Анжелика Монсорье

С улицы в домик пытались пробраться звери, вот только…

— Твои четвероногие тебе не помогут, им не прорваться, — довольно сообщил Тревор.

И я поняла — не врет. Я в отчаянии дернулась на столе, но невидимые путы держали крепко.

— Отпустите меня, а? — предложила я.

— Ну что ты, страшно и больно будет только в начале, — ласково оскалилась принцесса.

Тревор же молча разрезал мой корсет, так чтобы живот был полностью оголен.

— Изабелл, ты хоть понимаешь, что за все придется отвечать? И уже не в Дарлимеи, а перед высшим правителем, — тихо поинтересовалась я.

Изабелл слишком привыкла к тому, что из любой передряги ее вытаскивает отец. Привыкла к безнаказанности и своему статусу. Только вот и на нее управа найдется, всему приходит конец, пусть и не сразу.

— А с чего ты решила, что он узнает? — хмыкнула Изабелл, делая надрез на своей ладони.

— Дай-ка подумать…Может, потому что я наследница рода Монсорье? И моя смерть или исчезновение не оставит равнодушной мою семью? Как ты там говорила, высший правитель заинтересован в моей кандидатуре? Не уверена, что он стал бы тратить свое время, если бы не был заинтересован во мне, а раз так, все, что случится со мной, будет расследовано лично им.

— Ты не умрешь, ты ведь уже все поняла, — приближаясь ко мне, ответила она.

— Ты же убить меня хотела, что изменилось? — я пыталась потянуть время, прежде чем маг перейдет непосредственно к заклинанию.

— Этот план изначально был провален, ты нужна мне живой. Я больше чем уверена, что правитель выберет тебя. Тут ты верно сказала, его интерес нельзя оставить без внимания. Значит, дадим ему то, что он хочет. Пусть и немного в потрепанном виде.

Принцесса склонилась надо мной и рукой, на которой был порез, коснулась моего живота, размазывая по телу свою кровь.

— Готово, — отступая на шаг, сказала Изабелл.

— Встань в ногах, — приказал ей Тревор.

Принцесса молча подчинилась, а маг стал нараспев читать слова заклинания.

Мгновение, свет в доме погас. Свечи, что стояли на полу, медленно, по одной зажглись. Меня бросило в жар, по телу пошли судороги, я уже не могла повернуть ни рукой, ни ногой, даже голова, будто прибита гвоздями была. Только потолок и тени, все, что я теперь видела.

Одно дело знать в теории ритуал «полного подчинения», и совершенно другое испытывать его на практике.

Дилай Ассиор, учитель по темному искусству, уделил целый семестр запрещенным ритуалам. И самым отвратительным являлся именно ритуал «полного подчинения». Он не настолько кровавый, как многие другие, но его действие во сто крат хуже.

Я помню, как он описывал мучения выбранной жертвы. Тысячи острых игл впивается в тело, жар нарастает с каждой секундой, и нет никакой возможности пошевелится. Только кричать, от боли и безысходности. Проходить раз за разом все убыстряющую темп агонию. Пока из сердца не потянутся нити, напитанные кровью жертвы. Они соединят каждую свечу и кровь, будущего хозяина, постепенно перерастая в тринадцатую свечу.

Человек, который подвергся этому ритуалу, навсегда лишается своей воли. Это послушный раб, своего господина, марионетка, которая уже никогда не вырвется из паутины подчинения.

Раньше, «полное подчинение» использовали на очень сильных магах, ведь дар, после ритуала, сохраняется. И таких марионеток желали получить многие, в том числе и императоры. Но отличились именно люди, у императора Арриаза, деда Теодора, было восемь(!) таких марионеток, пока высший правитель собственноручно их не уничтожил и не ввел запрет. Тогда прокатилась целая волна по всем странам, уничтожая послушных кукол, потому что вернуть их в прежнее состояние, не мог никто.

Но это еще не все, во время ритуала, именно кровь жертвы питает свечи, нити, не только соединяют их между собой, но и постоянно выкачивают кровь из тела. Многие после такого не выжили, умирая прямо во время ритуала.

— Изабелл, — хрипло позвала я, — остановись.

Маг запнулся на полуслове, меня же бросило в холодный пот.

Тревор продолжил свои песнопения.

— Лика, мне нужна власть над всем миром, и мой ключ — это ты. И отказываться, я не собираюсь.

Тревор перешел на шепот, за окном что-то громыхнуло, и в комнату ворвался свежий ветер.

Мне не было видно, но я уверена, что открылось окно за моей головой.

— Думаешь, правитель не догадается, что перед ним кукла? — подавляя крик, спросила я.

Но тут же не выдержала и заорала. У меня было чувство, будто в сердце вставили нож и медленно его поворачивали.

— Когда он докопается до истины, будет слишком поздно, — чуть ли не плюясь, ответила принцесса.

— Я бы на это не рассчитывал, — холодно произнес чей-то голос со стороны окна.

— Ваше Высочество? — проблеял Тревор.

— Маршен? — пискнула принцесса.

Кто-кто? Я попыталась повернуть голову, но все равно, кроме потолка ничего не увидела. Но самое отвратительное было то, что вместе с остановкой заклинания, точнее без его чтения, мое тело остановилось ровно на том же. То есть я до сих пор чувствовала нож в сердце, только поворачивающий рукоятку, сделал паузу.

Мне не было видно, что происходит, только на потолке вдруг появилась огромная тень, которая позже переросла в две фигуры. Очень смутно в них угадывались очертания принца и принцессы.

Когда на мой живот легла ледяная рука, я поняла, что сделал принц.

Как никак, Маршен, стихийник, он тоже учился в Школе Стихийников, только на несколько лет старше меня. Вполне закономерно, что ему прекрасно знакомо условие разрыва ритуала. Руку своей сестры, все еще не заживленную от пореза, он и приложил к моему телу. Если бы Тревор не был удивлен его появлением, сомневаюсь, что у принца это вышло.

Но с прикосновением Изабелл, невидимый нож в сердце исчез. Тысячи судорог вновь пронзили тело, только теперь я выгибалась на столе, не сдерживая ни стонов, ни криков.

Что там в это время делал маг и принц, меня не интересовало. Я плохо переношу боль, особенно такой силы. Но даже понимая, что отключившись мне будет легче, удерживала сознание. Да, Маршен разорвал связь, но что будет, если Тревор попробует дать отпор принцу? И его высочество проиграет? Что помешает Изабелл начать все сначала?

Правильно, ничего.

Свернувшись клубочком на столе, уговаривала сердце биться ровнее, а глаза открыться. Но ничего не получалось. Я не была готова к таким мучениям: меня скручивало, выворачивало, сжимало как пружину, и медленно вытягивало обратно. Я могла только скулить и глотать кровь из разбитых губ.