкла. Полк замер. Толпа затаила дыхание.

На мужественном лице полковника мелькнуло сомнение, но, вместо того чтобы привычно скомандовать: «За мной, ребята!» – он опустил голову, повернул коня и повел полк в боковую улицу.

Голос за кадром:

«На этом, собственно говоря, и закончилось наше повествование, но было бы просто бесчеловечно перед зрителем не рассказать о том, что случилось с героями в дальнейшем…

Поскольку создатели фильма не знают, что с ними стало, а очевидцев, как вы понимаете, не сохранилось, у нас нет иного выхода, как предоставить слово самим героям».

Лица героев появляются перед нами, сменяя друг друга, а сзади, за ними, видится полк, покидающий город, полевая дорога, по которой рысью скачут всадники.

Настя (говорит в микрофон). Я вышла замуж за Плетнева, оставила сцену. Когда муж подал в отставку, мы поселились в Плетневке, маленьком имении, доставшемся Алексею по наследству. У нас трое детей. Девочка и два мальчика. Старшего назвали Афанасием, в честь папеньки…

Полковник Покровский (в микрофон). Служил честно. Пулям не кланялся. Начальству тоже. Поэтому в генералы не вышел. Зато сделал истинную карьеру для военного: в Крымскую кампанию пал в бою за Отечество…

Плетнев. За нападение на жандармов был сослан на Кавказ. Воевал. Дважды ранен. В деревне с тоски начал читать. Оказалось – увлекательное занятие. Путешествовал по заграницам… В Италии попал в заваруху. Примкнул к гарибальдийцам… В схватке погиб. Итальянцы меня уважали, похоронили около Рима с большими почестями.

Мерзляев. Вся эта малоприятная история получила в Петербурге огласку. Было высказано даже высочайшее недовольство… А дальше… как-то сама собой из моей старинной дворянской фамилии Мерзляев вдруг исчезла буква «л»… Так что я сам и потомки мои стали именоваться с народе Мерзя… я… (Всплакнул.)Увольте, не могу произнести!

Артюхов (глядя в объектив). После того как уволился из агентов, кем я только не был… Приказчиком, лакеем… Купил игорный дом, разбогател. Но как-то в стужу… и выпил-то немного… а вот уснул возле дверей собственного дома и замерз… Нет, ребята, народ верно говорит: пить вредно…

Черная кошка. После того как я перебежала дорогу полку, за мной в городе организовали форменную охоту. В меня даже стреляли! Можно подумать, что все неприятности в жизни происходят из-за нас… Какое суеверие! Темнота!!!

В клубах дорожной пыли уже была едва различима колонна всадников, а за нею на автомобиле уезжала киногруппа, снимающая конец фильма.

Киноповести

Киноповести

Тот самый Мюнхгаузен

Часть первая

Сначала был туман. Потом он рассеялся, и стала видна группа охотников в одеждах XVIII века. (Впрочем, охотники всегда одевались примерно одинаково.) Их недоуменные взгляды были устремлены на высокого человека с веселыми глазами, в парике, с дымящейся трубкой в зубах. Он только что произнес нечто такое, от чего потрясенные охотники замерли с открытыми ртами.

Заметим, что люди часто слушали этого человека с открытыми от удивления ртами, ибо звали рассказчика барон Мюнхгаузен. Полное имя – барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен.

Мы застали его в тот момент, когда знаменитый рассказчик наслаждался паузой.

Потом его рука неторопливо потянулась к большому блюду с огненно-красной вишней, и, изящно выплюнув косточку, он изрек первую фразу:

– Но это еще не все!

– Не все? – изумился один из охотников.

– Не все, – подтвердил Мюнхгаузен. – Мы выстояли и ударили с фланга. Я повел отряд драгун через трясину, но мой конь оступился, и мы стали тонуть. Зеленая мерзкая жижа подступала к самому подбородку. Положение было отчаянным. Надо было выбирать одно из двух: погибнуть или спастись.

– И что же вы выбрали? – спросил один из самых любопытных охотников.

– Я решил спастись! – сказал Мюнхгаузен. Раздался всеобщий вздох облегчения. – Но как? Ни веревки! Ни шеста! Ничего! И тут меня осенило. – Мюнхгаузен хлопнул себя ладонью по лбу. – Голова! Голова-то всегда под рукой, господа! Я схватил себя за волосы и потянул что есть силы. Рука у меня, слава богу, сильная, голова, слава богу, мыслящая… Одним словом, я рванул так, что вытянул себя из болота вместе с конем.

Снова наступило молчание.