Апокалипсис: недетская сказка о конце света

Глава XIII. Никто не забыт, ничто не забыто

***

Время словно замедлилось в сотни тысяч раз, и события прежней жизни разноцветной вереницей призрачных образов пронеслись у Кебехсенуфхотепа перед глазами.

Он не выбирал себе такую судьбу.

Его родители умерли рано, оставив его на попечение жрецов и вельмож.

Его старшие братья, которые могли бы стать правителями, загадочным образом один за другим безвременно покинули земную обитель.

С детства вокруг него толпились докучливые придворные, пытавшиеся манипулировать им, плетя паутины интриг друг против друга.

Как было бы хорошо сесть в лодку и уплыть куда глаза глядят, думалось ему иногда, но он тут же гнал эти непозволительные мысли прочь, ведь сами боги назначили ему такую участь, и он был не вправе лишить подданных и вверенную ему страну своей божественной защиты.

Но просто пойти погулять ему никто не мог запретить.

Поэтому после очередного приёма нескончаемого потока всевозможных страждущих просителей и обделённых обвинителей, молящих о справедливости или ещё каких-нибудь божественных благах, Кебехсенуфхотеп украдкой ускользнул от назойливых придворных, докучливых жрецов и прочих надоевших вельмож и, переодевшись простолюдином, незаметно покинул дворец.

Ему хотелось увидеть город настоящим, без прикрас. Побродить в одиночестве по улицам без того, чтобы кто-то поминутно целовал песок у него под ногами, воздевал руки и многословно громогласно возвещал о несказанной милости снизошедшего божества.

Он беспрепятственно миновал людную площадь. Обошёл величественный богато украшенный храм, где ещё вчера участвовал в пышной праздничной процессии, совершая древний обряд. Прошёл через шумные рыночные ряды, где сновали туда-сюда толпы гомонящих людей.

Кебехсенуфхотеп быстро утомился от многолюдства и жары, поэтому решил отдохнуть в тени дерев возле реки.

Спустившись на берег под раскидистые ветви сикомор, он увидел девушку в необычном узорчатом платье, сидевшую у самой воды. Она глядела вдаль, всхлипывая, и, казалось, не замечала его. Даже когда он подошел к ней совсем близко, она не шелохнулась. В её глазах стояли слёзы.

— Почему ты плачешь? — спросил он.

Незнакомка быстро отёрла глаза рукой и, не поворачиваясь к нему, глухо молвила:

— Я ненавижу себя и хочу умереть [78].

Фараон опешил.

— Как ты можешь так говорить! Побойся богов!

Она мрачно усмехнулась:

— Это девиз моей жизни.

— Неужели всё так плохо? — участливо спросил он.

— Да нет, наверное, — неопределённо пожала плечами странная собеседница.

— Но что случилось?

Та недоверчиво поглядела на него:

— А почему ты спрашиваешь?

— А почему ты отвечаешь вопросом на вопрос?

— А почему бы и нет?

— Вдруг я могу помочь?

Она покачала головой с печальной усмешкой:

— Ха! Помочь… Скажешь тоже… — и, тяжело вздохнув, начала свой рассказ: — Как ты, наверное, заметил, я не отсюда. Моя семья приехала в эту страну в поисках лучшей жизни, когда я была ещё маленькой. Мои родители — потомственные целители, и они хотели, чтобы я продолжала заниматься ремеслом наших предков, хотя здесь с медицинским обучением не всё так просто… Но, как бы то ни было, я всё-таки стала учиться врачеванию, да вот только моя душа никогда не лежала к этой профессии… Я словно теряю себя, пытаясь заниматься не своим делом, да и никому не могу принести пользу, как бы усердно я ни старалась. И я чувствую себя… ужасно.

— А что бы ты хотела делать? — спросил фараон, проникшийся к ней странной симпатией.

Оттого ли, что тяготившие её переживания были знакомы ему не понаслышке?

Глаза собеседницы, всё ещё влажные от слёз, взволнованно заблестели.

— Путешествовать! Или рисовать… Или изучать всякие интересные штуки… Ну, древнюю историю, например. Вот бы отправиться туда — к затерянной средь морских волн Атлантиде, или в загадочную северную страну, мифическую Гиперборею… Вот бы можно было просто сбежать отсюда… А лучше всего… насовсем, — и она посмотрела куда-то наверх.

— То есть?

— Я так люблю смотреть на звёзды и представлять себе, что лечу среди них в бесконечности… Впрочем, в вашей стране к этому иначе относятся… Извини, если мои слова оскорбят твои религиозные чувства или что-нибудь в этом роде… Но как было бы хорошо построить такую лодку, чтобы уплыть на ней в самые небеса!

Кебехсенуфхотеп только и мог, что смотреть на странную собеседницу, разинув рот, а та продолжала:

— Вот я и сидела тут, глядя на реку и думая утопиться, но потом увидела прекрасную лодку, стремительно и величественно плывущую по волнам куда-то в неизвестную даль, словно солнечная барка… А потом пришёл ты…

Она улыбнулась, на этот раз совсем просто и по-доброму.

Что-то по-детски беспомощное было в этой улыбке, и фараон взял её за руку, вздрогнувшую было от неожиданности, но так и оставшуюся в его ладони.

— Пожалуйста, только не надо топиться, — тихо сказал он.

Девушка взглянула ему прямо в глаза и отчего-то рассмеялась.

— Я так редко разговариваю с людьми… Конечно, если не считать вечно недовольных наставников и жалобно причитающих больных… Посидишь со мной ещё? Ой, — она вдруг всплеснула руками, — прости мои манеры! Я так была поглощена своими глупыми мыслями вслух, что даже не спросила, как тебя зовут!

Кебехсенуфхотеп замялся. Он не решался назваться, боясь испугать собеседницу, но и обманывать её не хотел.

Вдруг из-за деревьев выбежали люди в богатых одеждах и леопардовых шкурах.

— Да как вы… меня нашли, — с досадой пробормотал фараон себе под нос.

— О владыка! — они разом повалились наземь и поползли к нему на коленях. — Мы думали, что потеряли тебя!

Незнакомка в недоумении оглядывалась то на странных вельмож, то на собеседника, как вдруг на неё откуда ни возьмись накинулись стражники.

— Нет! Оставьте её! — не терпящим возражений тоном сказал Кебехсенуфхотеп, изменившийся в лице.

Те послушно отступили и тоже пали ниц.

Ошеломленная девушка с круглыми от изумления глазами, не зная, куда деть себя от смущения, бормоча извинения и неуклюже кланяясь, резко развернулась и кинулась бежать со всех ног, как испуганная лань, пока остальные не успели опомниться.

А потом Кебехсенуфхотеп вернулся во дворец, и жизнь потекла своим чередом. Но незадачливая целительница не выходила у него из головы, и однажды он приказал разыскать её и привести к себе.