Апокалипсис в шляпе заместо кролика. Книга вторая

А этот Альберт, как можно было сразу догадаться, ничего для меня хорошего не приготовил, а он, без всякого с моей стороны согласия, и непонятно на каких, таких основаниях, собрался провести сканирование моей головы. С чем я категорически не согласен, хотя бы потому, что я в такого рода вопросах, касающихся моей головы, ещё даже мной мало изученной, крайне щепетилен и не доверчив к людям без соответствующей квалификации. А Альберт, как мне это известно, не имеет никакого отношения к медицине, и у него нет патента на оказание такого рода услуг, даже по пониженной таксе или вообще бесплатно. И тогда спрашивается, к чему всё это и к чему всё это может привести. Хотя отчасти я могу дать ответ на этот вопрос – к болевым ощущениям в моей голове.

Но Альберта, по всей моей слышимости, все эти ждущие мою голову последствия совершенно не волнуют, и он, как мне объёмно слышится, по причине нахождения на моей голове крышки сканера, собирается сейчас считать то, что находится в моей голове. – Посмотрим, – заявляет Альберт, – чем наполнены головы современных представителей творческой или какой его там прослойки молодёжи. Конечно, я понимаю, что я действую по старинке, обращаясь напрямую к голове, а не как вам привычней, к другому месту, каким вы садитесь на сканер и таким образом фиксируете себя, но у вас свои методы своего познания, а у меня свои. – На этом месте Альберт, к сглатыванию мною комка страха, сильней надавливает на крышку сканера и как мной понимается, запускает сканер. Ну а я ещё крепче обхватываю сканер и закрываю глаза, чтобы их не повредить от бьющего снизу яркого света.

И теперь я полностью оказываюсь во власти звуков заработавших под моей головой разного рода и видов механизмов, где мной угадывается побежавшая световая гашетка, которая, скорей всего и стоит за этим световым просвечиванием уложенного на стеклянную поверхность сканера оригинала, то есть моей головы, которая сейчас будет в доступных для света местах просвечена. Затем, как объяснял Альберт, полученная с помощью этого светового сигнала информация, будет преобразована в электрический импульс, который в свою очередь будет перенаправлен в считывающее Альбертом устройство – наверняка, на заранее им приготовленную флешку. После чего он у себя, в закрытом от чужих глаз кабинете, расшифрует эту конфиденциального характера информацию, о которой и я-то всё не знаю, и начнёт ею меня шантажировать.

– В вашей голове не обнаружено присутствие мозга, и я даже не знаю, о чём с вами и с вашим начальством после этого не обнаружения говорить. – Поймав меня в каком-нибудь тёмном переходе, обратится ко мне Альберт, глубокомысленным видом и со своим показным доразумением на лице, которое я должен на нём прочитать, если я окончательно не утратил способности самосохранения и рефлексы, для которых моя мозговая деятельность отчасти помеха. А вот мои рефлексы, даже я не ожидал такого, а Альберт и в помине, работают на отлично. И они на этот раз отреагировали безукоризненно (в первый раз, у сканера, они были застаны врасплох, а сейчас они, явно обладая мышечной памятью, уже знали, что ожидать от Альберта).

– Так и скажите, что теперь у руководства нет причин для отказа в моём повышении. Я полностью соответствую их представлению идеального работника. И к тому же очень близок к ним по умственному развитию. – В один свой ответ собью я всю спесь с Альберта, явно не рассчитывающего на такой результат своего теста. Хотя этот Альберт и ведёт себя так рассеянно и подчас неразумно, всё же он далеко не так прост, и он скорей всего, просчитает заранее такой вариант моего ответа. И тогда он обратится ко мне с другим предложением.

– В вашей голове мной было обнаружено странного характера неустройства, типа опухолей. – С загадочным видом обратится ко мне с этой страшной для меня новостью Альберт. Ну а я, узнав об этом смертельном диагнозе, буду готов на всё, чтобы продлить свою жизнь хотя бы на минуточку, или же решу тут же плюнуть на всё, и немедленно на ботинки Альберта, и заявить ему и на весь мир, что с этого момента меня ничего в этой жизни не волнует, и я пошёл её просаживать в ближайший бар.

А так как я к такому поворотному для себя событию не был подготовлен и только сейчас извещён, то Альберту теперь никуда не деться, когда я ему на ноги наступил, и заодно оттого, чтобы мне не отказать в денежной помощи на это крайне для меня необходимое дело. А если ты, Альберт, будешь демонстрировать на лице боль от своего непонимания моих насущных нужд, то я тебя, падла, прямо сейчас с лестницы сброшу, и мне ничего за это не будет – ведь для меня завтра уже нет, а все последствия моих действий, всегда живут в будущем, в этом уже несуществующим для меня и несущественном завтра.

Но видимо Альберт и этот вариант просчитал, и он решил так на свой счёт не рисковать, а прямо сейчас, после того как световая гашетка подо мной вернулась в начальное положение, озвучил часть полученной информации (она проявилась на выброшенном в лоток листе бумаги).

– Так, ну и что тут у нас. – До меня донёсся голос Альберта, как мной понялось, вынувшего из лотка этот информационный лист. Ну а я, боясь пропустить мимо себя хоть одно слово Альберта, не стал торопиться отрываться головой от сканера, на которую, как мне почувствовалось, перестало оказываться давление со стороны Альберта. И я, замерев в тревожном предощущении, – когда ставят диагноз, всегда жутко чувствуется, – принялся слушать.

И Альберт с первых своих слов напугал меня. – М-да. – Так это безнадёжно сказал Альберт, что меня в ногах подкосило, а я в лице взмок (хотя это было следствием теплопроводности стекла сканера). – И я, в общем-то, не удивлён. – А вот это следующее заявление Альберта, странно мне слышать, как надеюсь и для моих бывших товарищей. Хотя я от них уже всякого жду. Но сейчас меня не это больше всего волнует, а мне надо знать, чего там в моей голове и какие несоответствия здоровому организму и духу, выявил Альберт.

– Успех, успех и ещё раз успех. Что и говорить, мощно закодирован. – Озвучивает свой эпикриз Альберт. – И вот эта его настройка на одно, больше всего и пугает. А где значения сердца и хоть каких-то чувств, кроме этого самосовершенства. – Уже в лицо мне вопросил Альберт, в растерянности держа в своих руках лист бумаги, с отсканированным изображением моей головы. Я же резко выхватываю из его рук лист бумаги и, подведя его к себе, впиваюсь в него взглядом. Ну а там на меня смотрит тёмное пятно и как бы всё.

Я поднимаю голову, смотрю на Альберта, затем на своих так себе товарищей и требовательно задаю свой вопрос. – Это какая-то шутка или розыгрыш?!

– Никакой шутки, а тем более розыгрыша. – Даёт немедленный ответ Альберт.

– Тогда почему мне так это кажется, глядя на вот всё это. – Демонстрируя своё отсканированное изображение, обращаюсь ко всем я.

– Если вы что-то не понимаете, это ещё не значит, чтобы не принимать в серьёз то, что вы не понимаете. – Заявляет Альберт.

– Объясните. – Жёстко отвечаю я, начиная нервно накаляться из-за того, что был подвержен такому для себя унижению и не пойми за что. И, наверное, понимай я, за что и по какому случаю меня так прищучили крышкой сканера, я бы, скорей всего, также испытывал возмущение и даже желание помахать кулаки после драки, но всё же я бы знал за что и по какому поводу всё это случилось, и так сказать, на этот счёт был спокоен. И видимо, человеку отчего-то (не отчего-то, а из-за жажды справедливости) нужно знать информационную составляющую происходящего с ним, которая позволяет ему понять, что дальше делать и по какому пути в дальнейшем идти – смириться или мстить.

Ну а Альберт верен своей самоидентификации странного и труднопонимаемого человека, который даже при самой ясной погоде умеет напустить тумана и другой мысленного характера расплывчатости. – Чтобы прочитать тёмные области сознания человека, нужно обладать специальной квалификацией. И тут одних рентгенологических знаний просветов и затемнений будет недостаточно. Они только для определения опухолей годятся. – Заявляет Альберт, не без своей доли тщеславия, вирусом которой заражены практически все умы людей не без талантливых. И Альберт, как и другие носители в себе знакового таланта, в данном случае хитроумно использует эту свою характерную ему особенность, тщеславие (у него оно явно дикое и только отчасти прирученное).