Апокалипсис Томаса

— Что должно произойти, произойдет, — повторил я его слова, — обязательно произойдет. Назовем это судьбой.

Забрав сына из устоявшейся истории в прошлом и перенеся его вне времени в настоящее, Константин Клойс создал парадокс. Я многое узнал о временных парадоксах из книг и фильмов, но с таким столкнулся впервые. И если думать об этом слишком много, разум может завязаться гордиевым узлом, который можно только разрубить, но никак не распутать…

— Они отнесли тело моей матери в подвал под мавзолеем, чтобы он мог взглянуть на него, если возникало такое желание, по причинам, которые мог объяснить только его извращенный мозг. Семпитерно и Лоулэм — на самом деле их зовут Карло Лука и Джеймс Дурбан — вместе с Чианем работали всю ночь, оттащили жеребца с лужайки и вырыли ему могилу на лугу…

…Вновь принявшись пилить браслет, я спросил:

— А твое тело? Я хочу сказать… тело другого Тимоти?

— Пуля прошла навылет. Не представлялось возможным определить, из какого оружия меня застрелили. Поэтому они втиснули тело в нишу для ног перед передним сиденьем автомобиля моей матери. Гленда уехала далеко на юг по Прибрежной автостраде и припарковала автомобиль в каком-то пустынном месте. Водительское сиденье они измазали кровью моей матери, пол тоже, и оставили автомобиль с широко раскрытыми дверцами…

— Неудачная попытка похищения?

— Да, они хотели, чтобы копы остановились на этой версии.

— Плохиши увезли с собой твою мать, но она умерла до того, как преступники успели потребовать выкуп.

— Что-то в этом роде.

— И копы на это клюнули?

— Мой отец был уважаемым человеком. А кроме того, кого-то можно было купить тогда, как можно купить и сейчас. Он знал, кого, и знал, как.

— Это же тянуло на сенсацию.

— Не обязательно. Ему принадлежали многие газеты. Редакторов он держал в узде. И у него хватало компромата на конкурентов, чтобы охладить их пыл. Политических врагов, как некогда у Уильяма Херста, у него не было, и когда он, отойдя от дел, уехал в Роузленд, чтобы скорбеть о понесенной утрате, его оставили в покое.

— Твой пепел… пепел останков другого Тимоти в урне, которая стоит в мавзолее?

— Да.

— А чей пепел в ее урне?

— Она пустая. Официально ее тело так и не нашли. Так что ее захоронение чисто символическое. Разумеется, нет пепла и в урне моего отца.

Ножовка распилила последнее звено, и браслет-транспондер распался, соскользнув с запястья.

— Долгие годы меня держали под замком, практически на поводке, пока научно-технический прогресс не привел к созданию таких вот браслетов.

Я положил ножовку на пол и поднялся.

Встал и Тимоти.

— Я мертвый. Но при этом и живой. Нить моей жизни оборвалась в ту ночь, и, однако, я здесь. Мой разум развивался, становился более зрелым, но физически я не меняюсь. Я прожил отрочество и взрослую жизнь только по книгам, но вне чтения она обрывается на девяти годах. Я вечный мальчик, и уже прожил мальчиком дольше, чем могу это вынести.

Глава 42

Всего этого мне хватило с лихвой. Смерти. Безумия. Сюрпризов, которые преподносят не на вечеринке. Странностей. Роузленда. Даже если бы они превратили это местечко в отель и кормили завтраком, я бы больше не приехал сюда ни за какие коврижки.

Мы с Тимоти осторожно вышли в южный коридор второго этажа. В доме стояла такая тишина, что я мог бы задаться вопросом, а не оглох ли я, если б не бурчание желудка, упрекающего меня в том, что я без должного уважения отнесся к кишу и творожному пирогу шефа Шилшома, съев всего по одному куску.

По словам Тимоти, фантастически бесшумная машинерия Николы Теслы не только управляла временем, но использовала термодинамические эффекты, вызываемые этим управлением, благодаря чему обеспечивала все энергетические потребности поместья. По существу эта удивительная машина обладала всеми признаками вечного двигателя, и, соответственно, не загрязняла окружающую среду. К единственному побочному эффекту следовало отнести появление свиноприматов, жаждущих убить всех, кто попадался им на пути.

Опять же, согласно Тимоти, обычно проходило несколько лет между периодами, когда эта фантастическая машина Николы Теслы по каким-то непонятным причинам засасывала в настоящее фрагменты будущего. Впрочем, иногда такое случалось и чаще. Мне просто «повезло», что я оказался здесь в один из таких периодов. Несомненно, впечатления у меня остались более яркие, чем, скажем, от пребывания в Вермонте в тот период, когда деревья одеваются в осенние наряды.

До того, как гости из отвратительного будущего Кенни Маунтбаттена продолжали рыскать по Роузленду, до того, как Клойс и его команда подняли бы стальные пластины, из особняка мы могли выйти только одним путем — тем самым, по которому я в него и проник.

И я не сомневался, что, найдя Викторию за большим бойлером, они все в праведном негодовании рванут наверх, чтобы добраться до некоего повара блюд быстрого приготовления и убить его. Нам требовалось проскочить мимо них в облицованный медью тоннель, ведущий в мавзолей.

Мне не нравилась широкая парадная лестница. Мне не нравилась открытая со всех сторон бронзовая спиральная лестница в библиотеке. Мне не нравились обе служебные лестницы, потому что именно ими наверняка воспользовались бы обожающая плеваться Виктория Морс и ее друзья-извращенцы.

Единственное, что бы мне понравилось, так это перемещение по лучу, как в «Звездном треке», но такого крайне удобного способа путешествовать еще не изобрели. Держа пистолет в руке, я повел мальчика в дальний конец южного коридора, мимо входа на мезонин библиотеки, вдоль западного крыла к передней служебной лестнице.

Я не умею одновременно играть в баскетбол и жевать резинку или даже играть в баскетбол, не жуя резинку, но я быстро думаю на ходу. Должен, потому что в любой момент со мной может произойти черт знает что. И у меня выработалась привычка принимать решения в тот самый момент, когда уже надо что-то делать.

В отличие от меня Тимоти составил план. Обдумывал ситуацию долго и тщательно. Он хотел пробраться в хроноскаф, но попасть не в ночь своего убийства, а в 1915 год, до своего зачатия. Надеялся, что он перестанет существовать, попав в то время, когда его еще не было.

За долгие годы, когда волна отчаяния захлестывала его с головой, он подумывал о самоубийстве, но все-таки не пошел на такое, не верил, что отец позволит ему так легко уйти. Если Константин когда-то и любил своего сына, то многие десятилетия уже совсем не любил. Но старший Клойс ревностно относился к своему богатству, своим вещам, своим игрушкам и не допустил бы, чтобы у него что-то да забрали. Мальчика он, несомненно, полагал своей собственностью и наверняка попытался бы вновь вернуть Тимоти к жизни, возвратившись в момент, предшествующий самоубийству, и привезя в настоящее еще живого Тимоти. А потом они держали бы мальчика в ежовых рукавицах, усугубляя его и без того невыносимую жизнь.

Насчет этого у меня никаких сомнений не возникало. Но я не знал, что произойдет, если Тимоти перенесется во время, предшествующее его зачатию. Парадокс, который он представлял собой теперь, мог стать куда более сложным, если бы ему удалось осуществить свой план.

Кроме того, если судьба уготовила ему смерть в девять лет, в 1925 году, а жизнь вечным ребенком он полагал невыносимой, меня тревожило, что я помогу ему совершить самоубийство, воспользовавшись хроноскафом. Как знать, может, это тянуло на пассивное убийство. Я хотел дать ему надежду, свобода, по моему разумению, несла с собой надежду, а не смерть.