Аполлон на миллион

— Создать агентство «Стрела Амура», снова пожениться… — начала загибать пальцы Ермакова.

Я почувствовала головокружение, с языка сорвалось:

— А может, не было никакого подельника? Может, выкуп забрали вы?

— Кто? — ужаснулась Маргарита.

— Вы, — повторила я. — Люба отправилась к бабушке, и вы, поняв, что дело на мази, предупредили об этом Прохора. А сами помчались в церковь. Спрятаться в темных развалинах не трудно. Девочка не осматривала здание, ей было страшно, она швырнула рюкзак и выбежала вон. Вы же подумали: миллион хорошая сумма. И убили…

— Федя, — пролепетала Ермакова, — ты слышишь, что она говорит?

Воротников укоризненно посмотрел на меня.

— Рита совершила много ошибок, расплата за них оказалась суровой, но она не лишала жизни ни дочь, ни Прохора. Марго такое никогда и в голову не могло прийти. Убить себе подобного способен лишь психически больной человек.

— Тогда откуда взялись деньги на агентство «Стрела Амура»? — остановила я любовника Ермаковой, одновременно подумав, что втягивать дочь в чудовищную аферу нормальная мать никогда не станет.

— В дело пошли средства, вырученные от продажи магазина детских товаров, — заявил Федор.

— Но их же не хватало, — напомнила я.

— Эвелина в долю вошла, — прошептала Рита. — У нас общее горе было — моих убили пятнадцатого мая, а у нее любимый от инфаркта рано утром шестнадцатого умер. Лина о нем мало рассказывала, потому что он состоял на секретной работе. В общем, ужасное совпадение. Мы обе в прострации были, потом Эви сказала: «Давай вылезать из пропасти. У меня есть драгоценности, остались от мамы, я их продам, ты свои деньги присоединишь, и откроем агентство». Подруга из обеспеченной семьи, ее родители были богатыми. Спросите Эвелину, она подтвердит. И посмотрите документы — мы совладелицы «Стрелы Амура».

Воротников обнял Риту.

— После убийства родных Марго жила одиноко, потом встретила меня. Она тогда находилась в плачевном состоянии — не могла спать, по ночам бродила по квартире, глотала антидепрессанты. Я быстро сообразил, что у нее стресс, начал задавать вопросы. Ритуля ссылалась на сложности в бизнесе, мол, народ сейчас меньше на свадьбы тратит. Я ей верил, но что-то подсказывало: полной правды о Маргоше я не знаю. Потом ей легче стало, она вроде успокоилась, выглядела счастливой. И вдруг — таблетки, больница… Сегодня утром Рита мне все выложила: «Ты был для меня спасательной шлюпкой, рядом с тобой я почти забыла о том, что натворила, надеялась на счастье. Но когда в агентстве появился Дегтярев, прошлое вновь перед глазами ожило. Прости, Федя, с такой ужасной бабой, как я, тебе лучше дел не иметь. Уходи». Но я никуда не уйду. Найму адвокатов, не дам Маргошу в тюрьму упечь. Она сама жертва. Да, Рита участвовала в обмане Надежды Васильевны, но идея аферы принадлежит не ей, мозговым центром операции был Прохор. Неужели вам не жаль Ритушу? Она же лишилась ребенка!

Мне не хотелось отвечать на вопрос Федора, поэтому я задала свой:

— Чего вы от меня-то ждете? Отпущения грехов? За этим надо идти в церковь.

— Передайте полковнику Дегтяреву наш разговор, уговорите его встретиться с Маргаритой и выслушать ее, но не в служебном кабинете, а на нейтральной территории, — попросил Воротников. — Скажите полковнику, что Ермакова искренне раскаивается в содеянном, понимает, что помешала полиции найти убийцу, ей следовало сразу признаться во всем. Ритуле сейчас очень плохо, она ведь пыталась совершить самоубийство.

— Ладно, — согласилась я, — но сначала пусть Марго ответит еще на кое-какие вопросы. Рита, помните, Прохор в офисе Бонч-Бруевич надавал вам пощечин?

Ермакова потупилась.

— Такое не забудешь.

Я продолжала:

— Вы потеряли самоконтроль, впали в истерику и сказали Екатерине, что знаете про девяносто четвертый год, армию, лебедя и если намекнете об этом Прохору, он из страха будет исполнять все ваши желания. О чем шла речь?

— Не знаю, — выдохнула Маргарита.

Я повернулась к Воротникову.

— Владелица «Мезона» прекрасно помнит слова своей сотрудницы, глупо отрицать, что Рита их произносила.

Ермакова чуть повысила голос:

— Не спорю, говорила это. Но я просто повторила чужие слова, не понимая, о чем речь.

— Объясните, — потребовала я.

Собеседница втянула ноги на диван.

— Очень холодно. Меня трясет.

Федор быстро поправил плед, Рита закуталась в него и завела рассказ.

…Примерно за неделю до того, как Маргарита застала Прохора и Лидию на семейной кровати, они с мужем пошли в торговый центр «Лада». Около него работал приют для бомжей, там бесплатная столовая и ночлежка. Его содержала богатая благотворительница, и Ермакова туда иногда отдавала старые вещи. В тот день как раз сложила пару спортивных костюмов, из которых Любочка выросла, и решила по дороге в магазин занести их в приют. Прохор остался снаружи, а Рита зашла в здание. Когда снова на улице оказалась, увидела, что муж разговаривает с каким-то потасканным субъектом на костылях. Заметив ее, Прохор сразу от маргинала отошел. Мужик тут же окликнул его:

— Эй, ты куда? А деньги?

Проша вдруг велел жене:

— Дай ему пять тысяч.

Ермакова разозлилась, крикнула попрошайке:

— Еще чего! Наглый ты тип! Работать надо, еще ведь не старик. Если сейчас милостыню получишь, сразу за водкой поскачешь или наркоту купишь. Не на добро деньги пойдут, знаю я таких, как ты.

Бродяга на Прохора пальцем показал и заржал:

— Завтра принесешь. Я тут каждый день стою. Имя мое не забыл? Витек я. Чего ногами к асфальту прикипел? Напомнить тебе про девяносто четвертый год, лебедя и армию? Ха! У меня голова хорошо работает, я ничего не забыл! Все рассказать могу!

Прохор застыл как вкопанный, а бомж давай ржать:

— Что? Обосрался? Думал, у меня маразм? Хрен тебе! Теперь будешь делать все, что я захочу. И денег припрешь, и ботинки мне почистишь. А то, выходит, я никто, а ты крутой бизнесмен на джипе? Баба-то твоя в курсе, с кем живет? Нет, пятью тыщами ты от меня не отделаешься, заплатишь, скока потребую, иначе… лебедь, армия, девяносто четвертый год.

Муж схватил Маргариту за руку и потащил прочь.

— Откуда ты этого маргинала знаешь? — удивилась она. — О чем он говорил?

— Какой-то сумасшедший, — ответил Прохор, — явный псих. Пожалел убогого, хотел ему немного деньжат дать, а в кармане налички нет. Но ты права, такому помогать не стоит.

Марго поняла: супруг чего-то недоговаривает. К тому же до этого дня она ни разу не видела, чтобы Проша милостыню подавал. Наоборот, к нищим с презрением относился, говорил: «Сами виноваты, что на улице живут». С чего тогда требовал инвалиду аж пять тысяч вручить? И Прохор явно напоминания маргинала про девяносто четвертый год, армию и лебедя испугался. Когда ее к магазину тащил, рука у него ледяная была и тряслась. Едва они в молл вошли, Прохор в кофейню помчался, а жену в супермаркет отправил, приказал купить коньяк. Она принесла бутылку, он влил в кофе спиртное и выпил. А ведь никогда так раньше не делал. По магазинам супруги не пробежались — у Прохора голова заболела, сказал, что домой хочет. Через полчаса, когда его наконец колотить перестало, он потащил Риту к выходу. Но не к тому, который рядом с приютом, а к боковому. А там сунул ей в руку ключи от джипа и велел подогнать его к дверям, а сам сесть за руль отказался. Марго видела: перепугался ее благоверный до ужаса…

— Когда Проша мне на глазах у Бонч-Бруевич затрещину отвесил, я оторопела, — продолжала Марго. — Ну никак не ожидала от него рукоприкладства. Владелица агентства живо его прогнала, а мне обидно стало. Сижу, реву, Екатерина утешать принялась. А у меня характер дурацкий — терпеть не могу, когда жалеют, не хочу казаться несчастненькой, это унизительно. Катя же возьми да и скажи: «Ритуля, не переживай, еще встретится в твоей жизни мужчина, который не обижать, а любить тебя будет». Я ощутила себя собачонкой, которую пнули. Вот я и закричала: «Ну уж нет! Без мужиков обойдусь, не нужна мне ничья любовь. Сама за себя постою, сама всего добьюсь. Прошка еще приползет к моему порогу на коленях в слезах, попросит кусок хлеба, а я ему — фигу в нос. Я и сейчас могу ему про девяносто четвертый год, армию и лебедя напомнить, станет тогда он мне на задних лапках служить».